Русский диктат (СИ). Страница 2

Но вот что касается островов, которые Шпанберг не считал японскими, он предпочитал действовать силой оружия, как самым надёжным аргументом.

Однако Витус Беринг отверг подобные планы Мартына Петровича. Правда, поручил ему сперва всё хорошенько разузнать, а уже потом действовать нахрапом. И сейчас этих воинов крайне не хватало. На бригантине «Гавриил» был всего один десяток солдат, но можно было ещё вооружить десяток из команды.

Но были пушки…

— По готовности — предупредительные пали! — скомандовал капитан.

— Бах-бах! — разрядились две пушки.

Шпанберг с удовольствием заметил в зрительную трубу, что японцы задёргались. Он усмехнулся, когда увидел, что часть из них достали свои странного вида мечи, а некоторые так и вовсе бросились на колени.

— Подходим ближе и топим японские лодки! — приказал капитан.

Через полчаса началось избиение. Всего дюжина пушек находилась на борту корабля. Но этого более чем хватало, чтобы методично, будто бы на тренировках, топить одну за другой лодки японцев. Причём Шпанберг приказывал топить прежде всего те судна, на которых было больше людей.

— Что же вы ждёте, когда вас убьют? — издыхая, чувствуя, что последние силы из него уходят, кричал Козыревский. — Бейте врагов своих! Ибо Господь прислал вам защиту. Вам, принявшим всем сердцем Христа!

Мужчины айну, которых пригласили на то, чтобы они посмотрели, как будут убивать их старших сыновей, переглядывались друг с другом и не решались идти в бой. Лишь только страх, который обуял японцев, придавал решительности айну.

И вот уже два мужика схватили за руки одного из японцев, а третий, подхватив камень, разбивал тому череп. Пролилась кровь, и люди будто бы обезумели, побежали уничтожать своих обидчиков. Ведь действительно, это чудо, что прибыл корабль, который извергает пламя и так пугает, казалось, ничего не страшащихся японцев.

— Отче наш, иже еси на небесех… — читал молитву Иван Петрович Козыревский, постепенно всё тише и тише.

Не успев дочитать и первую молитву, этот человек с тяжёлой судьбой умер на кресте — в тот момент, когда всё-таки некоторые из айну вспомнили о существовании русского священника и начали его с этого креста снимать.

Иван Петрович Козыревский был до конца верен России, до конца стойкий и в своей вере.

Граница Речи Посполитой и Османской империи. Г. Балта.

18 марта 1736 года

Я шёл в авангарде. Он состоял из пяти наиболее проверенных и боеспособных полков. Прежде всего, это была пехота. Я шёл с теми войсками, большая часть которых составляли подразделения, что принимали участие в разгроме шведской группировки войск.

Так уж получается, что лучшее учение происходит всегда в бою. Безусловно, знаком качества любой армии является то, что она ещё до боя действует подготовленной и готовой к любым неприятностям.

Но если уже этого не вышло, то, как правило, уже после нескольких боёв и обязательных разборов всех ошибок, как высшим командным составом, так и офицерами среднего звена, войска становятся более подготовленными к сражению, чем те, которые вышколены, но не нюхали пороху.

Однако стоит ли называть авангардом дивизию, которая передвигалась на тяжёлых телегах. Частью шли пешим ходом? Ведь впереди дивизии было много воинов, не менее пяти тысяч кавалерии?

В моём распоряжении было семнадцать тысяч конных, это не считая драгунов. Для моего корпуса, насчитывающего всего тридцати девяти тысяч сабель и штыков, семнадцать тысяч конных — это даже слишком много. Тем более, что задача у нас стояла в том, чтобы заблокировать крепость Очаков или даже заново взять её, если мы не успеем и османы проведут успешный штурм этой русской крепости.

Всегда нужно играть теми картами, которые выпали при раздаче. Ну если, конечно, за столом нет шулера. Так что я пристроил конных, нашел им место в построении колоны. И они без дела не шатаются.

