Под лавиной чувств. Страница 7

Смотрю на руки, расправляя стерильные перчатки на пальцах. И только тогда вижу его. Здорового, как медведь, мужика лет сорока с бандитской мордой и шрамом на пол-лица, которому я… От воспоминаний о той ночи мороз по коже. А слюна в горле встает комком снега с ледяной коркой, что корябает его и никак не может провалиться дальше.

Нет-нет-нет! Именно так хочется громко кричать, но слова застревают в горле.

От захлестнувшей меня паники начинаю часто-часто моргать. И также часто дышать, создавая под маской парниковый эффект. В ту ночь я тоже была в маске. Только бы он меня не узнал! Он же размажет меня по стенке, привяжет к креслу и мои же сверла вкрутит мне под ногти. А потом шприцом тыкать по всему лицу начнет.

Вот это фантазия у меня разыгралась!

Как он мне тогда орал? “Зашибу”?

Черт! В моем кабинете нет ни тревожной кнопки, ни огнетушителя, чтобы треснуть ему в попытке самообороны. Ни-че-го, кроме стоматологического оборудования, которое на фоне его габаритов кажется игрушечным.

Духи медицины, если вы существуете, то явите мне свое чудо прямо сейчас – и принесите мне любого другого человека в кресло! Срочно! Любого! Хоть с полным ртом гнилушек, хоть самого истеричного ребенка в паре с неадекватным родителем, но только не его! Я вообще детский стоматолог, так зачем я согласилась принять “друга” владельца клиники, оставшись внеурочно?!

Здороваюсь, не глядя на пациента, который огромной фигурой поглощает мой просторный кабинет так, что в нем становится слишком тесно, слишком душно. Даже запасы кислорода размазываются по стенам и мне становится катастрофически нечем дышать.

Жестом показываю ему садиться в кресло, а медсестре – подготовить его к осмотру. Беру медицинскую карту. По самую переносицу натягиваю маску. Глаза на этот раз косить нет смысла. Что за наваждение сталкиваться с этим мужиком в самых неожиданных местах? Жду, пока его удобно разместят в кресле, наденут защитный нагрудник.

– Дарья Олеговна, я уже в перчатках. Откройте немного окно. Какие жалобы, эммм, Захар Владимирович? – читаю его имя в карте.

Сразу обращаю внимание и на фамилию – Шишкин. Она ему не подходит. А вот Тюремников, Быдлов, Медведев – в самый раз. – Замечаю, что на месте работы – прочерк. Профессии “бандюган” официально в нашей стране нет. У меня почему-то нет сомнений, что он из мира криминала. Внешний вид кричит об этом: острые черты лица, прямой взгляд, шрам под глазом и “боксерский” нос – их я узнаю сразу, потому что с детства с боксерами одну грушу молотила, только мне, в отличие от пацанов, нос не разбивали, и все мои хрящи на месте. Пока. На этой мысли нервно глотаю скопившуюся во рту слюну. Выдает причастность к бандитам и манера держать себя: Шишкин даже в мой кабинет зашел практически с ноги: уверенно, резко, по-хозяйски.

– Давно не был у стоматолога. Одна зубная фея шепнула, что пора. И вот я здесь.

Знал бы он, что его зубная фея во всех смыслах этого слова сейчас перед ним.

– Откройте рот, – включаю лампу, беру стоматологическое зеркало, зонд и встаю к нему ближе.

Вместо того, чтобы подчиниться моей команде, этот здоровяк еще сильнее сжимает челюсти и сужает глаза, всматриваясь в мои. А потом распахивает их, словно расслабляется, но рот так и не открывает. Мысль “неужели узнает?” проталкивается сквозь жернова новых для меня ощущений: я откровенно засматриваюсь его глазами. Они у него необыкновенные. Темно-карие с янтарными отблесками и черным ободком вокруг радужки. Они обжигают огнем. Диким. Безжалостным. Неконтролируемым. На несколько секунд я даже теряюсь в его глазах, застыв с инструментом в руках. Но беру себя в руки, включаю привычную профессиональную холодность.

– Я говорю, что делать. Вы – исполняете. Времени на уговоры у меня нет. Откройте. Рот. Сейчас.

В его глазах вспыхивает хитринка, интерес и что-то еще. Подчинение? Точно, нет. Уголки его рта слегка дергаются в улыбке. Он приоткрывает губы, но лишь для того, чтобы задать дурацкий вопрос:

– Любите доминировать?

