Миссия в Сараево (СИ). Страница 1

Ассасин 2: Миссия в Сараево

Глава 1

Проверки

Михаил Чирич стоял у стола в подвале книжной лавки и методично разрезал колоду карт на две равные части, затем тасовал их обратно. Механическое движение, помогающее думать. Пальцы двигались сами по себе, отточенным жестом картежника, а разум работал над другой задачей.

Русский журналист. Александр Соколов.

Он появился в Белграде две недели назад, аккуратно вписался в круг сербских патриотов, написал статью в «Новое время», которая звучала правильно, не слишком радикально, не слишком осторожно. Золотая середина, которая либо означала профессионализм, либо профессиональную ложь.

Чирич не доверял золотым серединам. В его мире были только крайности: друзья или враги, предатели или герои. Тех, кто пытался балансировать между, обычно расстреливали с обеих сторон.

Карты легли на стол ровной стопкой. Он снова разрезал колоду.

— Михаил, ты нервничаешь, — заметил Владимир Йованович, сидя на ящике в углу подвала. Студент-философ, двадцать три года, худой как жердь, с умными карими глазами и привычкой видеть то, что другие пропускали.

— Не нервничаю, — отрезал Чирич, не поднимая глаз от карт. — Думаю.

— О русском?

— О русском.

Подвал был небольшим, аршинов двенадцать в длину, аршинов девять в ширину, с низким сводчатым потолком из кирпича. Пахло сыростью, старой бумагой и керосином от лампы, висевшей на крюке у лестницы. В углу громоздились кипы брошюр и прокламаций, продукция подпольной типографии, которая когда-то работала здесь, пока австрийцы не начали усиленно патрулировать Дорчол.

Сейчас в подвале собралось шестеро.

Владимир в углу, наблюдательный и спокойный. Милош Радович стоял у противоположной стены, скрестив руки на груди. Крупный парень с квадратной челюстью и постоянным недовольным выражением лица. Сын рабочего с табачной фабрики, ненавидел австрийцев той яростной, простой ненавистью, которая не нуждалась в философских обоснованиях.

Петар Станкович сидел на низкой табуретке возле стола, нервно теребя края своей куртки. Худое лицо, большие темные глаза, постоянно влажные, или от слез, или от недосыпания. Его двоюродный брат Неделько Чабринович сидел в австрийской тюрьме. Петар не спал нормально с того дня.

Душан Илич сидел в другом углу, обхватив колени руками, покачиваясь взад-вперед. Его руки мелко дрожали, лицо покрыто испариной, зрачки расширены.

Опиум кончился вчера, следующую дозу Чирич даст только после того, как Душан окажется полезен.

Жестоко? Возможно. Но «Черная рука» не благотворительная организация. Здесь нет места слабым, если они не приносят пользы.

И Елена.

Она стояла у книжных полок, делая вид, что рассматривает корешки запрещенных изданий. Темно-синее платье, волосы собраны в строгий узел, лицо спокойное. Елена Милич, вдова адвоката Стефана Милича, казненного австрийцами три года назад. Переводчица, связная, один из самых надежных людей в организации.

Обычно.

Но последние несколько дней что-то изменилось. Чирич видел это.

Видел, как она смотрела в окно, задумавшись. Как отвлекалась во время разговоров. Как, когда кто-то упоминал русского журналиста, в ее глазах появлялось выражение, которого раньше не было.

Интерес? Привязанность?

Чирич попросил ее проверить Соколова. Использовать женские чары, посмотреть, кто он на самом деле, шпион или действительно сочувствующий журналист. Елена согласилась, она всегда соглашалась, когда речь шла о деле.

Но что-то пошло не так.

Неделю назад она провела с ним вечер в кафане «Аџамова». Потом сказала: «Он осторожный, умный, но кажется искренним». Стандартный отчет. Но голос звучал иначе. Мягче.

