Виктория - значит Победа. Каждому по делам его (СИ). Страница 84

Но благосклонность дам заканчивалась так же, как и возникала — Жермон хорош собой, но при том не самый привлекательный человек, если узнать его ближе. Соланж уже много раз пожалела о том, что захотела за него замуж, и если бы не сын, то покинула бы мужа и вернулась к отцу. Но сын привязывал её к Фрейсине, о нуждах Арно необходимо было заботиться. Я навещал их в замке и учил Арно всему, что нужно знать в жизни мужчине и наследнику древнего рода — и магии, и обращению с оружием, и манерам. Но потом герцог приехал зимовать, посмотрел на наши с его сыном занятия и велел мне убираться, потому что, мол, нечего учить его сына быть ещё большей нелюдью, чем он уже есть. Мы крепко поссорились, и я пригрозил — чтобы не смел никак вредить ни Соланж, ни Арно.

И вскоре после этого Соланж заболела той самой зимней лихорадкой.

— Но ведь вы живёте долго и вас минуют людские немощи? — нахмурился король.

— Да, если наше тело в порядке и дух силён. А дух Соланж был слаб — она отчаянно переживала свою ошибку. Её сын внушал отвращение своему отцу одним своим существованием — что могло быть хуже? И поэтому тело её совершенно не сопротивлялось болезни.

Сама она никак не давала знать о своём состоянии, мне сообщил Арно, хоть отец и запретил ему это делать, да, прямо запретил. Но я всё же нагрянул к ним, и меня просто не пустили на порог. Попробовали.

Я не стал разносить замок и вызывать на поединок отца моего племянника, я проник в комнату Соланж. Увы, увиденное поразило меня до глубины души и опечалило — тело её не справлялось. Жар, какие-то пятна, затруднённое дыхание — и невозможность оборота, в зверином обличье она бы справилась, я думаю. Её заперли в этой самой комнате, и даже слугам запретили заходить — чтобы не подцепить заразу и не разнести её по замку, так объяснил свой приказ Фрейсине. Увидев всё это, я отчётливо захотел убить Фрейсине… но я пообещал своему отцу, что не стану этого делать.

Что ж, я забрал Соланж оттуда, потому что надеялся — дома мы её вытащим и выходим. Увы, мне не удалось. И никакие особые знания и силы не помогли. Наш отец тоже не справился.

Тогда мы переправили её доступными нам путями к дальним родичам, что живут… не вполне в этом мире. И те согласились помочь и вылечить Соланж, но поставили условие — она останется с ними, им нужна волчица-оборотень. Ради жизни Соланж мы согласились.

— Так что же, герцогиня Фрейсине жива? — снова нахмурился король.

— Да, но совершенно недоступна ни для кого из нас здешних. Мне довелось навещать её в новой жизни, у неё всё в порядке и родились другие дети, но она, конечно же, тоскует об Арно. Я передавал ей весточки от него, а когда ему исполнилось тринадцать — рассказал о том, что она жива. Арно очень хотел увидеться с ней… но тут его отец надумал улучшить его образование и привёл в дом некоего наставника. И как по мне — лучше бы не приводил, — усмехнулся господин Бернард.

В этот момент общество оживилось — потому что я, например, уже некоторое время ожидала рассказа о том, как наш великий уравнитель столкнулся со столь своеобразным молодым человеком. И судя по тому, как остальные переглядывались и что-то тихо говорили друг другу — ожидала не только я.

Король постучал по столу деревянной резной палочкой — как я поняла, ею показывали что-то на картах, когда были нужны карты, прямо школьная указка из моего далёкого прошлого. Все угомонились и снова внимательно смотрели на господина Бернарда.

— Знать не знаю, где Фрейсине нашёл этого человека — утверждал, что по хорошим рекомендациям от каких-то знакомых, — продолжил он. — Более того, я предлагал отправить Арно в столицу, там пригласить преподавателей из университета и магической академии, и пускай те подготовят его к поступлению в ту самую академию, потому что магу, наследнику герцогства, необходимо получить достойное образование. Но Фрейсине заладил про позор на имя его рода и что-то ещё, столь же осмысленное, и переспорить его было бесполезно. Пожалуй, в этот момент я был второй раз близок к тому, чтобы либо убить его, либо увезти Арно из этого дома против его воли. Это означало нарушить обещание, данное моему отцу — а тот не хотел тотальной войны людей против Старших. Увы, большинство людей не имеют не только магических способностей, но и какого бы то ни было образования, поэтому нет сомнений, на чьей стороне оказался бы перевес, и кому бы пришлось скрываться. Поэтому моему племяннику пришлось стать своего рода залогом мира между людьми и нелюдьми.