Переключаю внутреннюю скорость на еще более строгую Варвару Борисовну, которой не до флирта и светских бесед с пациентами, тем более с этим наглецом.

– Люблю свою работу, но вас я принимаю во внеурочное время. Чем раньше начнем, тем раньше закончим. Разговариваю здесь я. Вы – открываете рот и внимательно слушаете мои команды.

– Команды? Как собака?

Я слышу смешок за спиной и удивленно оборачиваюсь. Даша. Я и забыла о ней. Она ждет данные осмотра, чтобы вписать их в карту пациента. Я действительно использую грубое слово “команды”, но что-то происходит с моим мозгом: он отказывается найти в словарном запасе подходящий синоним.

– Команды. Как пациент, – слегка смягчаю тон, чтобы у него не появилось желание со мной конкурировать за власть. В этом кабинете главная я. От этого зависит весь процесс лечения.

Захар Владимирович, наконец-то, открывает рот. Я наклоняюсь к нему и чувствую, как он замирает. Даже задерживает дыхание. Похоже, мужик боится. Впервые за свою карьеру я этому радуюсь. Мне приятно, что даже у такого грозного неандертальца, который мне угрожал, есть страхи.

– Дышите. Я не кусаюсь. Пока, – решаю добавить важное замечание.

Он глубоко вздыхает и… берет меня за руку, отводя ее от своего лица. Я вздрагиваю и смотрю на него, теряя дар речи. Так, он уже в который раз вводит меня в замешательство, посягая на мою императивную роль врача.

– Варвара Борисовна, – мое имя его голосом звучит непозволительно интимно, от этого хриплого шепота ритм сердца подозрительно ускоряется и мне это не нравится, – я забыл как дышать, клянусь. Это все вы и ваши глаза.

– И что же не так с моими глазами? – холодно чеканю каждое слово, приправляя их резкостью и раздражением, не даю ему ответить: – Захар Владимирович, последнее китайское предупреждение: мы или начинаем работать, или вы встаете и записываетесь к другому доктору. Буду с вами откровенна. Без обид, но лучше вам выбрать второе.

Отодвигаюсь от него, отцепляя его руку со своей. Хмурюсь. И пытаюсь унять разбушевавшийся сердечный ритм. От напряжения со всей силы сдавливаю инструменты. Кладу их в металлический лоток и меняю перчатку с ладони, которой касалась руки пациента. У меня пунктик на стерильности.

Вопросительно смотрю на непослушного клиента. Он улыбается с закрытым ртом и покачивает головой из стороны в сторону в знак отказа от моего предложения.

– Варвара Борисовна, одна просьба, – выдает он, как только я опять приближаюсь к его лицу. – Будьте со мной нежны. С детства боюсь стоматологов. Приятного мало в ваших процедурах.

– Самое приятное в наших процедурах для пациентов, это когда они заканчиваются. Я буду нежной, обещаю.

Для меня это большая смелость, когда взрослый мужчина признается в своих слабостях. Еще и девушке. Я это уважаю. На сей раз он послушно открывает рот, и я вижу результаты своего удара. У него отломана нижняя часть переднего зуба.

– Где обломок? Когда вам выбили зуб? – спрашиваю, будто не знаю: прошло около трех суток с момента моего выпада и, если бы он сразу пришел в клинику, при условиях здорового корня, я бы сделала реплантацию.

– Три дня назад выбили. Вот он, – Захар Владимирович достает вторую руку из-под фартука, разжимает кулак и подает мне маленькую пластиковую баночку.

– Что это? – в контейнере из-под линз я вижу его зуб в какой-то жидкости.

– Когда у меня случилось это… происшествие, я дозвонился до Глеба. Он сказал срочно поместить кусок зуба в физраствор и ждать, когда вы сможете взять меня. Сам он был занят. Еще он сказал, что только вы осмелитесь взяться за такую работу. Никому другому он меня не доверил бы. Но так как вы принципиально не отменяете и не переносите клиентов, даже если вас просит сам владелец клиники, мне пришлось вас ждать, Варвара Борисовна.

Я спрашиваю его об имеющихся заболеваниях и только потом, еще раз осмотрев повреждение, говорю:

– У нас есть нужное оборудование и материалы. Я могу провести эту процедуру, но гарантий по успешному результату нет. Месяц-полтора на заживление. Нужна будет пищевая диета. Можно не заморачиваться с родным зубом, а нарастить искусственным материалом. Вы пока подумайте, а я осмотрю остальные зубы.