Башня. Новый ковчег-4. Страница 14

Константин Георгиевич всё ещё вел разговор со своим помощником, кажется, давал ему распоряжения насчёт того, как обеспечить безопасность Ники, дочери Павла. На этом месте Олега что-то кольнуло – Стёпа. Что ему интересно понадобилось в больнице? Неправильно, что он отмахнулся от сына, надо было выслушать, вдруг что-то с Соней. Хотя нет, если бы что-то случилось дома, Соня нашла бы способ с ним связаться. Она – умница, его маленькая Соня. Губы Олега тронула тёплая улыбка, как всегда, когда он думал о жене. Сколько лет назад она вошла в его жизнь, а он всё никак не мог поверить, что эта маленькая женщина – его, что она с ним.

Мысли, описав круг, снова вернулись к Стёпке. Нет наверняка у парня какие-то свои неприятности, ну что ж… его сын уже не мальчик, пусть учится решать свои проблемы сам, пора. Мельников решительно изгнал мысли о семье из головы и вернулся к тому, с чего начал: к воскрешению Савельева, к внезапно возникшей проблеме на станции и, разумеется, к Совету, к совещанию, которое вот-вот начнётся, и на котором им с Константином Георгиевичем никак нельзя сплоховать. Олег стал мысленно перебирать известную информацию, раскладывать всё по полочкам, выбирая самое основное, главное, то, что поможет убедить остальных членов Совета.

Наконец, Величко закончил со Славой и повернулся к Олегу. Взглянул внимательно, словно оценивал, справится ли Мельников, не подведёт.

– Ну что, Олег, – Константин Георгиевич подмигнул. – Как там пелось в какой-то старой песне – это есть наш последний и решительный бой.

Голос у Величко оказался неожиданно приятным и даже неплохо поставленным. Олег невольно улыбнулся, а потом понял, что Константин Георгиевич, почувствовав его напряжение, попытался таким образом немного разрядить обстановку, снизить накал.

– Я сделаю всё, что в моих силах, Константин Георгиевич, – просто сказал он.

– Не сомневаюсь, Олег. Все мы сейчас в одной лодке. И Павел с Борисом – дай-то Бог, чтобы им всё удалось там, внизу. Ну и мы поможем, чем сможем. И вот ещё, – Величко прищурился. – Говорить на Совете буду я. А ты сначала помалкивай. Я бы вообще не хотел, чтобы ты пока афишировал своё участие в этом.

– Но вам же понадобится моя поддержка?

– Обязательно понадобится, Олег. И ты мне её окажешь. Но не сразу. Просто поверь мне, старому интригану. Я этих заседаний перевидал на своём веку – не сосчитать. И было время там не эта шелупонь нынешняя сидела – такие мастодонты лбами сталкивались. Но и сейчас расслабляться не стоит. Сейчас надо всё как по нотам разыграть.

Мельников кивнул, признавая за Величко, этим старым интриганом, как он сам себя назвал, безоговорочное преимущество в данном вопросе.

– В общем, говорить буду я, а ты молчи до поры до времени и наблюдай. Внимательно наблюдай. Смотри за каждым. Кто как отреагирует, мимика, жесты. Сейчас любая мелочь может сыграть.

– Вы думаете, что кроме Ставицкого и Рябинина… – медленно произнёс Олег, внезапно поняв замысел Величко.

– Я почти уверен. У Ставицкого было достаточно времени, чтобы обработать кого-то, вряд ли он ограничился только военным сектором. Наверняка ещё кого-то перетянул на свою сторону. А может, и не одного. И мы обязаны их вычислить, Олег. А потому сейчас ты пойдёшь сразу в зал, а я немного отстану, приду на несколько минут позже. Не стоит сразу все карты раскрывать, ты уж мне поверь.

Мельников кивнул. И одновременно с этим кабинка лифта мягко качнулась и остановилась.

Когда Мельников вошёл в зал, все уже были в сборе и галдели, как потревоженная стая чаек. С его появлением гвалт на мгновение стих, все настороженно уставились на вновь прибывшего, но тут же снова стали говорить, почти все разом.

– Олег Станиславович, может, вы в курсе, что тут у нас происходит? Почему так срочно и спешно? И ещё, что там делают военные? Я что-то не помню, чтобы наши заседания так охраняли, – к нему кинулся Соломон Исаевич Соловейчик, глава логистического сектора. Обычно Соломон Исаевич был печален и задумчив, его большие глаза, похожие на тёмные, спелые сливы, грустно глядели на собеседника, и в них плескалась глубокая скорбь его многострадального древнего народа. Но сейчас Соловейчик вышел из образа страдающего от несовершенства мира еврея. Он был сильно возбуждён и, когда пожимал Мельникову руку, Олег почувствовал нервную дрожь в его длинных пальцах.

