Двадцать два несчастья (СИ). Страница 7

В правом верхнем углу поля зрения снова появился полупрозрачный интерфейс Системы:

Зафиксировано состояние стресса!

Рекомендуется дыхательная гимнастика для снижения уровня кортизола.

Не рекомендуется прием алкоголя, никотина и других психоактивных веществ.

Я усмехнулся. Спасибо за совет, таинственная Система, чем бы ты ни была. Стресс — явно следствие визита коллекторов. Что ж, есть у нас верный способ успокоиться. Например, можно подышать в полиэтиленовый пакет, но это для совсем тяжелых, а я предпочитал дыхательную гимнастику, особенно технику 4−7–8 — научно доказанный метод борьбы со стрессом.

Выполняется не просто, а очень просто. Четыре секунды вдох, семь — задержка, восемь — выдох. Такое дыхание активирует парасимпатическую нервную систему, а она — своего рода тормоз организма, противовес адреналиновой гонке. Пока симпатика кричит: «Бей или беги!» — парасимпатика мягко шепчет: «Успокойся, отдохни». Она замедляет сердце, расслабляет мышцы, включает пищеварение и восстановление. Когда она работает нормально, человек спит крепко, ест с аппетитом и вообще чувствует себя живым.

Но в этом теле система явно давно сломалась — вечный стресс, алкоголь и никотин выжгли ее дотла, оставив организм в режиме постоянной боевой тревоги.

Отсюда и все Серегины проблемы. А ведь решались они простыми упражнениями. Хотя бы пять минут в день на технику 4−7–8, которая убирает тревожность, снижает уровень кортизола и адреналина… и тело могло бы полноценно отдыхать, восстанавливаться и избежать страшных болезней. Простая физиология, но эффективная.

Сев на кровать, я выпрямил спину и попробовал. Вдох на четыре… Задержка… Но уже через пару секунд я начал задыхаться и почувствовал, как тело сопротивляется. Легкие хрипели и свистели — хронический бронхит курильщика давал о себе знать. В прошлом теле я мог спокойно задерживать дыхание на выдохе на полторы минуты, наслаждаясь медитативным спокойствием. Здесь же каждая задержка превращалась в мучение.

Четыре секунды вдоха через нос — легкие еле наполнились, словно через засоренный фильтр. Семь секунд задержки — и уже хотелось кашлять, в груди что-то булькало. Восемь секунд выдоха — вместо плавного потока воздуха какое-то хриплое сипение.

Но я упрямо продолжал. Пять минут дыхательной гимнастики. Тело протестовало, требовало привычной сигареты, но мозг знал — правильное дыхание буквально лечит меня изнутри. Снижает воспаление, улучшает насыщение клеток кислородом, запускает восстановительные процессы.

К концу пятой минуты я действительно почувствовал, как напряжение понемногу отступает. Не исчезает — этому телу нужны месяцы реабилитации, — но становится управляемым.

Остатки кортизола я сжег, поприседав. Впрочем, это громко сказано — колени не гнулись, хрустели, да и вес был слишком большим, а ноги — слабыми. Так что приседал слегка, словно садился на стул. Сделав около трех десятков таких полуприседов, я потом едва отдышался, колени аж ходуном ходили.

Однако разум прям прояснился.

Нужно было продолжать разбираться с ситуацией.

Я порылся в лекарствах, которые были у Сергея. Искал что-то адсорбирующее, хоть тот же активированный уголь. Нужно было срочно вывести хоть часть токсинов из организма. Иначе завтра я даже с кровати не встану. При взгляде на эту кровать меня аж передернуло. А о том, какое одутловатое будет мое лицо поутру, даже думать не хотелось.

Поэтому продолжил искать. К сожалению, ничего подобного в домашней аптечке Сергея я не обнаружил.

Вот засранец! А еще врач называется! Хотя о чем это я? Все, что он делал, вело только к саморазрушению.

Но уголь нужен.

Я немного подумал, а затем отбросил сомнения — не к чему рефлексировать, когда организм разваливается практически на глазах.

Вышел из квартиры и направился к соседке, Алле Викторовне, кажется, так ее звали (у меня всегда была не самая идеальная память на имена). Зато легко определил, где ее квартира — слышал звук закрывающейся двери. Поэтому нашел без проблем.

Позвонил.

