Русский диктат (СИ). Страница 38

Я лишь хотел начинать информационную кампанию уже сразу после того, как прибыл бы с войны. А сейчас есть необходимость постепенно прогревать общество, чтобы ко мне стали относиться более лояльно, чтобы мои назначения не выглядели словно бы незаслуженными или заслуженными, но только лишь в постели у Елизаветы Петровны.

Говорить о нас, как о любовниках, будут обязательно. Людям всегда проще объяснить возвышение государственного деятеля какими-то странностями, недостойностями. Например, через постель. По крайней мере, у многих других, которые будут считать себя не менее достойными, не будет складываться впечатление ущербности. Ведь они не попали на Олимп русской власти только лишь потому, что не были допущены к телу государыни.

Но у меня есть уже очень много того, о чём следует рассказать людям, чтобы они прониклись моими поступками. Уже давно готова статья про то, как именно я не позволил русскому фрегату сдаться, как я взял на абордаж и потопил французский фрегат, внёс в казну больше двух миллионов денег Лещинского. Теперь об этом можно говорить.

Можно говорить и о том, что я не позволил башкирам начать восстание. Обязательно нужно говорить про успехи в промышленности. Так что через прессу я рассчитывал создать себе образ идейного чиновника, баловня судьбы, благодаря удаче которого Россия встаёт прочно на путь возвышения.

Должен получиться такой вот Меньшиков, но только не казнокрад, не худородный. А ещё я образованный, и стоило бы придумать какой-нибудь университет либо какого-нибудь академика, который принял бы у меня экзамены и тоже написал свою статью о том, насколько я владею математикой, словесностью. Хотя насчёт словесности тут всё понятно: мои сборники стихов пользуются повышенным спросом.

— Ты долго, — уже не лёжа, а сидя на кровати, встречала меня жена, когда я вошёл в её палату.

На улице начинался рассвет. Петухи стали орать еще с полчаса назад. Я понимал, что сегодняшний день мне предстоит провести почти что без сна. Ну или сейчас лягу часа на три, посплю, чтобы не выглядеть вялым. Ведь и сил я потратил на дорогу, на Елизавету…

— Тяжёлые переговоры были с Елизаветой Петровной. Ты только не волнуйся, но меня убить хотели. И это был Остерман.

Вот так и нужно сразу же перебивать повестку разговора и не давать жене подумать, что еще я мог бы делать в покоях государыни.

— Как? Я надеюсь, он уже мёртв? — говорила Юля с суровой решимостью, будто бы прямо сейчас сама вскочит с кровати и пойдёт убивать Андрея Ивановича.

— Непременно будет. Его уже арестовали, и он в Петропавловской крепости даёт показания. Хлипкий оказался. Ещё по дороге в крепость выдал столько, что это даже не на четвертование тянет, а как бы не на кол, — сказал я, потом улыбнулся, взял Юлю за руку и попросил: — Можно я здесь на краешке, на твоей кровати, подремлю немного? В карете не случилось поспать.

— Да, и я лягу с тобой. Ты мне только скажи: от тебя кёльнской водой пахнет, которую Елизавета Петровна пользует…

— Так я был у неё. Ругались, спорили. Я рассказывал, насколько тебя люблю, — не солгал я.

Не врал, просто кое-что умолчал. Но и огромное спасибо Юле, что она не стала допытываться. За всё ей огромное спасибо. А я поспать…

И пусть уже сообщили, что привезли Шуваловых, пусть потомятся еще, дойдут до нужно готовности. Поедать их буду позже.

* * *

Окрестности крепости Бендеры.

20 апреля 1736 года.

— Бах-бах-бах! — пошла новая партия отлетов русских ядер и бомб.

Артиллерийская канонада не прекращалась уже более часа. Пока все выглядело на поле боя даже благородно. Шла дуэль между пушкарями противоборствующих сторон. Постепенно, медленно, но выигрывали русские. И что удивительно, не на классе и выучки, в этом турки не сильно уступали. Выигрывали русские артиллеристы благодаря новой смелой тактике и техническому превосходству.

В один момент фельдмаршал Миних решился на такой тактический приём, который ещё никто и никогда не использовал. По сути, он атаковал артиллерией. Это звучит неправдоподобно, но по факту было так.

