Не отдавай меня ему (СИ). Страница 13

Я задерживаю дыхание на секунду-другую и не могу поверить. Пианино… Я ведь так давно не прикасалась к клавишам. Музыка осталась в той жизни, что была до Заура, в мире, где я была свободной и счастливой.

— Все, закончил, — мастер закрывает крышку и улыбается мне. — Инструмент в полном порядке. Садитесь, попробуйте.

Ноги сами несут меня к табурету. Я опускаюсь на него, медленно поднимаю крышку. Ряд белых и черных клавиш заставляет сердце подпрыгнуть от восторга. Осторожно прикасаюсь к ним кончиками пальцев, ощущая их гладкость, прохладу и магию .

— Они все помнят, — шепчу я, но пальцы предательски дрожат.

— Сыграй что-нибудь, Латифа. Пожалуйста! — просит Аиша, подходя ближе.

Я делаю глубокий вдох, закрываю на мгновение глаза, отгоняя прочь все страхи и тревоги, и начинаю. "Вальс до-диез минор” Шопена помню, как молитву, потому что сдавала его на экзамене. Сначала я играю осторожно, но потом вхожу во вкус и становлюсь смелее. Музыка оживает, заполняя собой все пространство, смывая напряжение дня и боль прошлого. Я забываюсь в ней, отдаюсь потоку звуков, и снова чувствую себя той девушкой, у которой были мечты.

Последний аккорд затихает, и в наступившей тишине раздается восторженный вздох Аиши.

— Браво! — восклицает она, хлопая в ладоши.

И тут мой взгляд падает на дверной проем напротив инструмента. В нем стоит Джафар. Он прислонился к косяку, скрестив руки на груди, и смотрит на меня.

— Джафар-бей? — мой голос звучит сдавленно. — Давно вы здесь?

— Давно, — отвечает он, не меняя позы и не разрывая зрительный контакт. — Почти с самого начала.

Он отталкивается от косяка и шагает в нашу сторону.

— Ты красиво играешь, Латифа.

Я встаю с табурета и подхожу к нему. Сердце бешено стучит, но на этот раз не от страха. Я смотрю ему прямо в глаза, желая передать всю глубину своей благодарности.

— Джафар-бей, спасибо вам большое за пианино, — голос дрожит от переполняющих меня чувств. — Это самый неожиданный и дорогой подарок.

Он задерживает взгляд на моем лице, и в его глазах я вижу не просто одобрение, а нечто теплое, прежде неведомое. Хозяин дома медленно, почти небрежно, проводит рукой по полированной поверхности пианино

— Я рад, что ты ожила, Латифа, — говорит он ровно, и его низкий голос будто бы ласкает каждую клеточку моего тела.

Его слова, сказанные так просто, падают мне прямо в душу, заставляя ее трепетать. В этот момент я чувствую это притяжение с новой, ослепительной силой. Оно витает в воздухе между нами - немое, запретное и невероятно могущественное.

Глава 17

Ещё одна неделя пролетает, как один миг. Собеседование в частной музыкальной школе прошло успешно. Меня взяли! И даже дали первых учеников — двух девочек и мальчика, которые смотрят на меня с таким доверием и жаждой научиться, что сердце наполняется теплом. Я снова чувствую себя на своём месте. Я — Латифа, учитель музыки. Не чья-то жена, не обуза, а человек, который может дарить знания и видеть отклик в глазах детей.

С Джафар-беем мы редко пересекались: он уходил рано, приходил поздно, и я старалась не попадаться ему на глаза.

Но этим вечером, за ужином, Джафар-бей, отложив вилку, обращается ко всем:

— Завтра утром я улетаю в командировку. На месторождение, по новому контракту. Пробуду там несколько дней.

Аиша недовольна, потому что раньше отец отправлял её к Зарине, когда уезжал в командировки. Ей там было скучно, поэтому она не хочет ехать сейчас. Но Джафар удивляет нас и говорит:

— Вы обе остаётесь здесь. Все поездки — только с охраной. Никаких отклонений от маршрута. Джала, — он поворачивается к экономке, — ты сможешь пожить с ними?

— Конечно, Джафар-джан, — кивает она, и в её взгляде читается безоговорочная преданность. — Не волнуйся о доме.

Я молча киваю, когда его взгляд скользит по мне. Мысленно я уже представляю эти несколько дней без него — такие же тихие, как и прошлые, но теперь отчего-то кажущиеся пустыми.