Некоторое время ничего не происходило. Я уже решил, что она ушла (хотя куда на ночь глядя?). Но затем услышал какой-то шум и слабый возглас: «Открыто!»

Ну, раз открыто, я вошел.

— Алла Викторовна, — сказал я, — это сосед, Сергей. Извините ради бога, что так поздно. У вас есть активированный уголь или любой другой адсорбент? Выручите меня по-соседски?

В ответ послышался сдавленный звук.

Ведомый дурным предчувствиям, я кинулся в спальню. Так и есть: Алла Викторовна лежала на полу и силилась что-то сказать.

— Лежите спокойно! — велел я, подскочил к соседке, пощупал пульс — нитчатый, прерывистый. Руки липкие, холодные.

Я заглянул в ее глаза — зрачки изменились.

— С-сахар… — прохрипела пенсионерка.

— Скакнул?

Она покачала головой.

— Упал?

Утвердительный кивок.

— Сейчас! — Я метнулся на кухню, открыл шкафчик — ничего, холодильник — ничего. Да что же это такое⁈

— Лежите спокойно, я быстро! — крикнул я и забежал обратно в квартиру Сергея.

Я видел на кухне начатую пачку рафинада.

Схватил ее и вернулся в квартиру соседки. Быстро плеснул в стакан немного воды (хорошо, хоть была теплая в чайнике) и опустил туда четыре кубика сахара. Размешал и дал ей.

— Пейте! — велел я, поддерживая стакан.

С трудом, но она проглотила несколько глотков сладкой воды. Ее всю трясло мелкой дрожью.

Я сидел рядом и держал ее за руку. Через некоторое время на лицо вернулась краска. Она уже не казалась столь мертвенно-бледной.

— Что же вы так? — попенял я, помогая женщине лечь на диван. — А если бы я не зашел? Гипогликемия — это вам не шутки. И почему у вас ничего сладкого дома нет?

— Диабет у меня, — проворчала она, — я специально все сладкое выбросила. Чтобы не искушаться. А то не удержусь — сожру все.

— Та-а-ак, а где глюкометр? Давайте сахар измерим. Вы колетесь?

— На инсулине сижу, — вздохнула она. — Иногда колю больше, чем надо.

— А вот это вы зря, Алла Викторовна, — покачал головой я, — с диабетом шутить нельзя. Опаснее, чем кажется — может и до комы довести. Да что я вам рассказываю. Сами же знаете…

Я забалтывал ее специальным «докторским» голосом, пока паническая атака не пройдет.

— А в кармане у вас всегда должна быть конфетка. Лучше леденец, «стекляшка», они долгоиграющие и почти без срока годности. И к эндокринологу срочно надо.

— Хорошо, завтра же прямо с утра займусь, — усмехнулась она, пока я мерил ей давление. — А что ты хотел, Сережа? А то у меня из головы все вылетело.

Ну еще бы! Чуть коньки не откинула, как тут упомнить.

— Мне нужен активированный уголь или что-то подобное. Любой адсорбент, — сказал я.

— Посмотри там, в белом навесном шкафчике, на второй полке. Возьми, сколько надо. Уголь есть, — сказала она и добавила: — Даже не знаю, как тебя и благодарить, Сережа. Ты же меня сейчас, по сути, спас.

— Совет мне еще ваш нужен, — решил воспользоваться ситуацией я. — Понимаете, мой халат совсем не белый. И я обнаружил это буквально только что. А завтра комиссия. Скажите, чем его за ночь отстирать можно? «Белизна» же не пойдет? Он же пожелтеет от «Белизны», да? Или лучше в порошке замочить? Но я боюсь, что не отстирается.

— Не отстираешь, — задумчиво покачала головой Алла Викторовна, — что же ты так, в последний момент? Да и не высохнет он за ночь. А еще же выгладить нужно…

Она умолкла, прикрыла глаза. Я сходил на кухню, нашел там активированный уголь, взял один блистер. Когда вернулся обратно — глаза соседки блеснули:

— Сережа. Посмотри там, на антресоли, должен пакет быть… такой… синий… Поищи.

Я полез на антресоль, и действительно, среди барахла был синий пакет.

— Нашел!

— Открой его. Там должен быть белый халат. Я, когда в больнице работала, у меня пятьдесят шестой размер был. Это сейчас разнесло. Тебе должен подойти.