Эпоха Титана 2 (СИ). Страница 2

Меня толкнули в спину.

— Поторапливайся, — буркнули сзади.

Развернулся. Локоть пошёл автоматически, якобы случайно. Зацепил наглеца прямо по носу.

Хруст. Кровь брызнула на его форму, тёмные пятна на зелёной ткани.

— А-а, сука! — агент отшатнулся, хватаясь за лицо.

Остальные вскинули оружие, но я уже стоял спокойно, с невинным выражением лица. Мол, извините, нечаянно вышло. Руки в наручниках, никакой угрозы. Агент с разбитым носом хотел что-то сказать, но его напарник положил руку ему на плечо.

— Оставь. Пошли.

После этого меня больше никто не толкал. Шёл сам, агенты держались на расстоянии. Урок усвоен.

Через несколько минут оказались в помещении с идеально белыми стенами. Слишком белыми, я бы даже сказал стерильными — запах дезинфекции витал в воздухе, въедался в ноздри.

Четыре стула посреди комнаты — для меня, Матросова, Василисы, которая всё ещё пребывала в полузабытьи, и ещё кого-то. Никаких окон. Лампа над головой раздражающе мигала.

Допросная? Камера предварительного содержания? Или специальная комната для «мягкого» психологического давления?

Нас усадили. Агенты вышли, дверь захлопнулась с глухим щелчком. Мы остались втроём.

Почему мы вместе?

Везли в разных машинах, держали на расстоянии, не давали даже пересечься взглядами, пока вели по территории. А теперь — посадили в одну комнату.

Посмотрел на Матросова. Борис морщился, оглядывался по сторонам, изучая помещение. Искал что-то? Или просто нервничал? Мы пересеклись глазами, и он покачал головой. Медленно, едва заметно. Что он хотел сказать? «Не говори ничего»? Или «Я не знал»?

Василиса дёрнулась на стуле.

— Убью! — выдохнула она, резко открывая глаза, — а?

Мамонтова часто заморгала, пытаясь сфокусировать зрение. Голова качнулась вправо-влево. Дезориентация после удара. Она попыталась поднять руку к лицу, но наручники звякнули, останавливая движение.

— Какого? — тряхнула головой женщина, наконец осознавая, где находится, — а-а-а… Сука, это меня эта тварь ударила?

Её лицо исказилось яростью. Губы сжались, ноздри раздулись. Она попыталась встать, но ноги не слушались. Рухнула обратно на стул, чертыхаясь.

Перевёл взгляд на неё. Изучал: реакции, движения, слова.

— Чё пялишься? — огрызнулась Мамонтова, поймав мой взгляд.

Хмыкнул. Женщины…

Тот пацан, Пальцев — аномальщик из третьей группы десятого корпуса. Его похитил маг в чёрном, которого я встретил той ночью в казарме. Притащил к аномалии. Зачем? Сделать изменённого — очевидный ответ. Но это порождает новые вопросы. Зачем создавать изменённых? Кто за этим стоит? Чего они добиваются?

Любят же муравьи всё усложнять. Хрень какая-то.

Теперь к тому, как нас поймали.

Два варианта: либо Чешуя следил, ждал и готовил ловушку, либо нас сдали.

Если предательство, то кто у нас кандидаты?

Пузатов — первый, кто приходит на ум. Куратор обиделся и решил настучать. Очень возможно. Человечки — крайне обидчивые существа и любят мстить за спиной, как слабаки.

Ещё варианты. Матросов? Хм… Не уверен. Ему это незачем. Он сам в деле по уши, зачем топить себя? Разве что играет в какую-то свою игру. Сдал операцию, чтобы выкрутиться самому, свалив всё на остальных.

Мамонтова. Глянул на неё — женщина сплюнула кровь на пол и оскалилась.

— Я прикончу этого ублюдка! — заявила она грозно, сверля взглядом дверь, словно Чешуя стоял за ней.

— Молчи, — тихо, но жёстко оборвал её Борис.

Его голос звучал как приказ. Матросов не повернул головы, продолжал смотреть в стену.

Нет, Василиса тоже не подходит на роль предателя. Слишком импульсивна, слишком эмоциональна. Такие не умеют долго играть в двойную игру. Да и мотива нет. Но это не снимает с неё подозрения.

Остаются Коля и Кирилл.

Почему Рязанова не было с нами? Вот он, звоночек. Я видел, как его сажали в грузовик вместе с Матросовым, но здесь его нет. Увезли отдельно? Или он вообще не арестован?

