Русский диктат (СИ). Страница 13

Конные стрелки устремились вперед, нагоняя убегающих турок, стреляя в них, уничтожая любого замешкавшегося. Уже были и те, кто бросал оружие и становился на колени. И таких драгуны, как и пехотинцы обходили стороной. Нужно спешить и на плечах убегавших ворваться в порядки турок у крепости. И потом уже с двух сторон, когда начнется контратака в Очакове, завершить разгром и направить штыки на остатки вражеской кавалерии.

— Господин Миргородский, завершайте разгром сами, — отдал я командование бригадиру.

Пусть… Хотелось бы больше опытных военачальников, которые пропитываются моим видением ведения войны.

Что ж… первая победа. Пора смотреть трофеи и думать, как и куда идти дальше.

От автора:

Майор ОБХСС погиб при исполнении и попал наше время. Очнулся в теле мэра‑взяточника. Всю жизнь майор боролся с коррупцией, а теперь сам в шкуре коррупционера. Враги хотели избавиться от молодого мэра, но им не повезло: теперь по их следу идет майор, посвятивший всю жизнь борьбе с ворьем и взяточниками.

https://author.today/reader/511140

Глава 6

Vae victis

Латынь: горе побеждённым.

Очаков.

29 марта 1736 года.

В городе ещё стреляли, раздавался звон стали, но редко, чаще — стоны, истошные крики с мольбами о помощи. Да всё больше на турецком языке.

Гарнизон генерал-майора Бисмарка, вошедший в город, должен был сменить стрелков, и герои, сделавшие свое дело уходили непобежденными, забрали всех раненых. Да, они подверглись обстрелу из пушек с крепостной стены, но и ответили, скоро выбили артиллерийскую прислугу.

Турки же теперь, как мне докладывали, внутри города начинают сдаваться. А что им остается делать, когда вход в город уже наш, когда убит турецкий военачальник?

Степняки… Ходили слухи о том, что у них есть какая-то особая магия, чтобы вытягивать на себя противников и заводить их в засаду. Начинаю в это верить. Ну или в то, что турки купились на уловку, увлеклись погоней и попали, как кур в ощип. Алкалин каким-то образом умудрился притащить к нашему лагерю практически всю турецкую кавалерию. Ну а здесь их достойно «принимали».

Хотел с кем-нибудь поговорить, рассказать о том, насколько всё-таки хорошая задумка с колючей проволокой, несмотря на то, что она очень дорогая. Оглянулся, а рядом со мной только остались офицеры связи, все остальные добивали врага. С ними делиться своими эмоциями и соображениями я не стал.

Так что придётся уже на Военном Совете после сражения разбирать ход боя и указывать на то, насколько помогла нам такая неожиданная для врага задумка.

В молодой траве были поставлены невысокие рогатки с натянутой колючей проволокой. Рогатки были хоть и невысокими, но вкопаны на славу, как бы не на полметра в глубину. Утрамбованы.

И об эту преграду и спотыкалась вражеская конница. Не вся, конечно, но когда первые ряды начали заваливаться, их кони запутались в проволоке, лошадиные ноги посеклись о железные колючки, началось вавилонское столпотворение. Задние ряды подпирали передние, и лишь только единичные конные, чаще всего опытные сипахи, умудрялись отвести своих коней и уже устремились прочь.

Оставалось только методично расстреливать врага, отрабатывая оставшимися пушками чуть ли не на разрыв ствола. Проставлюсь Демидову после, да так, чтобы упился до чёртиков. Ни одна из новых пушек не разорвалась. Все отработали больше, чем от них ожидали.

Я знаю, что на демидовских заводах до сих пор существует практика, когда сами создатели орудий-пушек закладывают двойные заряды и стреляют. Жестокое испытание, так как всякое может случиться, и хороший специалист, как и профессиональная прислуга, рискует погибнуть.

Но, может, оно и правильно. Погибнет человек пять, или сколько ещё, но другие точно станут контролировать качество на совесть. Жестоко. Но, возможно, так и стоит поступать. И тогда через поколение, может быть, и через несколько, но русские товары станут знаком высшего качества.

