Фокус (СИ). Страница 47

А через несколько секунд оторопь проходит, потому что мне нравится вкус соли этого поцелуя, и нравится, что выдумщица продолжает плакать, но теперь уже как будто от радости. Что там говорят, что когда людям хорошо, они плачут обильнее, чем когда им действительно очень плохо?

— Ого, — только и могу сказать я, когда Йори отстраняется и разглядывает мое лицо с выразительным любопытством. Неосознанно «смахиваю» с него все возможные надписи, провожу ладонью по щекам. Обычно в такие моменты приходит мысль, что пора бы бриться или заскочить к ребятам в барбершоп, но, как говорится, не в этот раз. — Моя холостячность сейчас ощутимо сжалась.

Обычно она всегда начинает извиняться, когда получает какой-то не тот ответ, который ожидает. Сразу сыпет бесконечными «прости, Андрей», «я не хотела тебя обидеть, Андрей», «мне жаль» и все в таком духе. И даже сейчас собирается это сделать, но… молчит. Просто улыбается и молчит.

— Кто-то стала смелая? — Меня тянет вперед, к ней. Опуститься на колени, прижать к краю ванной, поймать в клетку рук, чтобы не думала ускользнуть. — Кто-то хочет повоевать?

— Хочу, — отзывается с дерзким вызовом. — Почему бы не попробовать?

— И как ты будешь выбивать из меня холостячность, можно узнать?

— Если я скажу, это будет разглашение боевой стратегии в условиях военного времени.

— Тогда придется пытать несговорчивую женщину. — В моей голове уже целый список способов, которыми я заставлю ее кричать, умолять и просить еще. Один, если мы закроемся в ванной, как раз можно устроить.

— Я все убрала, — откуда-то из-за моей спины бубнит Соня, и мы с выдумщицей отстраняемся друг от друга.

— Так, женщины, вам обеим нужно умыться, — пытаюсь изображать строгого мужика.

К моему огромному удивлению они почти синхронно подходят к раковине.

Похоже, самое время подумать об обороне, потому что часть моей армии вот-вот перебежит в лагерь противника.

Глава сорок третья: Йори

Если раньше мою жизнь можно было сравнить с раритетным паровозом, который потихоньку едет проверенным безопасным маршрутом, то за последние дни она превратилась в скоростной экспресс, который летит без остановок, и я с трудом успеваю разглядывать стремительно меняющийся пейзаж и предупреждающие красные знаки. Как будто жизнь еще пытается напомнить, что я слишком круто и быстро пытаюсь изменить привычный безопасный уклад и если не приторможу — вагон, в котором я оказалась добровольным пассажиром, просто сорвется на следующем крутом повороте, и я уже ничего не смогу сделать.

Кажется, только вчера я вышла из поезда, только вот-вот снова встретила мужчину, с которым успела попрощаться, а сегодня он говорит:

— Мне нужно уехать на пару дней, Йори.

И мое сердце обрывается, как будто он сказал, что собирается на фронт и вряд ли вернется живым.

— Уехать? — переспрашиваю я, пытаясь сдержать дрожь в голосе. — По работе?

— Конечно, по работе. — Он недовольно ерошит ладонью волосы и бросает взгляд в сторону детской площадки, на которой Сова как раз оседлала игрушечную лошадь и пытается взять главный приз за родео. — Ненавижу, когда все внезапно валится на голову, и я ни хрена не успею подготовиться.

Понимаю, что речь идет о Соне: она до сих пор очень категорично относится к посторонним женщинам, и Андрей тоже не избавился от отвращения к приходящим няням.

— Если ты мне доверяешь… — Никогда не думала, что будет так тяжело предложить свою помощь. С чего вдруг я вообще решила, что намного лучше няни из агентства? Только потому, что у нас на носу брак для отвода глаз, и мы пару раз занимались сексом, не занимаясь им в буквальном смысле? — Можешь оставить Соню со мной. Мы справимся.

Звучит неоправданно оптимистично, потому что мы только-только перестали смотреть друг на друга, как на заклятых врагов, а после тех хоровых слез все снова вернулось на свои места. Разве что теперь малышка не смотрит на меня, как на приставучее насекомое.

— Ты правда сможешь? — Андрей выглядит так, будто с него свалилась тяжелая бетонная плита. — Я имею ввиду, сможешь побыть с Совой и присмотреть за квартирой?