А Кирилл? Его сейчас тоже с нами нет. Посадили в другую комнату? Или допрашивают первым?

Уверен, что это всё часть игры Чешуи.

Лейтенант хочет, чтобы мы начали друг друга подозревать. Посади арестованных вместе, но без полного состава. Пусть гадают, кто предал, кто сотрудничает со следствием, кто сломается первым.

Потом начнут давить на каждого отдельно. Предлагать сделки. «Дай показания на остальных — получишь снисхождение». Всегда кто-то соглашается. Такова природа этих слабых созданий. Но я — не из их числа.

Дверь открылась. В проёме появился лейтенант с папками в руках. Чешуя выглядел бодрым, свежим, довольным собой. Форма отглажена, волосы уложены, на лице — та самая самодовольная улыбка.

Мамонтова напряглась всем телом. Попыталась встать, дёрнулась вперёд. Наручники зазвенели, сдерживая движение. Стул скрипнул по полу.

— Тише, деточка, — подмигнул ей Чешуя, останавливаясь в паре метров, — ещё поранишься.

Покровительственный тон. Как будто разговаривает с непослушным ребёнком, а не со взрослой женщиной-магом.

— Тварь… — процедила сквозь зубы Василиса.

Голос низкий, полный ненависти. Её пальцы сжались в кулаки. Если бы не наручники, она бы уже прыгнула на него.

— Добро пожаловать в наше отделение СКА! — торжественно, почти театрально произнёс лейтенант, разводя руки в стороны, — думаю, объяснять вам, почему вы тут оказались, не нужно.

Он прошёлся вдоль нас, изучая каждого.

— Почему же? — поднял взгляд Матросов, его голос звучал спокойно, почти равнодушно, — как раз-таки нужно. Даже очень.

Борис не дрогнул. Сидел прямо, плечи расправлены, подбородок поднят. Играл роль невиновного человека, которого несправедливо обвиняют.

— Ну что ж… — Чешуя остановился перед нами, положил папки на пустой стул рядом, — тогда давайте приступим, господа и дамы.

Он открыл верхнюю папку, пробежался пальцем по строчкам, явно для эффекта.

— С чего же мне начать? — протянул он, делая паузу, — незаконная вылазка с территории корпуса. Да, пожалуй, вот отсюда. Использование собственности корпуса без допуска — грузовик, оружие, экипировка. Незаконное проникновение на особо охраняемую аномалию. Браконьерство.

Улыбнулся. Не удержался. Только люди могли использовать это слово по отношению к гигантам. Браконьерство. Будто гиганты — редкий вид животных, охраняемый законом. Абсурд.

Чешуя заметил мою усмешку. Его глаза сузились на мгновение, но он не прервался.

— И самое вкусное, — вздохнул лейтенант, закрывая папку и откладывая её в сторону, — похищение аномальщика. Эксперименты над ним. Создание изменённого.

Пауза. Он дал словам повиснуть в воздухе, впитаться.

— Всего этого хватит вам на десять пожизненных лишений всех прав, — продолжил он, начиная отсчитывать на пальцах, — на пять смертных казней и много всего остального. Но не будем забывать, что вы ещё и контрабандой ядер занимаетесь.

Он обвёл нас взглядом, наслаждаясь моментом.

— Давно у меня таких наглых аномальщиков не было. Да чего уж там, я бы даже сказал… — он сделал паузу, подбирая слово, — бесстрашных.

Последнее слово прозвучало с издёвкой.

— Бред сивой кобылы! — Мамонтова плюнула под ноги лейтенанту.

Слюна упала на пол в сантиметрах от его начищенных ботинок. Чешуя посмотрел вниз, поморщился.

— Пойманы, как дешёвки, с поличным, — произнёс он с отвращением, отступая на шаг.

Я всё это время наблюдал за остальными. Василиса… Она специально его провоцирует. Выводит на эмоции, пытается сбить с профессионального тона. Хочет, чтобы он ошибся, сказал что-то лишнее.

Матросов спокоен. Ну, или хочет таким показаться. Руки лежат на коленях, дыхание ровное, лицо нейтральное. Но я заметил, как дёрнулась жилка на шее, когда Чешуя упомянул эксперименты. Нервничает, просто хорошо скрывает.

— Что скажете? — Чешуя развёл руками, обращаясь ко всем нам, — господа и… нечто, похожее на женщину.

Последнее он произнёс, глядя прямо на Мамонтову. Провокация. Грубая, примитивная, но эффективная.