Эпоха Титана 2 (СИ). Страница 17

— Нет, — ещё более твёрдо.

Вася посмотрел мне в глаза, не отводя взгляда.

— Плевать, я тебя считаю другом, — произнёс он. — Зачем ты так со мной? Я всего лишь просил меня научить драться.

— Хотел стать сильнее и не бояться? — склонил голову. — Слышал такое выражение, что не все желания стоит озвучивать?

Парень поморщился и откинулся на подушку. Закрыл глаза, выдохнул. Понял? Или всё ещё не дошло?

— Я рад, что ты попал к ловцам, — произнёс он, глядя в потолок. — Так быстро ещё никто не переходил. Ты стал живой легендой у нас в корпусе.

— Всё равно, — закинул последнюю зелёнку.

— Так ещё и Мамонтовой угодил. Ты теперь элита, — продолжал бубнить длинноволосый. — Все кураторы ставят тебя в пример, чтобы мы старались.

— Большов, ты куда попёрся? — возмутился Олег.

Врач вскочил со стула, увидев, что я направился к двери. Рука потянулась, чтобы остановить, но не коснулась.

— Есть, — ответил, не поворачиваясь. — Хотя бы ужин…

Голод. Тело требовало топлива. После такой бойни оно сожгло все запасы.

— Спасибо, — тихо произнёс Вася.

Слова донеслись откуда-то из-за спины. Повернулся к нему и кивнул.

Зелёнка продолжала работать. Тепло растекалось изнутри. Боль отступала ещё дальше. Мышцы расслаблялись, переставая быть каменными. Нужно будет узнать, есть ли что-то сильнее, да и мой запас закончился.

Вышел из медкорпуса как раз когда садилось солнце. Холодный воздух ударил в лицо. Свежий, чистый, без запаха крови и медикаментов. Вдохнул полной грудью. Только сейчас понял, что не было панической атаки в медкорпусе. Хоть какой-то плюс.

Замер на мгновение и прищурился. Потянулся — позвонки в спине щёлкнули один за другим, выстраиваясь в линию. Плечи расправились. Тело возвращалось к норме. На лице появилась улыбка.

Человеческое тело оказалось крепче, чем я думал. Что касается Мамонтовой…

Вспомнил её лицо во время боёв. Как менялось выражение — от самодовольства к удивлению, от удивления к расчёту.

Она всё правильно делает, держит всех в страхе и подчинении. Сильные едят слабых. Простые, понятные правила. Мамонтова создала систему, где выживают только те, кто готов грызть глотки.

Вот только со мной это не сработает.

Я не пёс, которого можно выдрессировать. Не человек, которого можно сломать страхом. Я — Титан в человеческой шкуре.

Пошагал в столовую. Встретил ребят из ловцов, что тоже туда держали путь. Группа из пяти человек, те самые, что получили от меня во время посвящения. Один держался за рёбра, другой прихрамывал, третий вообще шёл с подбитым глазом.

На меня смотрели и кивали, будто мне не плевать на их одобрение.

— Большов, — бросил один.

Не ответил. Просто прошёл мимо. Открыл дверь в столовую, и весь мир перестал существовать. Запахи заполнили всё моё сознание. Мясо: жареное, тушёное, запечённое. Хлеб свежий, ещё тёплый. Овощи, суп, картофель, компот. Всё смешалось в один одурманивающий аромат. Желудок свело судорогой. Слюна наполнила рот. Тело требовало — есть, сейчас, немедленно.

Схватил поднос и пошёл в начало. Протолкнулся через толпу. Кто-то начал было возмущаться, но увидел моё лицо и заткнулся. Другой отступил. Третий просто посторонился.

— Бог ты мой, — выронила половник моя знакомая женщина. Та самая раздатчица, что всегда давала мне добавку. Полная, добродушная, с вечно красными от жара щеками.

— Что с тобой, сыночек?

— Всё в порядке, — ответил ей.

— Куда полез мусор? — схватили меня.

Пальцы впились в плечо. Вспышка боли. Раздражение. Повернулся. О, Юрий. Голубоглазка стоял передо мной. Нос в повязке, под глазами синяки. Говорил гнусаво, с присвистом. Но во взгляде всё та же ненависть.

— В конец становись, новичок! — попытался он меня толкнуть. Рука уперлась мне в грудь.

— Руку убери, а то сломаю, — порекомендовал я.

Сейчас все мысли были о еде. Юра замер.

— Охренел? — начал он возмущаться.