Аиша бросается папе на шею, целует его и говорит, что будет скучать. Он просит её не шалить и слушаться, особенно охрану. Меня же просит присмотреть за ней. Я обещаю, что всё будет хорошо.

Ближе к полуночи дом затихает. Джала ушла домой, Аиша уже в своей комнате, а меня снова мучает бессонница. Я спускаюсь на кухню, чтобы выпить молока с мёдом. Открыв холодильник, вытаскиваю пакет, наливаю в маленький сотейник. Не успеваю включить конфорку, как слышу за спиной шаги. Я знаю, чьи они, — и сердце моё тоже знает. Оно радостно трепещет, хотя я всячески стараюсь его унять.

Обернувшись, вижу Джафар-бея в дверях. Он стоит в серых домашних брюках и простой тёмной футболке, подчёркивающей мощь его плеч и сильных рук с тёмными волосами. Он выглядит усталым, но собранным.

— Опять молоко с мёдом? — его голос в ночной тишине звучит особенно глубоко.

— Да. Вам тоже сделать?

Он медленно кивает и садится за стол, пока я стою у плиты. Когда молоко нагрелось, разливаю его по кружкам слегка дрожащими пальцами. Открываю крышку пузатой керамической баночки с мёдом, добавляю по ложке в каждый напиток, размешиваю, чтобы он растворился, и ставлю чашку перед ним, пряча глаза, потому что боюсь встретиться с его взглядом. Тем не менее то, как он меня изучает, заставляет кровь бежать быстрее.

Мы сидим в тишине, которую нельзя назвать неловкой. Она наполнена невысказанным. Тёплая и согревающая, как мёд. Тягучая и удивительно сладкая, как мед.

Он допивает первым и встаёт.

— Мне завтра рано вставать.

— Да, — поднимаюсь и я. — Конечно.

Мы стоим рядом со столом, друг напротив друга. Между нами всего пара шагов, и если бы он захотел, настиг бы меня в один.

— Будьте осторожны, — говорю я, наконец поднимая на него глаза. Я боюсь и в то же время хочу смотреть на него, потому что вижу в нём сейчас мужественного и честного мужчину.

— И ты береги себя, — его взгляд становится пристальным, серьёзным. — Мои люди присмотрят за тобой. Но если что-то будет нужно… что угодно… звони в любое время.

— Всё будет хорошо, — уверяю я его и сама верю в это. — Я не побеспокою вас по пустякам.

Уголок его губ чуть подрагивает.

— А я всё же буду беспокоиться. О вас.

Эти слова, сказанные так просто и тихо, падают прямо в сердце. Греют сильнее любого молока. Несколько секунд я просто смотрю на него, на это сильное, суровое лицо, которое стало для меня символом безопасности и веры.

— Доброй ночи, Джафар-бей.

— Доброй ночи, Латифа.

Он пропускает меня вперёд, и я иду к двери первая, зная, что он провожает меня взглядом. Войдя в спальню, закрываю дверь, приваливаюсь к ней спиной и закрываю глаза. Этого не может быть, я не должна этого чувствовать. Но в то же время понимаю: эти несколько дней разлуки покажутся мне вечностью.

Предрассветная тишина разрывается низким гулом мотора под окном. Моё сердце замирает, а затем начинает биться чаще. Я сбрасываю одеяло, накидываю лёгкий шёлковый халат и на цыпочках выхожу в пустой, погружённый в сон холл.

Подхожу к высокому окну и осторожно отодвигаю тяжёлую портьеру. Внизу, во дворе, залитом голубоватым светом зари, стоит он. Джафар-бей. Не в своём безупречном деловом костюме, а в тёмных джинсах, чёрной футболке и пиджаке. Он убирает чемодан в багажник внедорожника, захлопывает его — звук кажется оглушительным в утренней тиши. И только потом он оборачивается, словно чувствует мой взгляд.

Его глаза мгновенно находят меня в полумраке окна. Мы замираем, разделённые стеклом и расстоянием, но между нами поднимается оглушительное напряжение. Он не улыбается, не машет рукой — просто смотрит неотрывно.

В этот миг внутри меня, в самой глубине души, распускается запретное и пылающее чувство. По телу разливается тёплая волна, от которой холодеют кончики пальцев. Это не просто волнение. Это — признание.

Признание в том, что я смотрю на мужчину. На мужчину, который старше меня почти на двадцать лет. На брата моего мужа. И это чувство, это сумасшедшее влечение — абсолютно и бесповоротно неправильно. Оно противоречит всему, во что я верю и что считаю допустимым.