Мельников не ответил, только неопределённо пожал плечами, сел на своё привычное место, придав лицу равнодушное и холодное выражение, и окинул взглядом остальных. Интересно, кто же из них в сговоре со Ставицким?

Громче всех возмущался, конечно же, Богданов. Он всегда производил много шума и всегда впустую.

– Вот увидите, Анжелика Юрьевна, нам сейчас предъявят новую версию бюджета, я в этом абсолютно уверен, – говорил он сидящей рядом с ним Бельской, которая возглавляла юридический сектор, склонившись при этом к женщине чуть ближе, чем позволяли приличия. – И по этому новому бюджету выяснится, что мы тут все ещё и должны останемся.

И он громко расхохотался над своей дурацкой шуткой. Мельников поймал взгляд Анжелики Юрьевны, она слегка улыбнулась Олегу, едва заметно закатила глаза. Олег ответил ей такой же полуулыбкой. Смотреть на неё всегда было приятно – красавица, безупречно и со вкусом одетая, с тщательно уложенными светлыми густыми волосами, Анжелика нравилась Олегу. К тому же за этим весьма привлекательным фасадом таился острый, мужской ум. Она не зря занимала своё место в Совете, в отличие от фанфарона Богданова юристом Анжелика была отменным, с цепкой памятью и умением выстраивать чёткие логические цепочки.

Мельников перевёл взгляд на сидящего по ту сторону стола Соколова. Вот кто раздражал его в Совете больше всех, после Павла Григорьевича, разумеется. Своим неряшливым видом, неопрятностью, небрежностью, невнятной речью, словно его рот всё время был забит клейкой кашей, дёргаными, торопливыми жестами. Так уж повелось, что Соколов, глава сектора связи, каждый раз занимал место напротив Мельникова, и Олег вынужден был на каждом заседании постоянно спотыкаться взглядом об его помятый костюм, дорогой и модный, но сидевший на нем хуже мешка из-под картошки. Вот и сегодня Олег машинально отметил, что рубашка у Дениса Евгеньевича явно несвежая, а на галстуке и вовсе красовалось большое жирное пятно. Да и сам галстук постоянно сбивался в сторону и норовил спрятаться под пиджак.

Олег брезгливо поморщился и поправил свой собственный галстук, который всегда располагался ровно посередине рубашки, как будто его положение выверяли по линейке.

Соколов поднял на Олега глаза, рассеянно кивнул и снова уткнулся в лежащий перед ним планшет. Денис Евгеньевич явно был чем-то сильно озабочен, он то и дело нервно набивал какой-то текст и рукой протирал блестевшее от капелек пота лицо.

«Может быть, стоит ему сказать, что люди уже давно придумали платки для этих целей», – раздражённо подумал Мельников и, заметив, как Соколов, не сильно задумавшись, вытер свою влажную от пота руку о лацкан пиджака, поспешил перевести взгляд на что-то более приятное.

Он ещё раз внимательно оглядел всех присутствующих. Кто же из них спелся со Ставицким? Балаганный шут Богданов со своими тупыми остротами и громким смехом? Этот, конечно, мог, вот только пользы от него Ставицкому никакой, ибо Богданов был откровенно глуп. Может, Звягинцев, глава сельскохозяйственного сектора? Один из самых старых членов Совета. Сидит спокойно, как обычно, чуть отстранённо, пребывая в своих думах. Чёрт его знает, что там у него на уме? Или Соломон Исаевич Соловейчик, который уж чересчур разнервничался, ему-то что переживать? Кто там ещё остался? Малькова? Сухая, строгая Светлана Андреевна всегда напоминала Мельникову его первую учительницу, впрочем, не зря напоминала – перед тем, как возглавить сектор образования, Малькова преподавала в школе и, судя по слухам, славилась своими жёсткими методами обучения и воспитания. Могла она поддерживать Ставицкого? А почему бы и нет? По большому счёту, все они могли – и красавица Анжелика Бельская, и неряха Соколов, и Звягинцев, который явно себе на уме, и даже Соловейчик, чёрт его разберёт, что там скрывается под маской безобидного старого еврея.