Мой запретный форвард (СИ). Страница 24

— Ты что вообще приперся сюда? — цедит он сквозь стиснутые зубы.

— Я хочу вернуть Полли, — отвечает Тони дрожащим голосом.

— Вернуть? — недовольно переспрашивает Яр, сжимает кулаки еще сильнее, впиваясь в свою же футболку на груди Тони. — А не поздно ли ты спохватился? Где ты был, когда на нее лилось все дерьмо? Ты засунул язык в задницу и ушел в тень, когда ей нужна была поддержка.

Слова Ярослава бьют в самое сердце, задевают самые болезненные струны души.

— Ты струсил!

Мне хочется, чтобы Яр вдолбил в голову Тони, что он поступил неправильно. Но, видя, как закипает Анисимов, я уже начинаю волноваться за здоровье Тони.

Я бросаюсь вперед, хватаю Анисимова за плечи, пальцы впиваются в ткань толстовки. Пытаюсь оттащить его от Тони.

— Яр! Отпусти его!

Он не слышит. Или слышит, но ему плевать.

— Уматывай в свою Канаду, — рычит он прямо в лицо Тони. — И если еще раз появишься здесь, я тебе все ноги переломаю. На лед будешь только своими испуганными глазенками пялиться.

— Ярослав! — я почти кричу.

Он резко отпускает Тони и показательно отряхивает ладони, словно держал что-то грязное в руках. Тони ловит ртом воздух, смотрит на меня.

Ждет, что я сейчас встану на его защиту?

— В коридор, — шиплю я, схватив Яра за запястье.

Вытаскиваю его, захлопываю за нами дверь.

— Не командуй тут, — шепчу я. — На льду будешь командовать.

— Ты его любишь? — глухо и совсем неожиданно спрашивает Ярослав.

— Это не твое дело, — отвечаю недовольно. — Хватит лезть в мою жизнь.

Его глаза темнеют, он делает шаг ближе, и его дыхание касается моей кожи.

— Я пообещал твоему отцу не лезть в драки, — шепчет он. — Я едва сдерживаюсь, чтобы не начистить морду твоему канадскому дружку.

— Вот и держи себя в руках и дальше, — бросаю я, держа оборону.

И тогда Анисимов меняется. Лицо, голос, взгляд, все становится каким-то настоящим.

Он медленно опирается ладонью в стену рядом с моей головой, наклоняется ко мне слишком близко.

— Не могу, — хрипло отвечает он. — Мне рвет башню, когда рядом с тобой кто-то крутится.

Я замираю и жмусь спиной к стене.

— Как хочешь, — продолжает он, взглядом проникает в самую глубь. — Воспринимай мои слова как хочешь, Полина. Но это уже не просто перепихнуться. Мне хочется защитить тебя от всего мира и мне, блядь, как-то не по себе. Я сам от себя в шоке. Веришь?

Смотр в его горящие глаза, и это последняя искра.

Взрыв.

Он жадно, резко и горячо впивается в мои губы.

Никаких подготовок, никаких «могу ли я?». Просто двое, которые слишком долго ходили по лезвию. Его рука ложится на мою талию, другая отрывает меня от стены и остается на затылке.

Анисимов не просто целует, он забирает воздух, пространство, здравый смысл. Его язык касается моего, и меня пронзает ток.

Я цепляюсь пальцами за его толстовку, чтобы удержаться.

Потому что земля под ногами где? Правильно! Ее больше нет.

Он прижимает меня к стене чуть сильнее, но не больно. Ровно настолько, чтобы укрыть меня от всего мира.

Я ненавижу этот поцелуй и утопаю в нем.

ГЛАВА 33.

Полина

Я резко упираюсь ладонями в грудь Ярослава и отталкиваю его от себя.

— Не смей так больше делать, — шиплю я. — Никогда.

Если я сейчас не уйду, то так и останусь стоять прижатой к стене, растворенной в его запахе и в собственном идиотизме.

Разворачиваюсь и быстро залетаю к себе в комнату. Закрываю за собой дверь, словно ставлю баррикаду между собой и Анисимовым.

Тони подскакивает с кровати, подходит ко мне.

— Все хорошо?

— Тебе лучше улететь, — говорю сразу же.

Он моргает, губы кривятся в недовольстве.

— У вас все серьезно? — расстроено спрашивает Тони.

— Он не мой парень, — бросаю резко и отхожу к окну.

