Без памяти. К себе. Страница 5

Я мельком глянула на говорящего, будто прикидывала, стоит ли рассматривать его кандидатуру для поцелуев.

Академическим красавцем точно не назвать. Черты лица грубоватые, широковатый нос с горбинкой, глаза выразительные, с хищным прищуром, взгляд с напускной ленцой. Волосы тёмно-русые, неаккуратно подстриженные со свисающей на лоб чёлкой, будто наспех в первой попавшейся парикмахерской оболванили. На скуле небольшой шрам, жёсткая линия рта, щетина.

Возраст неопределённый. Сильных морщин и мешков под глазами нет, но загорелая, обветренная кожа лица и рук, как и хмурый взгляд, прибавляли возраст.

Тридцать пять – сделала я вывод, оставив за собой право на ошибку. Не удивилась бы, если тридцать или все сорок.

Вообще, Мирон Куча не производил впечатления человека, рядом с которым комфортно, напротив, от такого здоровому человеку захочется поскорее уйти, скрыться с глаз.

Но я здоровой не была, поэтому присутствие соседа меня никак не смущало, наоборот, нравилось.

Наверное, я просто устала от одиночества, которое нарушали только суетливая Антонина и немногословный Николай. А может, чувствовала себя в безопасности, находясь рядом с Кучей этим…

Совершенно иррационально, стоит заметить.

Я ничего не знала о соседе, кроме того, что он рассказал. Не факт, что произнесённое – правда. А что выглядело правдиво – работа на приисках, – не должно было вызывать чувство безопасности.

Вряд ли туда нежные колокольчики с тонкой душевной организацией идут, не способные повысить голос на пролетающую муху.

По кухне разносился оглушающий запах картофеля с лесными грибами, настолько аппетитный, что я невольно удивлялась, как моя психика умудрилась забыть подобное?

– Останетесь на ужин? – спросила я Мирона, не желая сидеть в одиночестве.

– Можно и остаться, – кивнул он, – если не помешаю, – будто смущаясь, ответил, что никак не вязалось с его обликом.

– Нет, что вы, буду рада! – искренне воскликнула я.

Поспешила накрыть круглый стол у окна. Накануне я нашла скатерть с вышивкой по краям – очаровательная, винтажная вещица, тарелки с золотым кантом, рядком сложенные столовые приборы, бокалы в коробке со штампом ГОСТа СССР и надписью «Гусевской хрустальный завод».

Мирон отправился домой, вернулся почти сразу. Выставил на стол банку солёных грибов, двухлитровую бутыль красного компота, пояснив, что из лесных ягод – сплошные витамины, мне полезно, – и початую бутылку коньяка – если верить этикетке.

Хм, ладно.

Мы сели чинно, друг напротив друга. Мирон в однотонной серой футболке и простых джинсах. Я в оверсайз футболке с цветочками и лосинах. Волосы, подумав, расчесала и оставила распущенными.

Картофель всё ещё дымился, грибы, жареные и солёные, щекотали рецепторы, компот в хрустальном бокале поигрывал яркими бликами.

На приём на высшем уровне не похоже, но по-своему симпатично.

– Вкусно, – сделала я комплимент кулинарным способностям Мирона.

– Грузди попробуй, – довольно сказал он, двигая ко мне тарелку с солёными грибами.

Я положила себе пару ложек, смело наколола мясистую шляпку на вилку, отправила в рот.

Ого! Солёно, немного кисло, остро, ароматно. Оглушающе вкусно!

Почему я раньше не пробовала ничего подобного?! Как могла пропустить подобный опыт?

Хотя… Сапчигур – моя родина, значит, пробовала, но забыла.

Лучше бы я забыла вкус сыра Таледжио.

– Коньяк? – галантно поинтересовался Мирон, бесцеремонно наливая себе рюмку. – Или врачи запретили? Таблетки, может, принимаешь?

– Не принимаю, – покачала я головой. – Сказали – нет лекарств от амнезии, нужно ждать.

– Ясно, – кивнул он. – Так что? – помахал бутылкой над хрустальной рюмкой, глядя, как с сомнением смотрю на этикетку. Авария меня убить не сумела, суррогат с тремя звёздами доконает. – Магазинный, проверенный, – важно кивнул он, хлопнул по донышку, поставил рядом с моей тарелкой.

– За знакомство! – провозгласил.