Голос стал громче, чтобы привлечь внимание. Окружающие оборачивались и наблюдали.

— Как обычно? — спросила меня женщина у раздачи.

Она игнорировала Юру полностью. Смотрела только на меня, ждала ответа. Половник уже завис над кастрюлей.

Кивнул.

— Да ты… — Юра всё ещё пытался что-то сказать, но женщина его перебила.

— Ты следующий, голубчик, — ответила женщина голубоглазке.

— Простолю… — Юру оттолкнули назад.

— Спасибо, баба Софья, — кивнул я.

Мне дали семь кусков мяса и пюре, много пюре, и ещё три порции салата, и компота две кружки.

Поднос прогнулся под весом. Женщина накладывала щедро, каждую порцию с горкой. Мясо — крупные, толстые куски. Пюре — гора. Салат — три тарелки, каждая доверху.

— Ешь, сыночек, — прошептала она. — Восстанавливайся.

Понёс всё это под пыхтение и бубнёж голубоглазки. Юра стоял сзади, что-то говорил. Его слова не доходили до меня. Всё внимание на подносе.

Огляделся — ловцы сидели отдельно от живцов. Их стол — в центре зала. Большой, за ним человек двадцать. Некоторые поднимали головы, смотрели на меня.

Направился к ним, но, проходя мимо, заметил Зяблика и Колю. С ними больше никто не сидел. Маленький столик на четверых, но занимали его только вдвоём. Не хочу ни с кем говорить. Остановился и расположился рядом. Поставил поднос с глухим стуком. Сел на скамью.

— Володя? — произнёс Коля.

Удивление в голосе, смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

— Это ты после посвящения Мамонтовой? — спросил Зяблик.

Рыженький оглядел меня с ног до головы. Задержал взгляд на опухшем глазе, разбитых губах, порезах на руках.

Что ж, всем так хочется поговорить? Взял первый кусок мяса, откусил. Горячее, сочное, с кровью. Вкус взорвался во рту.

У людей же есть пословица или это поговорка? Не важно… «Когда я ем, я глух и нем». Почему они ей не следуют?

— Тебе лучше уйти, — склонил голову Коля. Говорил тихо, оглядываясь. Нервничал. — Мы живцы, ты теперь ловец.

— Ага, — согласился Зяблик, озираясь по сторонам. Рыженький крутил головой, отслеживая взгляды. — Ты посмотри, как на нас смотрят, словно мы с тобой связаны. Ещё надумают себе чего.

Не обращал внимания и просто ел. Второй кусок мяса. Третий. Пюре большими ложками. Организм требовал калорий, энергии, строительного материала для восстановления.

По телу растекалось тепло, мысли исчезали. Каждый кусок — удовольствие. Каждый глоток — наслаждение. Мир сузился до тарелки, вилки, пищи. Отличное состояние, вроде бы у них это называется медитацией.

— Новенький? — обратился ко мне один из группы Мамонтовой.

Высокий парень с шрамом через бровь. Один из тех, что дрался со мной тройками. Подошёл к столу и встал рядом.

— Ты теперь сидишь с нами, — заявил он.

— Сам решу, — ответил, не отрываясь от тарелки.

Поднял взгляд, всего на секунду, но этого хватило. Он лишь проглотил и поморщился. Отступил на шаг, развернулся и пошёл обратно к столу ловцов.

— Володя, иди, — повторил Коля.

— Отвали, — повернулся к нему.

Коля уставился в свою тарелку. Зяблик тоже замолчал, только изредка бросал нервные взгляды по сторонам. Шёпот побежал по столам. Головы поворачивались. Пальцы указывали на нас, что-то обсуждали, но стоило мне поднять взгляд, как тут же затыкались.

Поднос опустел полностью. Живот всё ещё требовал. Молоко…

Увидел кувшины на стойке. Белое, холодное, жирное молоко. Именно то, что нужно. Пил залпом одну за другой, пока не насытился. Холодная жидкость текла по горлу, заполняла желудок. Первая кружка. Вторая. Третья. Не останавливался, пока седьмая не опустела.

Тело откликнулось на пищу мгновенно. Энергия вернулась. Слабость исчезла. Даже боль притупилась ещё сильнее.

Вышел из столовой. Вечер уже полностью вступил в свои права. Темнота сгущалась между зданиями. Фонари зажглись, бросая жёлтые круги света на утоптанную землю. Включились прожектора, что по-прежнему светили на крыши. Направился к новой казарме.