Ты врёшь мне?. Страница 1

Анастасия Леманн

Ты врёшь мне?

Глава 1

Утро начиналось вяло, будто кто-то включил мою жизнь в режиме энергосбережения. Я сделала глоток кофе, и горечь сразу стряхнула остатки сна, заставила глаза открыться чуть шире.

По коридору прошаркала Влада, кутаясь в своё огромное одеяло. Вид у неё был такой, будто она всё ещё во сне и предпочла бы туда вернуться. Я невольно усмехнулась. Подростков по утрам лучше не трогать – опасный период.

На кухне стало теснее, но по-домашнему. Саша переворачивал яичницу. Раньше мне нравилось, как он привычно встряхивает чёлку, когда она падает ему на глаза. Сегодня это почему-то раздражало. Даже смешно: такой мелочи не должно быть значения, но меня кольнуло.

– Мам, а молоко где? – Влада даже голову не высовывает из холодильника.

– На дверце. – Я ставлю кружку на стол и тянусь за маслёнкой. В этот момент Саша дёргает рукой: раскалённое масло брызнуло на кожу. Он тихо чертыхается, отскакивая от плиты и трясёт обожжённой ладонью.

– Осторожнее! Мы с Владой переглядываемся, будто только что синхронно выкрикнули одно слово. Дочь закатывает глаза: ну вот, телепатический клуб родителей в действии.

Завтрак проходит почти молча. Я глажу ладонью шершавую поверхность стола, успокаивая себя: всё нормально, просто утро, просто мы немного сонные. В тишине слышен только скрежет вилки по тарелке да воркование голубей за окном. С виду это спокойное утро обычной семьи. Только у меня внутри почему-то покалывает тревога, хотя непонятно из-за чего.

После завтрака Александр чмокает меня в щёку на прощание. Его губы тёплые, пахнут чаем и вареньем. В коридоре звонко брякают ключи – муж уронил связку на пол, хотя обычно аккуратен до педантизма.

– Ты в порядке? – я наклоняюсь помочь поднять ключи.

– Да… – Саша суетливо заталкивает связку в карман. – Опаздываю, созвонимся.

Дверь захлопывается, оставляя после себя тихое эхо шагов на лестнице и слабый запах подгоревшего масла. Я стою в прихожей, и на сердце вдруг тяжелеет. Что это было? Просто неловкость… или что-то ещё?

Рабочий день разматывается как обычно. В 10:00 планёрка: начальница Ольга Николаевна хмуро сверяется с цифрами отчётов. Я сижу с блокнотом в руках, пытаюсь слушать, но мысли норовят уползти в сторону. В уголке стола темнеет пятно от разлитого кофе – моя рука дрогнула, когда я наливала его, задумавшись о своём. Словно тревога проявилась наружу этим пятном.

– Мария Сергеевна, вы меня слушаете? – холодный голос начальницы звучит где-то совсем рядом. Я вздрагиваю и киваю. Коллеги делают вид, что ничего не заметили. Мы сидим в душной переговорной в БЦ на Маршала Говорова, и мне до судорог хочется распахнуть окно и вдохнуть свежий воздух.

– Простите… я задумалась, – шепчу, опуская глаза. Ольга Николаевна цокает языком:

– Включайтесь в работу, Мария Сергеевна. Щёки у меня вспыхивают от стыда. Опять отвлеклась.

Полдня уходит на звонки партнёрам. Где-то на улице Савушкина застрял наш грузовик с оборудованием, и я по цепочке выясняю, кто виноват и как разгребать проблему. Обычно работа спасает от лишних мыслей, но сегодня тревога всё равно скребётся внутри, как мышь за стеной.

Когда я возвращаюсь с обеда, на экране мобильного два пропущенных вызова от Саши. Мы редко созваниваемся днём, и у меня сразу холодеет внутри – а вдруг что-то случилось? Я тут же перезваниваю, но в трубке только длинные гудки. Александр не берёт. Накатывает новая волна беспокойства. Я прикусываю губу и вижу своё отражение в чёрном экране: взгляд растерянный, как у побитой собаки. Чего я так переполошилась? Напрасно паникую? Но сознание уже рисует страшные сценарии, один хуже другого. И под этими страхами шевелится неприятная догадка, от которой меня бросает в холод. Спустя несколько долгих минут телефон оживает – звонит он.

– Привет. Ты звонил? Что-то срочное? – у меня предательски дрожит голос.

– Да нет, всё нормально. Просто хотел узнать, надо ли купить что-нибудь домой. В его голосе сквозит неестественная беспечность, словно улыбается через силу.

