Чернокнижник из детдома (СИ). Страница 11

— Да понял я уже, что он меня никак не защитил. Зачем спрашиваешь?

— Сам пока не знаю. Вроде хочется мне с таким камушком что-то попробовать, а вот что, пока не пойму, — слукавил я в ответ, — Могу предложить обмен. Я тебе твой нож верну и две тысячи рублей добавлю. Как?

— Две пятьсот! — тут же горячо отозвался цыганёнок, — Я себе тогда берцы армейские куплю!

— Пф-ф… Зачем они тебе?

— Нынче все крутые парни на районе в них ходят. Прикинь, носок накладкой защищён, а подошва такая, что хрен чем проколешь, и не скользит. Это тебе не наши башмаки с их картонными стельками. В таких разок врежешь, и мало не покажется.

Хм. Ботинки, что мне выдали, я пока толком не осмотрел. Как выдали, так и выдали. До сих пор в мешке со всем остальным интернатовским барахлом лежат.

— Расскажи, что за берцы такие? — спросил я, чисто, чтобы помягче перейти к разговору про обмен на кусочек Осколка.

Гришке этот камушек точно без надобности, а мне крайне нужен. Сам по себе этот иномирный минерал больше ни на что не способен, кроме его способности структурировать магию Пространства.

Из восторженного описания парня я понял, что берцы — это обычная армейская обувь, но изготовленная достаточно качественно. Если подумать, такая и мне не помешает.

— Похоже, твои берцы — точно крутая штука. Мне такие сможешь достать? За деньги? — раздраконил я его на всякий случай, — Давай ещё раз. Я у тебя забираю камушек, а отдаю финку и две с половиной тысячи. И ещё две с половиной, уже за мои ботинки. Всё верно? Парни, все слышали? Никто же никого не обманывает?

— Эх, знать бы раньше, я бы таких камушков в своё время с добрый десяток стянул, — выдохнул Санёк, — А теперь никак. Нас на китайский рынок с начала лета не пускают. Кривой совсем оборзел.

— А отчего бы ему не оборзеть? В первом детдоме старшаков раза в три больше, чем у нас, и половина из них под Кривым ходит, а то и больше, — рассудительно заметил Василий, один из тех парней, что особо не высовываются, но себе на уме.

Его я тоже приметил. Пригодится. Вроде и немногословен, но судя по оговоркам, многое замечает из того, что другие не видят.

Обменяться то мы с Григорием обменялись, но это вовсе не значит, что своё первое пространственное вместилище я смогу сварганить сразу и вдруг. На это время потребуется, и большой расход энергии, не говоря про некоторые точечные источники Силы, пусть и чисто номинальные, но их у меня пока нет. А ещё место. Надёжное и спокойное, где не торопясь можно начертить выверенный ритуальный круг.

Ещё раз с тихой грустью вспомнил свою Башню в прежнем мире. Там у меня всё было. И зал, со стационарной пентаграммой, и набор накопителей, практически всегда заряженных, и девушки, из числа неравнодушных.

Последние к изготовлению отношения не имели, но весьма ему способствовали и позволяли скрасить ту скуку, которая выпадала на долгий процесс формирования пространственного хранилища. Да, за ним во время формирования постоянно приходилось приглядывать целые сутки и практически, без отрыва от ритуала. Такое вот неблагодарное и нелёгкое дело — выращивание пространственных хранилищ. Там любое движение в сторону лучше сразу же править, и чем выше твой навык в этой работе, тем качественней выйдет итоговый продукт. Мои вместилища славились на всю страну. Скажу больше — в последние лет двадцать их было принято считать за эталон.

Да-а… Были времена. Было, о чём вспомнить и чем похвастаться…

— То есть, ты видел на рынке такие же камни? — показал я на ладони осколок, размером с вишнёвую косточку.

— Видел, и не раз, — мотнув головой, подтвердил Санчес, — Даже побольше, чем они были. И стоили дешевле, чем ты Гришке заплатил.

— Пусть так, но я от своего слова не откажусь. Раз сговорился с ним, и по рукам ударили — то всё. Считай — это железно. Я сам с этого никогда не съеду и никому из вас не позволю. Запомнили?

— Запомнили? — мой вопрос повис в воздухе, и по лицам парней я понял, что донести базовый принцип удалось. Жульничать внутри своей стаи — себе дороже. Санёк немного насупился, явно подсчитывая упущенную выгоду, но спорить не стал.

