Я великий друид которому 400 лет! Том 8 (СИ). Страница 20
— Он врёт, — возразила женщина бульдог.
— У меня вон сколько свидетелей, — я кивнул себе за плечо.
— Хм… Свидетель… — судья имела список свидетелей с пояснением, кто и что. И вызвали соседку бабули.
— Ни разу! Вот вам крест! Нинке мы, деревенские, помогали с хозяйством. Мужики забор чинили в благодарность за лечение, землю копали, с огородом помогали и всё остальное. А Гали, дочери Нинки, мы лет тридцать, а то и все сорок не видели. А внучку Евгению и тем более правнучку мы отродясь не видели. Собственно, как и их мужиков.
— Она тоже врёт!
— Мы все врём, что ли? — крикнул кто-то из зала, и затем каждый подтвердил, что не видели их в селе. Женщина-бульдог аж побагровела от злости.
— Ваша честь, — заговорил я и указал на Евгению Петровну. — Здесь имеет место обычная жадность. Родня погибшей, причём после ссоры бабы Нины с ними же, узнала, что ученик бабы Нины разбогател, и захотели поживиться за чужой счёт. Поэтому прошу уже закончить это дело.
— Истец, есть возражения по существу?
— Да! Это всё сговор, он купил этих людей! — бульдог указала на свидетелей. — Мы неоднократно были у бабули, очень любили её, и Таня хотела учиться у неё!
— А есть доказательства? Совместные фотографии? — крикнула Оля. Она сидела рядом с отцом.
— Собственно, да. Есть совместные фотографии? — спросила судья, и бульдог опешила. — Нет?
— Хочу добавить, — сказал я, так как истец зависла и ничего не ответила. — Татьяну я впервые увидел, когда она приехала продавать дом. Тогда же я и узнал о гибели бабули Нины. А так как я жил и учился у бабули, то меня попросили выселиться.
— Выходит, сразу после гибели Нины Константиновны они решили продать её дом? Даже не успев вступить в права наследства?.. — уточнила судья.
— Объявление о продаже всё ещё висит, можно посмотреть дату, — сказала Оля, ну и назвала дату, а потом назвала дату похорон бабули Нины. А именно шестого августа две тысячи двадцать шестого года.
— Добавлю, что я показал Татьяне дом и она сама указала, что я могу забрать. А это травы, коренья, настойки и прочее относящееся к ремеслу. Книга была в числе отданного, — сказал я.
— Он обманул меня и заболтал, — возразила девушка.
— Я всё видела! Видела, как он при этой девке выносил вещи! — соседка замахала рукой, и ей позволили выступить. А потом и мой отец выступил, так как помогал перевезти вещи.
— Мне всё понятно, — подытожила судья и, ударив молотком, громко заявила. — Исковые требования Гороховой Евгении Павловны — ОСТАВИТЬ БЕЗ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ. Решение может быть обжаловано в апелляционном порядке в течение месяца.
— Мы обжалуем. До Верховного суда дойдём! — напыжилась бульдог.
На этом суд и завершился. Мы поехали на ферму, где Любава уже готовила пир горой. Заранее начала, будучи уверенной, что я выиграю дело.
Я, конечно, тоже был уверен, но ожидал пакостей от моих врагов. Но нет, судья оказалась, на удивление, лояльной, а их юрист был средней паршивости. Сэкономили, наверное.
Мы на большом автобусе приехали к ферме, и врата сами отворились, заставляя людей-свидетелей ахать и охать. Слева стены из шиповника, над которой возвышались крыши домов. Справа тоже шиповник, а также крыши санатория и дома для рабочих. Ну и немного санатория было видно.
А проехав дальше, люди увидели сугробы, островки зелени, и чем ближе к центральной ферме, тем меньше было снега и больше зелени. Ну и деревья, которые окружали центральную ферму. Они всё ещё зелёные, сильные и красивые.
Но стоило нам проехать ворота центральной фермы, как все рты пораскрывали, попав в самое настоящее лето… Что ж, сегодня мы гуляем!
Глава 8
— Ва-а-а-а-ай! Ты самая, вот самая-пресамая красивая киса! — Оля, повалив Яшу, гладила и чесала её брюшко. Ягуарша же наслаждалась вниманием и подачками со стола.