Этот господин назвался вымышленным именем, и по нему было отчётливо видно — лжёт, недоговаривает, может быть не напрямую обманывает, но вводит в заблуждение. Но когда я взял его за ухо и предложил рассказать, что он скрывает, он принялся ныть и утверждать, что готов дать любую клятву, только бы его не трогали, оставили в покое и позволили делать то, ради чего он прибыл — то есть обучать наследника герцога Фрейсине необходимым наукам. Он признался, что назвался не собственным именем, но по какому-то родичу, отбывшему в Другой Свет, которому нет дела до здешней жизни и здешних людей. Я некоторое время контролировал — чему этот человек учит Арно, но тот и вправду придерживался оговорённой программы и рассказывал о человеческих книгах, человеческой философии, истории Франкийского королевства и о чём-то подобном. Однако, иногда он позволял себе расслабиться, и тогда от него можно было услышать, что маги — это высшая несправедливость, что все люди рождаются равными, и то, что кто-то из них богат, а кто-то беден, и кто-то маг, а кто-то нет — это плохо и должно быть искоренено. Впрочем, мне было достаточно услышать подобное один раз, и я снова встряхнул его хорошенько и запретил говорить с Арно на эти темы.

Ещё я слышал, он пытался применить к племяннику какие-то свои вредные придумки, но Арно сказал, что способен справиться с ними сам, и помощь ему не нужна. И поэтому когда этот господин выполнил свою работу, то есть — подготовил племянника к дальнейшей жизни, я лично проследил за тем, чтобы он и не думал оставаться в доме Фрейсине. Правда, он выпросил у Жермона какое-то уединённо стоящее жилище, и намеревался в нём жить и заниматься там какой-то своей ерундой, и если Жермона это устраивало — то это его дело, как мне кажется. Для меня главным было то, что этот человек покинул дом, где живёт мой племянник, и не пытается заразить его своими весьма странными идеями.

— И вы не пытались переубедить его? — интересуется король.

— Один раз попытался, понял, что это бесполезная затея. Это даже не было интересно, потому что сей господин не мог похвастаться какими-то особо продуманными доказательствами, его идея была в том, что превосходство одного человека над другим — это плохо, и не так важно, в чём выражается то превосходство — в знатности рода, полученных знаниях, накопленном богатстве, магических способностях или чём-то ещё.

— И что же, это всё, что вы желаете сообщить, ле Лю? — поинтересовался король.

— Да. Я доволен, что высшие силы покарали Фрейсине за его отношение к семье, и что не дали ему другой семьи, тоже рад. Арно же представляется мне куда лучшим сеньором для этих земель, чем был Жермон. Но тут уже решение вашего величества.

И господин Бернард склонил голову, показывая, что сказал всё, что желал. А потом, повинуясь знаку короля, сел подле племянника.

Я выдохнула, когда поняла, что он не сказал ни слова обо мне, но желала расспросить его сама. И не перед королём, о нет. Нужно как-то извернуться и сделать это.

Тем временем король говорил о необходимости допроса Руссо. Теперь, когда благодаря изысканиям учёных есть некий список его открытий и изготовленных им артефактов, можно получать его признание.

— А нужно ли то признание, — усомнился высокий рыжий военный, которого, как я узнала, зовут Бенедикт, герцог Вьевилль. — Повесить, и дело с концом.

— Но ты же понимаешь, что его секреты не умрут вместе с ним? Мы нашли их слишком поздно, — пожал плечами Саваж.

— Будем следить, и если хоть где-то на территории королевства что-то подобное покажется — тут же уничтожать, — не сдавался Вьевилль. — И так упустили жирный заговор, и теперь снова будем мягкотелыми? Повесить, непременно повесить в назидание прочим. Мало ли, что ещё выдумает этот изобретательнейший человек, и как решит использовать свои придумки. Нечего, нечего.