— Доклад по западному направлению! — потребовал я от офицера связи.

Сам наблюдал, что там происходит, но приходилось отвлекатья и на другие участки утихающего сражения.

— Старшина Алкалин запрашивает дозволения на атаку, — сообщил офицер.

— Атаку дозволяю! — сказал я и добавил: — Резервный драгунский полк переходит в подчинение Алкалину и участвует в контратаке.

И уже потом, когда прозвучали все необходимые приказы и сигнальщики закончили махать флажками и выставлять необходимую конфигурацию флагов, начал отчитывать офицера связи:

— Почему сразу не доложили, что старшина запрашивал разрешение на атаку? — спросил я.

— Запрос от старшины поступил в ту же секунду, как и вы, ваше превосходительство, потребовали доклад, — отвечал офицер.

Я с интересом посмотрел на него, так как держался он стойко, не стушевался, уверен в себе и в своих действиях. Причём уверен справедливо. Надо будет хорошо присмотреться к этому человеку, мало ли, и я нашёл ещё одного исполнителя в свою команду.

Что же касается старшины Алкалина, то он, безусловно, учится и становится опытным и решительным военачальником.

Я, конечно, называю башкира своим другом и даже временами считаю, что оно так и есть. Однако всегда в уме нужно держать, что башкирский народ неоднократно бунтовал и восставал против Российской империи. Если говорить, пользуясь сленгом двадцать первого века, то башкиры за любой кипишь, лишь бы только повоевать с Россией.

Конечно, я сильно утрирую, и на самом деле было немало причин тому, почему башкиры бунтовали. Но даже когда и причины были вполне преодолимыми, бунты и возмущения продолжались. Они же первыми поддержали бунт Пугачева.

Ведь войну легко начать, её крайне сложно заканчивать. Если пролилось уже немало крови, то, как ни действуй, какими пряниками ни заманивай, но осадочек-то остаётся.

Во многом именно поэтому я и разрешал уходить наиболее враждебно настроенным к России татарам. Поэтому крайне редко брали в плен татарских воинов. А если и брали, то отправляли их в Сибирь.

Мы выбили у татарского народа опору, генофонд, смелых и решительных защитников. Дали немного пряников, послаблений и перспектив. И даже теперь я окончательно не уверен в лояльности этого народа.

Приложив зрительную трубу к глазу, размышляя о том, что пора бы уже и бинокли заиметь, я стал наблюдать за тем, как разворачивается сражение кавалерии.

К чести турок можно сказать, что они не убегали, не стали избегать сражения, несмотря на то, что уже проиграли его. Ведь те остатки вражеской кавалерии, которые отступили от нашего лагеря с огромными потерями, могли бы спешно удирать, но не делают этого. Мало того, их кони наверняка уже намного больше устали, чем лошади степняков и драгун. И уже в этом они значительно проигрывали. Не понимать это опытные турецкие кавалеристы не могли.

Так что всё правильно расценил Алкалин, и решительная атака сейчас просто необходима. Сейчас я наблюдал за тем, как степная лавина из калмыков и башкир… Кто бы мог подумать, что они будут сражаться плечом к плечу… И вот эта лавина набирает разгон…

Так получалось, что степная конница располагалась чуть по стороне рядом с нашим лагерем. И сейчас, когда всё ещё стреляют пушки, и стальные шарики картечи разрывают тела людей и лошадей, российская степная кавалерия заходила во фланг турецким конным.

Крики людей, хруст ломающихся копий, ржание коней и звон стали — всё это перемешалось в какой-то единый звук, в мелодию войны.

Это удивительная музыка. Ведь её невозможно одновременно воспринимать, как нечто героическое и победоносное или же смертельное. Для одних звучащая мелодия уже могла показаться хвалебным маршем, одой смелости и отваги, решительности и удачи. Для других же мелодия войны — ничто иное, как похоронный марш.

И мне было нетрудно определить, кому музыка боя во благо, а кто с ужасом может осознать, что все эти звуки — это последнее, что он услышит в своей жизни.