Влюбляясь в Бентли (ЛП). Страница 33

Ямочки должны сопровождаться предупреждением: «Опасно! Могут сбить ваш мир с оси, классифицируются как оружие, действуйте осторожно».

Колтон не замечает ничего вокруг, пишет смс на своем мобильном телефоне. Слава богу. Одного непокорного мужчины достаточно для любой девушки.

— С тебя хватит, — говорю я Стерлингу. Он наклоняется вперед, сокращая расстояние между нами настолько, насколько позволяет стол. Его глаза блестят от подавленного смеха.

— Я думал, мы уже обсудили, куда направлять свои придирки.

— Я просто пытаюсь спасти тебя от позора.

— Меня не нужно спасать, Виктория. — Стерлинг опускает глаза к своей тарелке и поднимает салфетку, лежащую на ней, — чудесное оригами Сесили. В уголках его глаз образуются морщинки, когда он улыбается, демонстрируя ямочки в полную силу. Мой живот наполняется бабочками.

— Это должен быть чертов лебедь? — бормочет он своему брату, засовывая сложенную салфетку в поле зрения Сойера. Стерлинг качает головой, забавляясь. Стерлинг направляет то, что должно быть клювом птицы, на щеку Сойера, издавая звук «кар, кар».

— Чувак, убери это дерьмо от моего лица, — огрызается Сойер, выходя из зоны досягаемости и отбивая руку Стерлинга.

— Вороны каркают, а не лебеди, — поправляю я, изо всех сил стараясь не улыбнуться.

— Кто сказал? Ты теперь птичья полиция? — Стерлинг балансирует лебедем на льняной скатерти, внимательно рассматривая его на уровне глаз. Он клонит клюв вниз, а затем вверх.

— Вот, так-то лучше… лебедь с поведением. — Я хихикаю, прежде чем успеваю остановить смех, и серые глаза поднимаются на меня. Он подталкивает брата локтем и просит передать ему снова вино. Сойер делает это так, как будто это автоматическая реакция. Моя мать прочищает горло.

— Мы должны поесть?

— Я знаю, что голоден, — отвечает Сойер, уже беря в руки свою тарелку.

Да. Пожалуйста. Давайте есть, пока это не превратилось в званый ужин из ада. Мой отец нарезает жаркое. Салат «Цезарь» передают по кругу. Столовое серебро стучит о тарелки.

— Как насчет тебя? Планируешь ли ты уехать учиться в колледж после окончания школы? — спрашивает меня дядя Бентли.

— Он подглядывает, — поддразнивает Сойер, выглядя забавным под длинными ресницами. — Он надеется, что ты уедешь, чтобы этот придурок решил вернуться с нами в Лос-Анджелес. Ты понимаешь, что ты — единственная причина, по которой он остается? Это делает тебя проблемой.

Колтон запихивает свой мобильный телефон в карман.

— Эй! Она не единственная причина. Мне здесь нравится. Я прожил здесь всю свою жизнь, просто потому что мои родители… — Челюсть Колтона напрягается, мускулы прыгают под поверхностью. — Неужели вы все не можете дать мне передышку? Время, чтобы переварить все, что произошло за последние сорок восемь часов? Разве я прошу слишком многого?

— Хорошая попытка уклониться от правды. — Сойер пожимает плечами, запихивая в рот полную ложку салата.

— Какова правда? — спросил Колтон.

— То, что ты выпоротый.

— Мне нравится проводить время со своей девушкой, ну и что! Это не делает меня выпоротым.

Тут вклинивается моя мама.

— Виктория поступила в несколько престижных колледжей. В принципе, она может выбирать. После колледжа она отправится в медицинскую школу. Я думаю, что отношения Колтона и Виктории достаточно сильны, чтобы преодолеть эту разлуку. У них одни и те же цели. Одинаковое стремление.

Моя рука немеет, и я роняю вилку, звук ее звона о фарфор привлекает внимание Стерлинга. Я поднимаю вилку, делая вид, что ничего не произошло.

Я смотрю на маму, как на сумасшедшую. Не понимаю, откуда у моей матери все это. У нее что, нет глаз? Неужели она не видит, что у меня проблемы с рукой? Моя хромота? Неужели она не видит, что эта ее безумная мечта превратить меня в того, кем я не являюсь, никогда не сработает? Моя мать живет в отрицании. Я не уверена, что она может посмотреть правде в глаза. Иногда мне кажется, что моя мама — слабая.