— Вообще-то я думала, что мы сможем пожить у меня — бабушка не будет против, — неуверенно отвечаю я, но теперь эта мысль уже не кажется правильной. Оставленная на чужого человека, да еще и в чужом доме, Соня снова испугается.

— Это не очень хорошая идея, Йори. Чем тебя не устраивает моя квартира?

— Она меня всем устраивает, просто думала…

— Я хочу, чтобы вы с Совой остались у меня, — перебивает Андрей. — Съезди к бабушке, возьми вещи на пару дней и приезжай. — Он смотрит на часы и снова хмурится. — У меня еще часа три времени. Успеешь?

Я успеваю за два часа, но уже в метро вспоминаю, что не взяла целую кучу повседневных мелочей, вроде зубной щетки и женских принадлежностей. Потому что думаю только о том, как проживу эти два дня. И не превратятся ли они в катастрофу.

— Заходи, я переживал, что ты снова заблудилась. — Мой невозможный мужчина затаскивает меня через порог, и я с ужасом смотрю на спортивную сумку у его ног. — Йори, пожалуйста, не делай такое лицо, будто провожаешь меня на фронт.

Я честно пытаюсь улыбнуться, напустить беззаботный вид, но становится только хуже, потому что вот сейчас он рядом — и я могу до него дотронуться, даже обнять и почувствовать запах в ямке у основания шеи, а через несколько минут он выйдет за дверь — и я останусь совсем одна, испуганная и с такой же перепуганной малышкой на руках.

— И еще, выдумщица.

— Ох, не нравится мне это вступление. — Нервно смеюсь я.

— Завтра приезжает брат со своей женой, от вокзала доберутся сами, но тебе придется побыть гостеприимной хозяйкой… жена.

Он нарочно называет меня так, я слышу вызов и насмешку над моим обещанием устроить ему войну. И что-то во мне охотно откликается на брошенную перчатку. Наверное, те мои черти, которые послушны желаниям этого мужчины, как дрессированные котята.

Я вплотную подвигаюсь к нему, опускаю взгляд на губы, наслаждаюсь видом языка, которым он слизывает усмешку с нижней губы. Так хочу поцелуя, что от потребности кружится голова.

— Я сделаю так, что тебе будет хотеться вернуться ко мне, — говорю шепотом, севшим от волнения голосом.

Непросто сказать мужчине все, что я бы хотела с ним сделать, и все, что бы хотела взамен получить от него. Непросто подобрать для этого слова, потому что некоторые вещи нужно говорить прямо, даже если это будет грубо и пошло. Но я хочу, чтобы он вышел в эту дверь, уже скучая и желая меня до одури.

— Скажи мне, выдумщица, как ты это сделаешь, — подыгрывает он. — И без ванили, маленькая. Я не хочу в своей постели стесняшку, а ты может быть плохой — я видел. — Он проводит костяшками пальцев по моей щеке и вдруг резко заводит ладонь мне на затылок, сжимает волосы в кулаке, чуть оттягивая назад, заставляя послушно смотреть ему в глаза. — Я весь внимание, Йори.

Наверное, если бы для занятий сексом одними словами и прикосновениями существовало определение, оно бы точно описало то, что происходит в эту секунду. Мы полностью одеты, даже в обуви, но я чувствую себя голой и плотно перемотанной кислотной предупреждающей лентой, на которой большими буквами написано: «Я тебя хочу!»

— Снова стесняешься? — Он разглядывает вену у меня на шее, немного щурится и прижимается к ней широко распахнутым ртом. Осторожно прикусывает, чтобы не осталось следа. — Я до сих пор помню твой язык в моей сперме, маленькая. Не говори мне, что ты не хочешь… повторить.

— Хочу, очень хочу…

— Как же ты будешь меня ждать, чтобы мне хотелось вернуться?

— Абсолютно… мокрая. — Это самое «ванильное» на что способен мой мозг.

— Так трудно сказать, что хочешь трахаться, как ненормальная, да? — Снова глаза в глаза, и хватка в волосах становится сильнее, пока в голове хриплый голос поет: «Ведь я любимец твоих дьяволов…» — Сказать, что хочешь меня глубоко в свой рот? Хочешь быть послушной и жадной до всего, что я тебе дам?