Миссия в Сараево (СИ). Страница 36

Дмитриевич снова посмотрел на меня.

— Что вы предлагаете, Соколов?

— Отложить операцию, — я произнес это спокойно, глядя полковнику прямо в глаза. — Подготовить других людей. Более зрелых, более надежных. Люди, которых вы выбрали, они молоды, неопытны. Да, они горят желанием, но желания мало. Нужна холодная голова и твердая рука. А у этих мальчишек ни того, ни другого.

Долгое молчание. Слышно только тиканье напольных часов в углу кабинета да отдаленный шум улицы за окном.

— Соколов просто трус, — наконец произнес Танкович глухим голосом. — Сам боится, вот и проецирует страх на других. Он не верит в наше дело!

Я обернулся к нему.

— Я верю в дело, майор. Именно поэтому хочу, чтобы оно было сделано правильно. А не провалено из-за того, что исполнители не готовы.

— Довольно, — оборвал нас Дмитриевич. Он встал, подошел к окну, заложив руки за спину. Постоял так, глядя на улицу. Потом повернулся. — Ваши опасения услышаны, Соколов. Я подумаю над ними.

Это не было ни согласием, ни отказом. Дмитриевич не из тех, кто принимает решения сгоряча.

— Есть еще что-то? — спросил он.

Я медленно кивнул. Настал момент второго удара.

— Да, господин полковник. Кое-что более серьезное.

Я полез во внутренний карман пиджака, нащупал сложенное письмо. Вынул его, развернул, разгладил на колене. Затем встал и положил на стол перед Дмитриевичем.

Полковник взял письмо, поднес ближе к глазам. Читал долго, медленно. Лицо его оставалось каменным, но я заметил, как побелели костяшки пальцев, сжимающих бумагу.

Танкович сделал шаг вперед.

— Что там?

Дмитриевич протянул ему письмо, не отрывая взгляда от меня. Майор схватил бумагу, пробежал глазами по строчкам. Лицо его побледнело, губы приоткрылись.

— Это… это невозможно, — пробормотал он.

— Где вы это взяли? — голос Дмитриевича был ровным, но я слышал в нем стальные нотки.

— Нашел, — я говорил спокойно, уверенно. — В лагере, когда еще был там. Подошел к штабной палатке. И увидел в траве сложенный лист. Поднял, прочитал. Сначала не придал значения, подумал, какая-то случайная бумага. Но потом понял это катастрофа. Кто-то из группы работает на австрийцев.

— Где именно вы нашли это? — повторил Дмитриевич.

— В траве, шагах в двадцати от штабной палатки. Слева от входа, если смотреть от костра.

— Когда?

— Вечером, около восьми. Уже начинало темнеть.

Дмитриевич взял письмо обратно у Танковича. Поднес к лампе на столе, внимательно изучил бумагу, печать, почерк. Провел пальцем. Понюхал бумагу, проверял чернила. Снова вчитался в текст.

— Почерк профессиональный. Офицерский. — Полковник поднял глаза на меня. — Упоминание банка Земуна логично. Приграничный город, удобно для передачи денег.

Пауза.

— Это не вы подделали это, Соколов?

Я выдержал его взгляд, не моргнув.

— Нет, господин полковник. Я рискую жизнью, работая с вами. Зачем мне подделывать такое? Если бы хотел сорвать операцию, просто ушел бы. Или донес бы жандармам. Я принес вам это, потому что предательство в ваших рядах губит все дело.

Танкович схватил письмо, перечитал еще раз.

— Нужно проверить всех! Немедленно! — голос его дрожал от ярости. — Допросить! Найти, кто ездил в Земун! Проверить банковские счета! Кто-то из этих сволочей продался!

— Успокойтесь, майор, — Дмитриевич поднял руку, и Танкович замолчал, тяжело дыша.

Полковник подошел к окну, держа письмо в руке. Стоял долго, глядя на улицу. Солнечный свет падал на его лицо, и я видел глубокие морщины у глаз, седину в бакенбардах. Человек, который всю жизнь посвятил тайной войне, и вот теперь столкнулся с предательством в собственных рядах.

— Это меняет все, — сказал он, не оборачиваясь.

Потом повернулся к нам.

— Если у нас предатель, операция под угрозой. Австрийцы будут знать каждый наш шаг. Они усилят охрану эрцгерцога. Подготовят засады. Наши люди пойдут на верную смерть.

