Предатель. Моя сестра от тебя беременна (СИ). Страница 15

Предложи он мне всё это раньше, я бы прыгала до потолка от радости, а сейчас не ощущаю ничего, кроме досады. Я съеживаюсь и обхватываю плечи руками, когда усиливается ветер и становится холоднее, но продолжаю упрямо стоять напротив Глеба, ожидая, чем еще он может меня удивить. Хотя куда уж хуже.

– Так, как мы и мечтали, – упрямо говорит Глеб и хмурится.

– Я мечтала, не ты, Бахметьев, – выплевываю я, а затем продолжаю, не желая продлевать агонию. – Но вот уж чего не было в моих фантазиях, так это беременной младшей сестры, которая собирается родить тебе второго ребенка.

Я прищуриваюсь и морщусь, ненавидя в этот момент мужа сильнее прежнего, даже не думала, что можно испытывать такие негативные чувства.

– Я решу вопрос с Зиной, Варя, ты только согласись обо всем забыть, – просит Глеб. Видно, как ему претит эта роль просящего, но я не оцениваю его попытку, так как она не идет ни в какое сравнение с тем, что он сделал со мной, моей любовью и нашим браком.

– И как же ты его решишь? – выдыхаю я, но не из-за того, что надеюсь услышать то, что мне придется по душе. Нет. Просто жду, насколько низко он может пасть, хотя казалось, что дно уже пробито.

– Зина сделает аборт. Так что никакого ребенка не будет!

Глава 15

Меня всё еще трясет после разговора с Глебом, когда он имел наглость заявить, что заставит сделать Зину аборт. Становится так противно, что при мысли о муже к горлу подкатывает тошнота.

До чего же он низко пал, что вот так просто готов отправить молодую девчонку на такую не особо легкую процедуру, даже не задумываясь, какие могут быть последствия.

Я, конечно, уже не обольщалась на его счет, особенно после того, как он даже не признал своей ошибки и не раскаялся, что предал меня, но его новое амплуа поражает меня до глубины души.

Мне удалось вырваться и убежать от Глеба только благодаря тому, что рядом проходили пожилые соседи, чей сын работал на какой-то внушительной должности в министерстве. А Глеб, как и его мать, из тех людей, которые дорожат своей репутацией.

А как только я оказываюсь обратно в автодоме, больше оттуда сегодня ни ногой. Лишь раз выглядываю на соседний участок, когда слышу кряканье диких уток, которые властвуют на огороде свекрови.

Не отказываю себе в удовольствии выйти из автодома на свой страх и риск, чтобы глянуть на выражение ее лица. Она оправдывает мои надежды и выглядит такой злой, какой я никогда ее не видела.

– Это всё ты! – сразу кричит она, как только видит меня, и старается отогнать наглых уток, но особи взрослые и лишь кусаются в ответ, отчего она бесится еще сильнее.

– Не надоело еще искать виноватых? В зеркало давно смотрелись?

Я вздергиваю бровь и складываю на груди руки. Чувствую какое-то садистское удовольствие, издеваясь над Агафьей, как она это делала раньше со мной.

– Не сильно ли ты расхрабрилась, Варька? Правильно говорят, девица может уехать из деревни, а вот деревня из нее – вряд ли.

– Сами-то давно забыли, откуда вы родом? – усмехаюсь я, вспомнив слова Таисии Семеновны.

Свекровь явно забыла о приезде матери собственного мужа и стискивает челюсти, когда я отвечаю ей ее же словами. Ей на это нечего сказать, и она лишь пыхтит, в то время как утки продолжают уничтожать ее урожай, безжалостно растаптывая посадки.

В этот момент к дому подъезжает машина, и мы обе поворачиваем голову к воротам. Вскоре калитка открывается, и внутрь вдруг входит Таисия Семеновна, которую я только вспоминала.

– Что ей снова надо?! – цедит себе под нос Агафья Давидовна, даже обо мне и утках позабыв. А когда вслед за бабкой входит еще одна ухоженная женщина лет пятидесяти, напрягается.

– Что за черт, – шепчет она, явно обескураженная появлением незваной гостьи. Она явно ее узнала, вот только я не понимаю, в чем дело, так что молча наблюдаю за тем, как передо мной разыгрывается целая трагикомедия.