Я неуверенно подняла рюмку, мы чокнулись. Мирон выпил одним махом, я пригубила, с опаской опустила кончик языка в янтарную жидкость.

Язык обожгло, сразу же разлилось приятное тепло, обдав насыщенным древесным ароматом с послевкусием табака.

Ничего себе три звезды…

– Так ты, Марфа, действительно ничего не помнишь? – спросил Мирон, с интересом разглядывая меня, словно я зверюшка в зоопарке.

– Что-то помню, что-то нет, – нервно дёрнулась я. – Про себя ничего, про мир вообще – почти всё. Число, год, имя президента, столицы стран, сайты, мемы – помню, а как пользоваться стиральной машиной – показала на накрытую салфеткой с вышивкой стиралку, – нет.

– Машинка дело нехитрое, – небрежно махнул рукой Мирон. – А что себя не помнишь – плохо. Но ничего, память дело такое… сегодня нет, завтра появится. Может, ещё рада не будешь… не всё приятно помнить, – задумчиво проговорил он.

– Всё равно лучше, чем не помнить ничего, – выдавила я из себя хрипло.

– Согласен, – кивнул он, налил себе рюмку, посмотрел на меня вопросительно.

Я благоразумно отказалась. Употреблять в компании незнакомого мужчины – плохая идея.

На один из базовых принципов безопасности хватало и ударенного мозга, тем более в голове уже шумело и кружило, несмотря на то что выпила я совсем мало.

Может, я совсем не пью?

Мирон выпил рюмку махом, закусил груздём, встал, направился в сторону уборной. Я осталась за столом одна, разглядывая нашу трапезу, стены, которые меня окружали, снова и снова пытаясь вспомнить хоть что-нибудь.

Георгий Степанович уверял, что торопить себя не надо, всё придёт, когда психика, по какой-то причине блокирующая доступ к моей личности, сама решит.

Не получалось.

Существовать, реагируя через раз на собственное имя, отвратительно.

Жить будто не свою жизнь, смотреть на чужие лица, умом понимая, что они вовсе не чужие, чувствуя при этом пустоту – убийственно.

Я словно кошмарном сне блуждала, где-то между горькой реальностью и больной фантазией, и никак не могла найти выход к самой себе.

– Мара! – вдруг раздался грозный, громкий окрик, заставив меня крупно вздрогнуть всем телом.

– Что?! – подпрыгнула я на стуле, уставилась на стоящего у окна Мирона, который произнёс моё имя.

Моё имя?

– Да кошка моя, Мара, повадилась ботву свёклы грызть, как валерьянкой ей намазано! – открыл окно, крикнул ещё раз: – Мара, уйди, уши оторву!

– Витаминов не хватает, – повела я плечом, подходя к окну.

Действительно, на грядке Антонины, среди ботвы, развалилось трёхцветное, пушистое создание, лениво грызло ботву у корня, обхватив двумя лапами.

– Всего ей хватает. Балу́ется.

Я покосилась на Мирона, который грозил кулаком кошке. Интересный горщик с девятью классами образования…

Глава 4

– Так ты сама сходи, соберёшь на компот да на варенье, брусники наберёшь, мочёной наделаешь на зиму, в детстве, помнится, любила, – рассуждал Николай, откладывая из своих корзин в мою пластиковою тару ягоды, некоторые из которых я видела впервые. – Костяника это, – поймал мой взгляд гость на ягоды, отдалённо похожие на малину. – Чего дома-то сидеть? Одуреть ведь можно со скуки-то… работу не нашла? – дежурно спросил он.

– Не нашла, – покачала я головой.

Честно сказать, мне казалось, я уже с ума схожу от безделья.

Ходить некуда, общаться не с кем, развлечений – ноль.

В какой-то момент посетила идея найти работу, всё равно какую, на многое не претендовала. Баба Груша тогда покачала головой, говоря, что здоровым-то бабам здесь не найти работы, что говорить про меня, головой ударенную.

В школе все места заняты, на почте, в медпункте тоже, и кто меня возьмёт с неизвестно каким образованием.

Институт окончила, если верить Антонине, и на вид – девушка не глупая, только какой именно институт-то? Кто я по образованию?

Может, бухгалтер, а может, компюторщик – так и сказала, «компюторщик». У соседа её, Володьки, дочь системный компюторщик, тоже с виду умная, как я.