Он подошел к столу, положил письмо на столешницу. Посмотрел на Танковича.

— Майор, вернитесь в лагерь. Никому ни слова об этом письме. Понятно? Никому.

— Так точно, господин полковник, — Танкович вытянулся по стойке смирно.

— Наблюдайте за всеми. Внимательно. Проверьте, кто из них ездил в Белград в последние две недели. Кто мог побывать в Земуне.

— Слушаюсь.

— Проверьте их финансовое состояние. Откуда у них деньги, если есть. Обратите внимание на любые траты, которые не соответствуют их возможностям. На новые вещи, на щедрые траты.

— Так точно.

— Доложите мне через три дня. Все, что узнаете. Каждую мелочь.

Танкович кивнул, повернулся и вышел из кабинета. Шаги его удалялись по коридору, потом хлопнула входная дверь.

Мы остались вдвоем. Дмитриевич снова сел за стол, взял письмо, еще раз перечитал. Сложил, положил в ящик стола, запер на ключ.

— Соколов, вы хорошо сделали, что принесли это, — сказал он, глядя на меня тем же непроницаемым взглядом. — Предательство худшее, что может случиться с конспиративной организацией.

— Понимаю, господин полковник.

— Но запомните, никому ни слова. Если слух об этом письме распространится, начнется паника. Люди будут подозревать друг друга, дело развалится.

— Понятно, господин полковник.

— Можете идти. Я свяжусь с вами, когда понадобится.

Я встал, поклонился и вышел из кабинета. Помощник проводил меня до двери. На улице я глубоко вдохнул свежий воздух. Солнце клонилось к закату, бросая длинные тени на мостовую.

Дело сделано. Психологический доклад посеял сомнения в надежности боевиков. Поддельное письмо вызвало панику, подозрения в предательстве. Теперь Дмитриевич будет проверять каждого, сомневаться в каждом. А я получил время для третьего, решающего удара.

Глава 16

Утечка

Улица Князя Михаила в полдень кипела жизнью. Торговцы выкрикивали цены, покупатели торговались, извозчики покрикивали на лошадей.

Я шел медленно, разглядывая вывески. Дом семнадцать оказался трехэтажным зданием с облупившейся желтой штукатуркой. На втором этаже висела вывеска: «Милан и сыновья. Ткани».

Я поднялся по узкой лестнице. Дверь магазина открыта. Внутри пахло новой тканью и нафталином. Вдоль стен тянулись стеллажи с рулонами материи, от грубого сукна до тонкого шелка.

За прилавком сидел мужчина лет пятидесяти, полный, с аккуратно подстриженной бородкой. Он разглядывал счета через пенсне.

— Добрый день, — я прикрыл за собой дверь. — Ищу качественный шелк. Слышал, у вас хороший выбор.

Милош, а это был несомненно он, поднял глаза. Взгляд острый, оценивающий. Тот самый информатор с выходом на австрийскую разведку, о котором говорил Артамонов.

— Шелк есть разный, — сказал он, откладывая бумаги. — Что именно интересует?

— Шелк из Солуна нынче дорог, — произнес я кодовую фразу, глядя ему в глаза.

Милош замер на мгновение. Потом медленно кивнул.

— Дорог, — согласился он. — Но качество того стоит. — Он встал, подошел к двери, перевернул табличку на «Закрыто». — Пройдемте в заднюю комнату. Там покажу лучшие образцы.

Я последовал за ним через узкий проход между стеллажами. Задняя комната оказалась маленькой и тесной, стол, два стула, сейф в углу. Милош плотно прикрыл дверь.

— Значит, от него, — сказал он, садясь. — Что нужно передать?

Я сел напротив, положив руки на стол.

— Информацию. Для австрийцев. Срочную.

— Слушаю.

Я наклонился вперед, понизив голос.

— В конце июня. Готовится покушение. Группа из шести человек, все молодые сербы, студенты и гимназисты. Они уже находятся на территории Боснии, проходят финальную подготовку. Вооружены револьверами и бомбами. План атаковать высокопоставленное лицо из империи.

Милош слушал неподвижно. Лицо его не выражало никаких эмоций, профессионал.

— Кто они? — спросил он.

— Связаны с организацией «Млада Босна» и имеют поддержку сербских националистических кругов.