– Купи хлеба. – Я почти выдыхаю это слово, чувствуя облегчение. Наступает пауза. В тишине я различаю какие-то голоса на фоне – возле Саши кто-то есть, и он будто прикрыл ладонью телефон.

– Ты точно в порядке? – не выдерживаю я.

– Конечно, всё хорошо, – отвечает муж после ощутимой заминки. Теперь голос звучит чересчур бодро.

– Не переживай. Связь обрывается. Я опускаю телефон, глядя на своё бледное отражение в погасшем экране. В груди вместо сердца шевелится маленький тяжёлый комок.

Вечером меня встречает полумрак пустой квартиры и запах табачного дыма. На коврике у входа серым пеплом притрушены декоративные цветы. Саша бросил курить два года назад. Может, соседи перекуривали на лестничной клетке, а дым просочился? Я морщусь и включаю свет – по углам тут же расползаются густые тени. Влада у себя в комнате делает уроки под музыку. На мой осторожный вопрос, заходил ли кто-нибудь, дочь мотает головой, не поднимая глаз от тетради.

Я машинально разогреваю ужин и ставлю на стол тарелки – всё на автопилоте. Мысли возвращаются к странностям этого дня. Звонок мужа среди дня, пепел на коврике… Всё внутри застыло в тревожном ожидании. Когда Александр наконец возвращается, за окнами уже темно. Он здоровается тихо, не глядя мне в глаза, и сразу проходит в ванную.

Я замечаю краем глаза: на лацкане его пальто едва заметная светлая нитка – явно не от моей тёмной одежды. Тянусь снять её, но муж выходит из ванной, и я отдёргиваю руку. В горле застревает комок: я хочу спросить про запах сигарет, про звонок, про чужую нитку, но не могу выдавить ни слова. Да и он не пытается заговорить – проходит мимо на кухню, словно меня нет. Мы ужинаем почти молча. Саша бормочет, что устал и был аврал на работе. Не спрашивает, как прошёл мой день. В голове зудит вопрос: был ли он действительно на работе? Я глотаю его вместе с остывшим чаем.

Ночью я долго не могу уснуть. Лежу в темноте, уставившись в потолок. Спина Александра ко мне – он отвернулся к стене сразу, как лёг. Его ровное дыхание лишь подливает масла в огонь моей тревоги: как он может так спокойно спать, когда я разрываюсь от тяжёлых мыслей? Сердце бьётся в горле, а ладони холодеют и потеют. Перед внутренним взором встаёт образ: гладкая поверхность нашего брака покрывается первой трещиной – тонкой, как волос, но от этого не менее пугающей. Я боюсь пошевелиться, будто любое движение способно расширить эту трещину. Неужели мне всё это кажется? Или наша семья действительно дала трещину? Меня пробирает дрожь. Я кутаюсь в одеяло, словно оно защитит от надвигающейся беды. Ближе к рассвету мне всё же удаётся провалиться в тревожный, рваный сон.

Глава 2

Утром Саша уходит на работу, бросив на ходу: "Буду поздно". Мы едва перекидываемся парой слов – он избегает встречаться со мной взглядом. Сердце сжимается от дурных предчувствий.

В обеденный перерыв я звоню лучшей подруге. Елена Зеленская сразу понимает по моему голосу, что дело серьёзное. Мы договариваемся встретиться вечером у меня дома.

К вечеру я не нахожу себе места в пустой квартире. Наконец раздаётся звонок в дверь – пришла Лена.

– Ох, спасительница! – восклицаю я, едва открыв. Лена проходит внутрь с тёплым яблочным пирогом в руках. – Держи. Ставь чайник, – говорит она с порога. – Ну, выкладывай, что стряслось?

Я закрываю дверь и иду следом, пытаясь подобрать слова. Мы садимся на маленькой кухне, тесно прижавшись коленями под столом. Я ловлю себя на том, что избегаю прямого взгляда подруги – словно боюсь, что она прочтёт всё по лицу. Но молчать больше невозможно.

– Мне кажется, Саша что-то скрывает, – выпаливаю я наконец. – Возможно… изменяет.

Лена удивлённо поднимает брови, но паники в её глазах нет – скорее сосредоточенность.

– Так… Давай по порядку. С чего ты взяла? Слова словно прорывают плотину. Я рассказываю всё: и про странный звонок среди дня, и про пепел на коврике, про нитку на пальто. Про то, что он в целом стал каким-то отстранённым, чужим. Мой голос дрожит, но Лена не перебивает, лишь кивает, отхлёбывая чай.