Ведьмы.Ру 3. Страница 7

– Не вздумайте меня обмануть, – эта, нынешняя, резко остановилась.

– Я не…

– Вы хотите встретиться с девчонкой. Пригласить её в ваши… эксперименты. Но дело в том, что она в первую очередь нужна мне. Ясно?

– Не совсем.

– Как же с вами, мужчинами, порой сложно, – женщина вздохнула. – Поверьте, в ваших делах от неё не будет проку. Она молода. Знать ничего не знает. И зелье, которое удерживает ваше дряхлое тельце от разрушения, она не сварит. И то, что не позволяет вам свихнуться, тоже. И в целом она никакое не сварит, потому что не обучена!

Это женщина выкрикнула почти в лицо.

– Она просыпается, чувствует в себе силу, но не знает, как с ней управиться. И вас, мой дорогой… партнёр, – это уже было сказано с насмешкой, – она скорее превратит…

– В жабу?

– В кого уж получится, – женщина произнесла это серьёзно. – Причём в буквальном смысле. Сила при пробуждении пытается подчинить ведьму, а у моей дочери нет способностей, ни умений, ни характера. Следовательно, сила её сотрёт.

– И зачем вам…

Человек с трудом удержался, чтобы не отшатнуться.

Дочь?

Его сын… да он всё и затеял ради сына. Изначально. А она…

– Зачем? Затем, что, когда она поймёт, во что превращается, сама придёт ко мне. И отдаст свою силу. И тогда…

Женщина заглянула не в глаза, в самую душу.

– …тогда я смогу его излечить.

Нельзя ей верить.

Нельзя и… и хочется. Она ведь единственная, кто сказал, что надежда есть. Не целители, не… а эта вот, про которую ему шепнули, что у неё есть зелья и нестандартный подход. Но и берет она не деньги.

Не только деньги.

И цена всегда высока, но также всегда посильна.

– Не верите?

– Хочу, но…

– Сколько лет мы уже с вами сотрудничаем. Семь, кажется? Ему ведь не стало хуже. Так?

Не стало.

Более того, Богдану порой становилось лучше. И он делался собой, прежним. И тогда всякий раз сердце сжималось, потому что разум подсказывал, что это улучшение – временное. Что день или два.

Или вот неделя.

Чудесная была неделя.

На эту неделю встали все дела, все проекты, и убытки были огромными. Да плевать на убытки. Оно того стоило. Целая неделя нормальной жизни. Но потом всё вернулось на круги своя.

– А сколько ему давали врачи? Два месяца, верно? Так что… верьте. Я держу своё слово. И от вас-то на сей раз не потребуется ничего, кроме того, что вы сами собирались сделать.

Щёлкнул изящный замочек, закрывая сумочку.

– Проводите? – кокетливо поинтересовалась она, превращаясь в почти обычную женщину.

Разве что красивую.

– Безусловно, – всё же он был и политиком, а потому умел держать лицо, как и эмоции, под контролем. – Буду рад помочь столь очаровательной даме…

– Кстати, мне понадобится поставка.

– Так рано?

– Увы… к любым зельям, сколь вы заметили, наступает привыкание.

– Это будет… сложно.

– Почему?

– К сожалению, с одним моим… поставщиком произошёл… как бы это выразиться… несчастный случай. Со всей его командой. И не только с ней. Я слишком поздно узнал о несчастье, и не смог помочь. Полиция влезла довольно глубоко, и моё вмешательство было бы воспринято вполне определённым образом. Товар пришлось скидывать, да и в целом перестраивать всю схему.

– И как долго?

– Пока не рискну строить предположения. Неделя или две. Всё же найти кого-то в достаточной мере толкового, а ещё и надёжного… не мне вам рассказывать. Но я передам заказ… сколько?

– Две. Лучше три. Не старше шестнадцати. Но, пожалуйста, доставку организуйте сами. И поспешите. Всё-таки появление морщин проще предотвратить, чем потом с ними бороться.

Глава 4

Когда служба и опасна, и трудна

Все великие люди были счастливы без денег. Писателю Толстому из-за бедности пришлось продать титул графа, и даже это не помешало ему быть счастливым. Он много работал в огороде и воспитал много деревенских детей.

Суровые будни бедных писателей.