– Что вы тут делаете? И как посмели ее привезти сюда? – рычит Агафья, приходя в себя, и бежит в сторону Таисии Семеновны, загораживая ей и ее гостье проход в дом. Даже руки раскидывает, словно опасается, что они прорвутся.

Агафья Давидовна даже оглядывается на дом, глядя на дверь, затем на окна, будто проверяет, не услышал ли кто приезд гостей. Она явно выглядит встревоженной, и в моей голове начинают появляться догадки, которые вскоре подтверждаются.

– Я хочу загладить свою вину и снять с себя грех прошлого, так что отойди, Агафья, и дай Вере поговорить с моим сыном. Они оба это заслуживают, так что дай нам пройти.

Я замираю, хватаясь руками за прутья забора, и завороженно наблюдаю за женщиной, которую назвали Верой. В отличие от матери Глеба она выглядит милой и доброй женщиной, довольно ухоженной, с прямой осанкой и статной. Видно, что не бедствует и не есть последний кусок хлеба. Особого интереса к происходящему не проявляет, словно делает Таисии Семеновне одолжение, а сама то и дело поглядывает на часы, желая поскорее уехать.

Наши с ней взгляды неожиданно встречаются, и она вдруг слегка улыбается, кивая мне, как только видит мой внушительный живот. Уголки ее глаз в легких морщинках, видимо, она часто улыбается и в жизни не страдает.

Уж не знаю, что ожидала увидеть спустя столько лет Агафья Давидовна, но невооруженным взглядом видно, как ей претит присутствие бывшей соперницы, хоть они обе уже постарели.

– Я не отдам ей Родиона! Он мой и моим останется! У нас сын! – кричит Агафья, не контролируя себя, но на этот крик из дома выходят все домочадцы.

Зина, Глеб, а следом и сам Родион Павлович. Он не сразу понимает, что происходит, выглядит каким-то безучастным, что в последнее время не вызывает удивление. Но когда поднимает взгляд на мать и эту Веру, долго всматривается в нее, а затем вдруг замирает и будто перестает даже дышать.

– В-вера? – сипло выдыхает, и его лицо сводит, казалось, судорогой.

Он весь бледнеет, а его руки трясутся, так что когда он спускается, чуть не наворачивается с лестницы, но Глеб ловит его и помогает сохранить равновесие.

– Много лет назад я сделала ошибку, сын, – говорит Таисия Семеновна, и по лицу видно, как ее тяготит прошлое. Будто она узнала что-то, что заставило поменять ее свое мнение, и мне вдруг становится до боли интересно, что это.

– У меня мало времени, Таисия, – подает голос Вера, и он у нее хоть и мягкий, но поставленный. Она четко дает понять, что те времена, когда об нее можно было вытирать ноги, давно прошли.

– Да-да, прости, Вера, – тушуется отчего-то бабушка и смотрит требовательно на сына, чтобы он взял себя, наконец, в руки.

– Убирайся! Глеб, выгони ее! А ты, старый козел, не вздумай даже смотреть на нее! – кричит истерично Агафья Давидовна, но ее хватает Глеб, когда она хочет кинуться на своего мужа с растопыренными пальцами, словно желает расцарапать ему лицо.

– Мам, успокойся, всё хорошо, – пытается вразумить мать Глеб и заводит ее насильно в дом. Против бабушки и ее желания устроить эту встречу не идет, что меня не удивляет. Таисия Семеновна до сих имеет в этой семье немалый вес.

Зина мечется, не зная, что ей делать в этой странной для нее ситуации, ведь она не в курсе, что произошло в день ее приезда, так что происходящее для нее – загадка. Проблему решает Таисия и берет ее под руку, направляясь с ней в дом.

Я делаю шаг назад, прячась за кустами, чтобы не нарушать идиллию двух некогда влюбленных, и в сердце поселяется тоска.

– Давай поговорим, Вера! Столько лет прошло, прошу, удели мне хотя бы пять минут, – молит Родион Павлович.

Я впервые вижу свекра таким обеспокоенным и одновременно полным надежды, что мне становится неловко, что я подслушиваю их разговор, но и уйти нет сил. Отчаянно сильно хочется знать, как сложилась жизнь этой бедной женщины, которую когда-то оболгала властная мать ее избранника, вынудив сделать аборт.

Возможен ли худший ад, чем тот, что устраивают для нас собственные родители, когда решают, что лучше знают, как и с кем нам жить?