Фам фаталь. Страница 2

Сидя с каменным лицом под пристальными взглядами окружающих, я ждала невесть куда запропастившегося официанта и кипела от раздражения. Я, конечно, понимаю, что появление нового человека не могло пройти незамеченным, но зачем же пялиться так беззастенчиво? Неужели за свои же деньги я должна терпеть навязчивое внимание? Это нарушение моей свободы! И мне за это полагается компенсация! Денег, конечно, с хозяев заведения по такому поводу не стрясешь, поэтому можно устроить небольшое развлечение за счет заведения. Чтобы компенсировать мою моральную травму!

Когда к столу подлетел шустрый молодой человек в наряде стрельца и с меню в руках вместо алебарды, я уже была готова валять дурака.

– Как у нас обстоят дела с шеф-поваром? – глядя ему в переносицу, строго поинтересовалась я.

Такого начала разговора ряженый не ожидал и потому слегка опешил:

– Простите, не понял?

– Я спросила, какова квалификация шеф-повара? Где работал раньше, участвовал ли в профессиональных конкурсах, имеет ли дипломы лауреата? – сурово хмурясь, пробурчала я.

Не подозревающий, что его ждет, официант беззаботно пожал плечами:

– Понятия не имею!

– Плохо, – осудила его я. – Очень плохо, товарищ. Вы лицо своего заведения, должны быть готовы ответить на любой вопрос клиента. Мы вошли в рыночные отношения, а значит, и к работе отношение должно стать иным.

– Как на рынке, что ли?

Мне стало смешно, но я сдержалась и недовольно заметила:

– Шутить изволите? А зря! Между прочим, личность шеф-повар на девяносто процентов определяет успех заведения! Вот на Западе...

– Мы здесь, а не на Западе, – неделикатно оборвал меня официант. – Заказывать что-нибудь будете?

– А как же? Зачем, по-вашему, я сюда пришла?

– Я откуда знаю? – не остался он в долгу. – Может, поговорить захотелось!

Я скорбно покачала головой:

– Не получится из вас образцового официанта, дорогой товарищ!

– Точно, но я не печалюсь. У меня и зарплата далеко не образцовая.

– Говорите, какое у вас фирменное блюдо? – вздохнула я.

– Фирменные мы вечером подаем, а сейчас в наличии только дежурные, – доложил он, не скрывая злорадства.

Наивный! Думал, что огорошил меня своим сообщением. Да если уж я решилась заглянуть в их забегаловку, то шла на этот риск осознанно и отлично представляла, что меня может ждать.

– И что это будет? – с кислым видом поинтересовалась я, хотя в душе веселилась на полную катушку.

– Суп харчо, отбивная с картошкой и салат «Летний».

Суп меня не привлек. Не жалую я супы. А вот жареную картошку обожаю! Еще с тех пор, когда осваивала азы будущей профессии и снимала каморку в огромной коммуналке. Выросшая рядом с матерью, которой до меня никогда дела не было, я не приучена к домашней пище. Мамаша в пьяном угаре о таком пустяке, как еда, обычно не вспоминала. Поселившись отдельно, я привычке не изменила и продолжала питаться всухомятку. По пути домой заходила в магазин и покупала хлеб с колбасой. Это и был мой ужин. Почти каждый вечер на кухне крутился, наливаясь пустым чаем и исподтишка косясь на жующих соседей, долговязый подросток. Я знала, его зовут Герасим, они вместе с матерью занимали две комнаты в конце коридора. Под тоскливым мальчишеским взглядом я чувствовала себя неуютно и потому однажды не выдержала, пригласила к столу. Тянущийся вверх и вечно голодный пацан ломаться не стал, после чего совместные трапезы стали у нас обычным делом. Я приходила с провизией на кухню, а меня там уже поджидал горячий чайник и голодный Герасим.

Мне казалось, все идет как надо, а он вдруг заявил:

– Если одними бутербродами питаться, никаких денег не хватит. Если тебе неохота, давай я кашеварить буду.

Следующие три года я изо дня в день ела жареную картошку, потому что ничего другого, как оказалось, Герасим готовить не умел. Кому-то, более обласканному жизнью, такое однообразие показалось бы утомительным, а я была счастлива. Впервые в жизни меня вечерами ждала горячая еда, причем приготовленная специально для меня.