– Лежишь? – поинтересовался сосед, садясь в кровати. И потянулся так, смачно.

– Лежу, – откликнулся Наум Егорович, испытывая острое чувство зависти.

– А чего лежишь?

– Так смотрят же ж, – Наум Егорович покосился на камеру, и сосед повернулся к ней.

– А… можешь не волноваться. Ничего-то они не увидят.

Он подавил зевок и снова потянулся.

– А хорошие у них зелья, забористые…

Главное, голос его показался смутно знакомым.

– Ты кто? – Наум Егорович приподнялся, готовый в любой момент притвориться спящим. Лежать, опираясь на локоть, было неудобно. Кровать скрипела, провисала, зато вот дверь была под контролем.

Но ни Пётр, ни кто иной, входить не спешил.

– Женька, – сказал сосед, протягивая руку. – А тебя, служивый, как звать?

– Наум… то есть, Николай.

– Ага. При них, стало быть, Колька, а так Наум.

Рука оказалась крепкой. А чувство, что вот встречались они где-то, усилилось. Главное, лицо этого типа явно было незнакомо Науму Егоровичу, но чувство…

Чувствам своим он привык доверять.

– Да ты садись, – щедро предложил Женька. – А то я прям все бока отлежал.

И поскрёбся.

– А камера. Взломал?

– Да не. Я ж не техник. Так, приморочил чутка, чтоб техника зависла.

– Придут проверять.

– Не, не придут. Тут не она одна отключилась. Проводка старая…

– И мыши.

– Во-во. Никакого спасения.

В голове вдруг щёлкнуло и сложилось.

– Это ты там… перед торговым центром? – уточнил Наум Егорович, щурясь и отчаянно пытаясь понять, что же ему делать. Был бы он агентом, наверное, знал бы.

А он не агент.

И вообще пока хотелось дать соседу в морду, вымещая нервное напряжение. Психолог в центре подготовки вот постоянно говорил, что нельзя нервное напряжение в себе держать, что надо его выплёскивать в мир и тогда будет покой психологический и ментальное счастье.

Наум Егорович кулак почесал, с трудом сдерживая в себе душевный порыв. Кто ж откажется от счастья.

– Драться полезешь? – уточнил Женька.

– Хотел бы… место не то.

– Толковый. Что с подарочком? Передали?

– Передали.

– И?

– И передали. Я ж… не из этих… кто мне докладываться станет?

– А, понятно… а тут чего?

– Внедрили, – вздохнул Наум Егорович.

– О, коллеги, стало быть!

– И тебя?

– И меня.

– Институт культуры? – уточнял Наум Егорович крайне аккуратно, поскольку вроде как заведение секретное, но…

– Ты от них, что ли?

Пришлось кивать. Причём возникла мысль соврать, но как-то очень уж запоздало. И потом возникла другая мысль, что этакая откровенность, говоря по правде, странна.

– Эх… хорошие ребята. Я, как моложе был, тоже хотел. Но мама запретила с ними играть.

– Чего так?

– Да… боялась, что плохому научат.

Если так-то, то зря боялась. В том смысле, что плохому его всё-таки научили, но уже в другом месте. Или это он сам? Бывают же от рождения одарённые люди.

– А ты… если не от них? То как тогда сам? Ну, тут оказался.

– Я? Я так… частным, можно сказать, порядком. Племяшка у меня. У неё жених. Второй, – Женька загнул пальцы. – Первый тоже есть, но там свои нюансы. А у второго дружок сюда угодил.

– Это который?

– Стасиком кличут. Вот Данька и задумал помочь ближнему.

Судя по охране, которую Наум Егорович видел, этому ближнему помочь будет тяжко.

– А там копнули и вышло, что одно, что другое…

– Расскажешь?

На камеру Наум Егорович всё же покосился.

– Не боись, если кто сунется, я почую… – Женька повёл тощими плечами. А ведь он худой, но жилистый. Наум Егорович знал таких, которых с виду соплёй перешибёшь. А они подождут, пока ты перешибать замаешься, и сами врежут.

В общем, морду бить почему-то перехотелось.

Никак место настраивало на мирный лад.

– Слушают? – уточнил Женька.

– Нет. Передатчик изначально обрубило.