— Ну конечно, — он коротко усмехается, словно мы оба знаем, что это ложь, только кто-то из нас слишком упрям, чтобы признаться в этом.

Я открываю рот, чтобы еще что-то сказать, объяснить или наоборот, вообще ничего не объяснять и выгнать его. Но Тони на удивление настойчив:

— Я видел, как он на тебя смотрел, Полли. У него к тебе… чувства.

Ха-ха! Смешно.

— Как же, чувства, — хмыкаю я.

Тони медленно подходит, осторожно берет меня за руки.

— Полли…

Я резко отступаю назад, прячу свои руки за спиной.

— Не надо, — говорю я.

Тони понимающе кивает, и в этот момент соседняя дверь хлопает так, что стены дрожат.

Видимо, это Анисимов влетел в свою комнату. Он даже своим существованием буянит.

Я ощущаю, как Тони смотрит на меня, но я не могу поднять на него взгляд. Слишком много хаоса на несколько квадратных метро, становится мало воздуха.

Тони делает шаг ближе, но уже без попытки дотронуться, просто серьезный и сосредоточенный.

— Полли, я не просто так прилетел, — тихо произносит он.

Я ловлю его взгляд, каким он бывает только когда он на что-то окончательно решился.

— Комиссия готова еще раз рассмотреть твое дело.

— Что? — переспрашиваю с недоумением.

— Тебя могут оправдать, — продолжает он бодрым голосом. — И тебе могут вернуть право выступать.

Я почти чувствую запах арены, рев трибун, партнерскую руку, его уверенную руку на своей талии.

Тони ждет, что я сейчас расплачусь или подпрыгну, или обниму его так, как раньше. Ноя стою, как вкопанная, даже писка из себя не могу выдавить.

— Полли, мы сможем вернуться на лед, кататься дальше. Вместе, — он говорит быстро и взволнованно. — Да, прошло время, но мы быстро наверстаем! Мы же лучшая пара Канады. Лучшие. Мы сможем тренироваться каждый день, по десять часов, снова выйти на чемпионат. Полли, мы ведь этого всегда хотели.

Я глотаю воздух, голова кружится. Так резко надежда не приходит – это слишком недостоверно.

— Почему комиссия решила пересмотреть дело? — спрашиваю я дрожащим голосом.

На лице Тони мелькает тень гордости.

— Мы подали апелляцию. Я и тренер. Не сразу получилось, но нам дали зеленый свет.

Он говорит «мы» так, будто я все еще часть той старой команды. Будто я не стояла одна, когда меня все обвиняли. Будто я не держала удар, пока он молчал.

Но эта надежда, она такая зараза. Даже если сотни раз обожглась, все равно тяну руку к огню.

— Полли, — он делает шаг ближе, я поднимаю голову, чтобы смотреть ему в глаза. — У тебя снова есть шанс. Наш шанс. Понимаешь?

Я закрываю глаза на секунду, и вижу мерцающий лед. Тройной тулуп, который я могла прыгнуть с закрытыми глазами. Победы. Улыбки. Объятие после проката. Трепет накрывает с бешеной силой.

Но с радостью приходит и боль. Та самая, когда весь мир смотрит на тебя, как на предательницу.

Я открываю глаза, потираю ладонью лоб.

— Мне надо подумать, — говорю тихо.

— Я забронировал гостиницу до пятницы. Подумай над моим предложением.

Тони снимает футболку Анисимова, а я сразу же отворачиваюсь, будто на меня кто-то в упор светит прожектором. Глупо. Но его идеальное рельефное тело сейчас вот совсем некстати.

Он натягивает свою мокрую рубашку, застегивает ее, а потом подходит к тумбочке. Берет мой блокнот и ручку, пишет номер. Каждую цифру выводит медленно.

— Прошу тебя, подумай хорошо, Полли. Такой шанс дается раз в жизни. Ты сможешь вернуться в фигурное катание.

И почти шепчет последнее:

— Это ведь твоя жизнь, малышка.

«Малышка». Это слово принадлежит другому времени, другому миру, где я жила на льду, дышала холодом и знала, кто я такая.

Сейчас оно режет слух.

Тони поворачивается и молча уходит, и вот я остаюсь одна.

Комната вдруг кажется тесной, воздух густым. Футболка Анисимова лежит на кровати, как вызов. Номер Тони в блокноте на столе.

Я чувствую, как меня разрывает пополам. И я стою посреди комнаты и впервые не знаю, куда хочу идти.

Вперед: туда, где любимый лед и свет прожекторов?