Одним словом, жареную картошку я обожаю. Неудивительно, стоило официанту ее упомянуть, как перед моим мысленным взором моментально возникла тарелка с огромной горой золотистой картошки. Однако баловать официанта своей покладистостью я не собиралась и потому капризно протянула:

– Ну-у, дорогой товарищ, это не разговор. Слишком скудно... Вот у «Максима»...

– Нашего повара Федей зовут, – прервал меня официант. – И готовит он, как умеет!

Парень явно начал терять терпение. Оно и понятно! За соседними столиками клиенты уже проявляли нетерпение. Так можно запросто и чаевых лишиться. Но! То его проблемы, а я еще не натешилась! Покачав головой, я скорбно заметила:

– Как плохо, что у нашей обслуги напрочь отсутствует выучка.

Официант с неприязнью взглянул на меня, оценил шансы на предмет скандала и благоразумно смолчал. Огорченно подумав, что парень оказался слабоват и настоящего развлечения не получилось, я приказала:

– Хорошо, тащите вашу отбивную.

– Она не моя, ее из говядины делают. И жарю ее, заметьте, тоже не я, – не удержался и огрызнулся-таки официант.

Он надеялся меня задеть! Молод он слишком и беззуб, чтоб по-настоящему вывести меня из себя. После стольких лет жизни бок о бок с дорогой мамой, а потом с Павлом Ивановичем я так закалилась, что по-настоящему разозлить меня, если я сама того не хотела, практически невозможно.

– Ну что ж, раз ничего другого нет, будем кушать отбивную и салат, – покладисто объявила я.

Официант кивнул и собрался отойти, но я его остановила:

– Эй, милейший! Куда это вы так торопитесь? Я еще не закончила!

Он покорно вернулся к столу и хмуро поинтересовался:

– Что-то еще заказывать будете?

– Ничего! – отмахнулась я. – И этого за глаза хватит. Но у меня есть специальные пожелания.

Под его хмурым взглядом я принялась увлеченно описывать свои требования к отбивной, картошке и салату. Инструктаж длился минут пять, и за это время я сама себе успела надоесть. Что касается официанта, то тот совсем скис и только мрачно кивал в ответ на мои претензии. Наконец я выдохлась и в заключение сказала:

– Не медлите, милейший, тащите все сюда и про минералку не забудьте.

Официант облегченно вздохнул и, пока я не пустилась в новые рассуждения, унесся выполнять заказ.

Обедая, между делом поглядывала в окно. Поначалу ничего любопытного там не находила, однако потом мое внимание привлек субтильный мужичок в кроссовках на босу ногу и с мешком в руках. Он переходил от одной машины к другой и показывал содержимое своей торбы. Водителей предлагаемый товар не интересовал, и они, кто вежливо, а кто и грубо, отсылали продавца прочь. Я тоже ничего и никогда не покупаю с рук. Кроме картин. А тот мужик как раз картину и продавал!

Глава 3

– Покажи, чем торгуешь, – спросила я, выскочив на улицу.

Мужичонка окинул меня оценивающим взглядом, остался осмотром доволен и молча извлек из мешковины свернутый в рулон холст.

Стоило его ему развернуть, как перед глазами возник портрет. На широком ложе среди парчовых подушек томно возлежала женщина. Она была молода, прекрасна и нага. Наброшенный на бедра кусок струящегося алого шелка скрыть ничего не мог, напротив, он только подчеркивал линии совершенного тела. Локтем правой руки натурщица опиралась на подушку, а в левой, отведенной в сторону, держала маску. Маска являлась точной копией ее собственного лица. Разница заключалась в том, что у маски глаза были восторженно распахнуты, на губах играла нежная улыбка и вся она сияла счастьем. У женщины, хмуро разглядывающей ее, губы сжаты в злую линию, а взгляд темных глаз под приспущенными веками был холодным и тяжелым.

– Краденая небось? – засомневалась я, изучая полотно.

– Да ты что, дамочка! Семейная реликвия! Сколько себя помню, всегда на стене висела!

– Чего ж продаешь?

– Обстоятельства! Деньги срочно нужны.