Благодаря тому, что в армию были доставлены три десятка орудий, которые в корпусе генерал-лейтенанта Норова называли «демидовки», можно было провернуть очень сложный, но крайне интересный манёвр и тактический приём. Ну и стрелки… Этот козырь Миних уже оценил и теперь, когда генерал-лейтенант Норов отбыл в Петербург, решил использовать его наработки по полной.

Впереди были выставлены обычные полевые орудия. Они были выдвинуты вперед на шагов сто. Дальше, на небольшой возвышенности, на брустверах, в два с половиной метра высотой, располагались орудия помощнее — по сути, те, которыми предполагалось штурмовать крепость.

Таких пушек было также тридцать. Но и это не всё. Была ещё и третья линия артиллерийского построения. Вот там и находились «демидовки». Они били поверх голов первых двух артиллерийских линий, попадая примерно на то расстояние, что и выдвинувшиеся вперёд полевые орудия.

Кроме того, такая лакомая приманка для турок, пусть для врага она и казалась беззащитной, но была защищена более, чем неплохо. Рядом с позициями артиллеристов располагались стрелки. Причём Миних в срочном порядке, используя свою власть главнокомандующего, вызвал из корпуса Норова более тысячи стрелков.

Эти штуцерники залегали недалеко от пушек, по флангам, некоторые отряды выдвигались чуть вперёд. И туркам ничего не оставалось, как получать пулю в лоб, ещё не дойдя и четырёхсот метров до артиллерийских орудий. А они пробовали нахрапом ворваться к русским артиллеристам, но сразу же получили такой отлуп, что пришлось убегать побитыми собаками.

А ведь просто стоящие и, казалось бы, незащищённые русские пушки — это был тот приз, на который турки не могли не облизываться. Расчёт на психологию противника был сделан точный. Впрочем, и сам Христофор Антонович Миних думал о том, что, если бы он не знал многих нюансов, то рискнул бы и отправил немалое количество русских солдат для того, чтобы забрать пушки у «глупых» турок, которые оставляют их без охраны, выдвигая вперёд по фронту.

— Бах-бах-бах! — продолжали звучать выстрелы.

Турки, отправив вчера днём в атаку не менее двух своих дивизий, чтобы те захватили русские пушки, умылись кровью, сегодня решили повторить такой же манёвр. Вот только у них не было гаубиц, и не было у них метких стрелков из русских штуцеров.

— Приказывайте стрелкам тайно выдвигаться вперёд. Усильте обстрел турецкой артиллерии. Крепостные мортиры пускай отрабатывают также, — отдавал приказ Миних.

Огромные, массивные русские мортиры, которыми можно было лишь перебросить через крепостные стены снаряд, но вряд ли иметь успех благодаря им на поле боя, всё равно стали отрабатывать по врагу. Миних посчитал, что чем больше будет взрывов или просто прилётов ядер, тем противник еще больше впадет в недоумение от ситуации. И тогда появится возможность для стрелков, укутанных в специальные маскировочные плащи, выдвинуться вперёд и начать отстрел артиллерийской прислуги противника.

— Готова ли кавалерия? — спросил фельдмаршал.

— Да, ваше высокопревосходительство! — отвечал офицер.

— Ждём! — предельно сосредоточенно сказал Миних.

Стрелки ползли, используя высокую траву, прячась в ней. Но учитывая то, что более тысячи человек одновременно ползли в сторону турецких пушек, это не могло пройти незамеченным. Всё-таки человек когда ползёт, оставляет после себя след, и трава не сразу выпрямляется.

— Ба-бах! — одно из полевых орудий разрядило картечь в сторону ползущих русских стрелков.

В основном стальные шарики пролетели поверх голов русских солдат. Стрелки вжали головы в землю, так что лишь двое были ранены. И то по недоразумению и в ноги.

Казалось, что всё идёт так, как надо, но командирам стрелков нужно было сильно задуматься: либо начинать отрабатывать с такой дальности, с более чем трёхсот шагов, либо и дальше рисковать и ползти, будучи обнаруженными.

Где одна пушка развернулась и разрядила картечь, там же это могут сделать и ещё десяток турецких орудий. И тогда, несмотря на рассредоточенность, значительное уменьшение зоны возможного поражения, потери будут расти.