Яша, конечно, не всё что ей давали ела, но для неё важен сам факт, что она выпросила еду. А то, что не ела кошка, съедали волки. Они сидели рядом с видом грозных стражей. Ну а еда была «платой за охрану»,
— Пи. Уродливая усатая дрянь, — ворчала Лариса, сидевшая на столе и лакомившаяся едой из своей, крысиной тарелки.
Людей было много, так что все садились поплотнее, чтобы разместиться за большим столом. Но народ уже был навеселе, ведь им дали вина, да и гномьего пива хватало.
Я же сидел во главе стола. Эти люди выступили свидетелями и помогли мне в суде, так что на них я не скуплюсь.
— Но, конечно, баба она наглая. Тридцать миллионов! — ахала одна старушка, и все загалдели, обсуждая родню бабы Нины, но я всех остановил.
— Предлагаю выпить за бабу Нину. Пусть ей и не повезло с внуками, но ей повезло с замечательными соседями и сельчанами, — сказал я и поднял бокал слабоалкогольного вина. Потом все остальные подняли, кто что мог. Сок, воду, вино или грибной напиток.
— За Нинку! — воскликнула одна тётка, и все выпили. Вино хорошее, и им крайне тяжело напиться.
Люди разгорячились, и стало ещё шумнее.
— Иван, — заговорил один из мужчин. Ему было пятьдесят шесть лет и он весьма уважаем в селе. Михаилом зовут, но все говорят «Политик», потому что работал в одной из партий. — Прошло меньше двух лет с того дня, как ты стал учеником Нинки. Но сколько всего произошло…
Он окинул всех взглядом, убеждаясь, что все его слушают, и продолжил:
— Ты лечил нас, помогал, ферму вот отгрохал. И всё это изменило село. У нас буквально закипела жизнь! Стало приезжать больше молодёжи, к нам много кто переехал, и я даже не говорю про олигархов, шейхов, прочих иностранцев.
— Каких шейхов? — воскликнула одна из бабушек.
— Потом расскажу, а пока тишину, пожалуйста, — ответил ей Михаил, и продолжил: — У нас открылся пункт выдачи онлайн заказов, есть своя пекарня, магазины, а дорога и заправка? Про школу я тоже молчу, потому что это тяжело комментировать. Да и Олег, — он кивнул на моего отца, — именно из-за твоей борьбы за справедливость стал главой.
— Да-да! — воскликнул кто-то. — Прищучил старого ублюдка и ворюгу со своей псиной!
— Не при детях, прошу, — возразил Михаил.
— Ну так это меня хотели изнасиловать как бы, — возразила Оля. — Так что он — тот ещё говноед.
— Оль! — строго сказал отец.
— Ой, прошу прощения. Он — тот ещё любитель экскрементов и будущий постоялец исправительных колоний, — улыбнулась та.
— Я продолжу, — громко сказал мужчина. — Петрухин и правда много воровал, а Олег и фельдшерский пункт основал, и занялся многострадальным электричеством, субсидии выбил для села, и наконец-то с транспортом разобрались.
— Век благодарна буду за автобус! — заявила одна из бабушек.
— Но главное — это то, что мы ведь теперь почти не болеем, — продолжил Михаил, и все даже замолчали.
— И правда, я ж ведь обычно к декабрю вся в соплях и раза два скорую вызывала, а теперь нет! — с шоком на лице заявила соседка бабы Нины, и все загалдели. Но Михаил продолжил, и люди замолчали:
— К тому же, началась новая эпидемия, а у нас ни одного больного не забрали в больницу. Все сразу к Олегу бежим за волшебными таблетками. И лично я избавился от проблем с сердцем и сосудами. А ведь пять лет пытался лечить…
— Ой, а у меня…
Народ тут же принялся делиться, кто чем болел и что выздоровело, но говорили все одновременно, так что ничего не было понятно. Однако люди всё же выговорились и стали ещё более довольными. Даже Аля летала как акула и ману лопала. Осознание собственного выздоровления сделало людей счастливыми.
— Кхм! — кашлянул Михаил. — Поэтому я предлагаю выпить за Ивана. Он мог уехать и жить где угодно. Хоть дворец себе построить или заграницей жить как король. Но он остался и продолжает помогать нам. За Ивана!
Народ воскликнул и выпил, а затем начался галдёж, и кто-то порывался устроить пляски, но стоило встать из-за стола, как стало понятно, что танцевать уже невозможно. Все объелись! Так что, когда люди уезжали, я только и слышал: «Ух, пух».