— Ладно, с этим разобрались, — поставил точку я, забирая у Гришки тёмно-зелёный, почти чёрный камушек с едва заметным зелёным отсветом внутри. Он был холодным на ощупь и словно поглощал тепло пальцев. Бесспорно, это был Осколок. — Теперь следующий вопрос. Где тут у нас можно уединиться так, чтобы несколько часов никто не мешал? И чтобы дверь закрывалась?

Парни переглянулись.

— В изолятор попроситься, — ехидно хмыкнул Санёк. — Там точно никто не помешает.

— Спасибо, гений, — отрезал я. — Может, есть варианты без официального статуса нарушителя?

— Чердак, — негромко сказал Василий. Все взгляды обратились к нему. — Люк в торце коридора, на втором этаже. Лестница там почти сгнила, но при желании можно забраться. Там пыльно и паутина, но тихо.

Идея показалась мне здравой. Чердак — идеальное место для ритуалов. Уединённо, и главное — никто не полезет проверять, что ты там делаешь.

— Отлично. Василий, ты главный по чердаку. Вечером, после отбоя, ты меня туда проводишь.

Василий кивнул без лишних слов.

Остаток дня прошёл в разговорах и обсуждении планов по облагораживанию нашего быта. Санёк, окрылённый успешной сделкой, уже строил схемы, как через того же грузчика «организовать» пару подушек и нормальное одеяло. Гришка мечтал о берцах. Я же, сжимая в кармане Осколок, чувствовал, как кожа на ладони слегка пощипывает — признак слабой, но стабильной пространственной аномалии.

Наконец, пробили отбой. Дежурный, зевнув, прошёлся по коридору, потушил свет и удалился в свою каморку. Мы пролежали с полчаса в тишине, прислушиваясь к храпу и скрипу кроватей.

— Пошли, — тихо прошептал Василий, поднимаясь с койки.

Мы, как тени, скользнули в коридор. Василий, к моему удивлению, оказался проворным и бесшумным. Он довёл меня до конца коридора, где в потолке зиял тёмный квадрат люка. Под ним валялась старая, облезлая тумбочка. Забравшись на неё, Василий без усилий отодвинул тяжелую крышку люка.

— Лестницы там и правда нет, — так же тихо сообщил он. — Придётся подтягиваться. Я тебя подсажу.

Через минуту я уже стоял на пыльных, скрипучих досках чердака. Воздух был спёртым и пах старым деревом и мышами. Лунный свет, пробивавшийся через запылённое слуховое окно, выхватывал из мрака груды хлама и толстые, как канаты, паутины.

— Идеально, — удовлетворённо выдохнул я. — Спускайся, жди меня внизу. Если что, кашляни громко.

Василий кивнул, и его силуэт исчез в проломе люка.

Я обошёл своё новое «святилище». Места было достаточно. Расчистил ногой участок пола от крупного мусора, создав ровную площадку диаметром около двух метров. Этого хватило.

Достал Осколок. В полумраке он казался ещё темнее, лишь в глубине его мерцала таинственная зелёная искорка, словно свет далёкой звезды. Энергии в нём было мало, лишь крошечная искра, но её вроде бы должно было хватить для инициации процесса.

Нет. Рисковать я не стал. Потратил пять минут и треть резерва, но привёл Осколок в достойное состояние.

Я сел в центр расчищенного круга, скрестив ноги. Осколок зажал в левой ладони. Правой начал чертить на пыльном полу первый контур. Пальцы сами помнили каждую линию, каждый изгиб. Это был не просто рисунок — это была трёхмерная схема, проецируемая на плоскость, каркас будущего пространственного кармана.

Работа шла медленно. Я не мог позволить себе ни малейшей ошибки. Пот стекал по вискам, спина затекла. Через пару часов основной контур был готов — сложная, многослойная мандала, в центре которой лежал осколок.

Настал самый ответственный момент — активация. Мне нужно было пробудить дремлющую в камне энергию и направить её по каналам чертежа, создав устойчивую пространственную петлю.

Я закрыл глаза, отбросив все посторонние мысли, и сосредоточился на крошечной искре внутри осколка. Я искал её, вслушивался в её ритм, в её почти незаметную вибрацию. Это было похоже на попытку расслышать шёпот в грохочущем кузнечном цехе.