Вот и шли мы вперёд, когда в четырёх-пяти вёрстах со всех сторон от нашей растянувшейся на километры колонны сновали конные разъезды прежде всего степняков. И мышь не проскочит, чтобы неприятель узнал, какие же всё-таки силы надвигаются в его сторону.

Уже скоро, на третий день, мы вышли из польских владений и попали в турецкие. Если раньше приходилось проводить что-то вроде учения, лишь только делая вид, что тревожно от возможных нападений врага, то сейчас тревога была естественной. Но мы были готовы к любым неожиданностям.

Даже после того, как мы вышли на территорию противника, принцип движения не менялся. Впереди всего корпуса — конные отряды казаков и калмыков. По флангам, на расстоянии четырёх вёрст и ближе, располагались башкирские отряды.

За разведчиками сразу же следовали обозные службы. Не получалось добиться того, чтобы, когда подходил авангард, он уже сразу отдыхал и обедал. Разница была где-то в полчаса от прибытия до начала еды. Но ещё дальше отправлять обозников, чтобы у них было больше времени на подготовку стоянок, было опасно.

В день совершалось три перехода. Первый, утренний, начинался ещё задолго до рассвета. Во время него войска ехали на телегах, и многим даже удавалось лишний час поспать. Потом был завтрак — недолгий, на него мы тратили не больше часа. Скорее, отдыхали даже не люди, а лошади.

Следующий переход был уже пешком. Коней следовало беречь, иначе после таких переходов, когда им приходилось тянуть по десять солдат, на третий день мы бы стали терять своих животных. Обед был в районе часа дня; всего обеденный отдых составлял три часа. Удавалось поесть и подремать. Ну и третий переход — уже к ночи.

Авангард, когда основные силы всё-таки немного отстали, в первый же день совершил переход на шестьдесят вёрст. Очень много.

И вот первая дилемма, которая стала передо мной.

— Говори! — повелел я, когда собрал Военный Совет.

Я-то уже получил доклад от разведки. Вот, пускай офицеры всё это услышат. Не хотелось принимать однозначного решения. А еще кое-кому я намеривался помочь показать себя достойны офицером. Давал такой шанс.

— Малый городишко Балта — турецкий. В нём не более полутора тысячи боевых людей, — сообщил Семён Петрович Твердилов.

Именно этого человека рекомендовал ранее Фрол Иванович Фролов как свою замену. И пока я был доволен тем, как отрабатывает свои боевые задачи Семён. У него в подчинении три десятка людей, частью перешедших «по наследству» от Фрола. Работают пока уверенно.

— Что скажете, господа, если у нас есть чёткий приказ следовать на Очаков? — спрашивал я у присутствующих офицеров.

При этом неизменно смотрел на Подобайлова. Это он мне уже все уши прожужжал о том, что нужна срочная победа, что ему необходимо проявить себя как офицеру. Сильно мужику по психике бьёт то, что он получал чины в постели у Елизаветы.

— Позвольте мне, господин генерал-лейтенант! — как я и предполагал, Иван Тарасович Подобайлов не хотел терять возможность.

— Что скажете, господин Миргородский? — обратился я к более заслуженному бригадиру.

Хотя, учитывая то, сколько рядом со мной воевал Иван Тарасович, это, конечно же, вопрос: кто что заслужил. А, может и оба. Но между ними, между двумя бригадирами, было определённое соперничество. Оба они командовали каждый шестью тысячами солдат. Каждому ещё был передан по одному полку казаков.

— У нас есть возможность даже опередить врага. Если правильно сработала разведка, то мы одновременно выдвинулись с турками: они — из Хаджибея, а мы — из польской Винницы. У нас расстояние больше, но мы идём явно в два раза быстрее. Если на один день мы задержимся, то можем упустить Очаков. В остальном, господин командующий, решение остаётся за вами, — логично и рационально сказал Миргородский.

На самом деле я его всегда спрашиваю, когда есть некоторые сомнения и начинает просыпаться какой-то азарт и лихость. Есть такая черта, когда я немного теряю землю под ногами. И в этом отношении лучше бригадира Миргородского не бывает: он всегда находит ушат холодной воды, который выливает на меня.