— Так ты хочешь стать врачом, как твоя мама? Для этого нужно… сколько лет нужно? — Дядя Бентли поднимает бровь, выглядя очень похожим на своих сыновей, неубежденным.

— Я не хочу… — начинаю я.

— Четыре года колледжа, четыре года медицинской школы, а после этого она станет ординатором, а это еще четыре года.

Дядя Бентли складывает руки на широкой груди, откидывается в кресле и смотрит на меня неодобрительным взглядом.

— Значит, минимум двенадцать лет? — спросил он меня.

— Да. Двенадцать лет. — Моя мама кивает, откусывая небольшой кусочек жаркого. — Считая колледж.

Я думаю, он понял, мама.

Он выдыхает длинный вздох.

— Как, черт возьми, у тебя тогда будет время на парня? Ты будешь очень занятой девушкой, слишком занятой, чтобы играть в домик с моим племянником.

— Я на самом деле не хочу… — начинаю я снова, но никто не дает мне договорить. Моя мама перебивает.

— Это будет хорошо для их отношений. Укрепит их связь. Отсутствие заставляет сердце становиться тверже, так ведь говорят. Они оба знают, как важно сделать карьеру, прежде чем заводить семью. — Она протягивает бокал с вином, как будто произносит тост, улыбаясь нам с Колтоном: «За идеальную пару; всегда цените друг друга».

— И все же это будет трудно, — упорствует дядя Бентли. Мой отец прочищает горло, вытирает рот салфеткой и кладет руку моей матери на стол.

— Дорогая, почему бы нам не позволить Тори самой отвечать на свои вопросы?

— Мой отец изо всех сил пытается донести до тебя, что твоя девушка вот-вот бросит твою задницу, — говорит Сойер Колтону через стол. — Ты можешь сдаться прямо сейчас. Этот человек неумолим. Ставлю сто баксов на то, что к концу следующей недели ты будешь работать на моего отца в Лос-Анджелесе.

— А я ставлю сто баксов на то, что к концу следующей недели ты будешь качать бензин, — ответил Колтон.

— Нет ничего плохого в том, чтобы пройти путь с самого низа, — признается дядя Бентли. — Я сам начинал с перекачки бензина, когда был молодым. Тяжелая работа заставила меня добиваться того, чего я хотел — никогда ни перед кем не отчитываться.

Алло?! Я вообще сижу за этим чертовым столом? Я хочу размахивать руками в воздухе, пока меня не увидят и не услышат, объявляя тайм-аут для всех, но вместо этого я прошу Стерлинга передать бутылку вина. Наконец-то я поняла. Почему он всегда пьян.

Стул моего отца скребет по полу, когда он отталкивается от стола и выходит из комнаты. Все молчат. Я думаю, они предполагают, что его что-то разозлило, и он ушел. Если бы они знали моего отца, то знали бы, что у этого человека высокая терпимость к дерьму.

— Я не собираюсь работать на своего отца, — бормочет Сойер Колтону. — Я бы спрыгнул с моста, прежде чем качать бензин.

— Знаю, где находится очень высокий мост. — Стерлинг опрокидывает свой бокал с вином, его горло работает, чтобы высосать то, что осталось в бокале.

— Ты и твой лебедь — симпатичная пара, — отвечает Сойер, самодовольно ухмыляясь в сторону брата.

Стерлинг почесал средним пальцем свою небритую челюсть, направив его на Сойера.

Я рада, что у меня нет братьев. Мои плечи наконец-то расслабляются, когда я чувствую, что этот ужин из преисподней, к счастью, близится к концу. Стерлинг, похоже, не может сосредоточиться, его движения вялые, но, по крайней мере, он хоть что-то съел, запивая все съеденное вином. Возможно, это поможет ему продержаться до отъезда Бентли. Протянув руку, я подношу к губам свой бокал с вином и замираю от голоса отца.

— Представляешь, моя дочь вырезает это, — говорит он, стоя рядом с креслом дяди Бентли и улыбаясь, как гордый папа, когда передает ему Орла. — Довольно талантливо, не правда ли.

Папа, неееет! Почему? Зачем ты это делаешь? Мой взгляд падает на маму: ее щеки покраснели, и мне кажется, что я буквально вижу пар, поднимающийся от ее макушки. Не совсем так. Но я могу представить, какие ругательства полетели бы в его адрес, если бы она не проглотила их вместе с вином. Она слишком сильно ставит бокал на стол, кончики ее наманикюренных ногтей постукивают по хрусталю.