Она приглашала журналиста к себе. «Чтобы поговорить, вывести на чистую воду», объяснила она Чиричу после.

Он одобрил. Частная обстановка помогает людям раскрыться, сказать то, что не скажут в публичном месте.

Но когда Чирич увидел ее на следующее утро, сразу почувствовал разницу. Лицо спокойное, но глаза…

В ее глазах было что-то, чего Чирич не видел уже давно, с тех пор как Стефана расстреляли. Тепло. Жизнь.

Он не стал спрашивать напрямую. Елена не из тех, кого можно допрашивать. Она расскажет сама, если посчитает нужным. Но факт оставался фактом: что-то произошло между ней и русским. И это «что-то» меняло расклад.

Чирич снова перетасовал карты.

— Он опаздывает, — проворчал Милош, поглядывая на карманные часы. — Уже десять минут. Может, не придет?

— Придет, — спокойно сказала Елена, не оборачиваясь от книжной полки. Слишком уверенно. Слишком определенно.

Чирич посмотрел ей в спину. Прямую, напряженную. Она волнуется, хотя пытается скрыть это.

— Откуда такая уверенность? — спросил он ровным тоном, продолжая раскладывать карты на столе.

Елена обернулась. Лицо спокойное, но в уголках глаз мелькнуло что-то.

— Он дал слово, — ответила она просто. — А он из тех, кто держит слово.

Милош фыркнул.

— Ты знаешь его совсем немного, Елена. Откуда тебе знать, из каких он?

— Инстинкт, — пожала она плечами.

— Инстинкт, — повторил Милош с издевкой. — Женский инстинкт? Тот самый, который заставляет баб влюбляться в подлецов?

Елена резко обернулась, глаза сверкнули.

— Следи за языком, Милош.

— Или что? — Он сделал шаг вперед, упираясь кулаками в бока. — Скажешь Михаилу? Он и сам видит, что ты…

— Хватит, — тихо, но жестко сказал Чирич, и Милош замолчал.

Чирич положил карты на стол, посмотрел на Елену. Она не отводила глаз, подбородок приподнят, спина прямая. Не отступала, не извинялась. Елена никогда не извинялась за свои решения.

— Ты провела с ним время, — сказал Чирич медленно, выбирая слова. — Проверила его, как я просил. Твое мнение?

Елена помедлила, потом ответила:

— Он не провокатор. Не австрийский агент. Он действительно сочувствует нашему делу.

— Откуда такая уверенность?

— Я разговаривала с ним. Смотрела в глаза. Слушала, как он говорит о несправедливости, о том, что Россия должна помочь славянским братьям. — Она сделала паузу. — Он искренний, Михаил.

— Или хороший актер, — буркнул Милош.

— Все мы актеры, — возразил Владимир из своего угла. — Вопрос в том, что под маской.

Чирич продолжал смотреть на Елену. Она выдержала взгляд, но он видел. Легкий румянец на щеках, едва заметное учащение дыхания. Она лжет. Не полностью, но лжет.

Она не просто проверяла Соколова. Она спала с ним.

Чирич был уверен. Знал Елену, знал ее привычки, оттенки голоса. Знал, как она говорит, когда говорит правду, и когда что-то скрывает.

Сейчас она скрывала.

Что ж. Это меняло ситуацию. Но не обязательно в худшую сторону.

Если Елена влюбилась в русского, это делало его более управляемым. Привязанность рычаг. Можно использовать для контроля над Соколовым.

Но есть и опасность. Если русский обманывал Елену, использовал ее чувства, она сама стала уязвимой. Могла не увидеть предательства вовремя. Ослепленная эмоциями. А это уже угроза всей организации.

Нужно проверить. Проверить по-настоящему.

— Хорошо, — кивнул Чирич, отводя взгляд от Елены. — Я доверяю твоему мнению. Но сегодня мы дадим ему задание. Настоящее. Опасное. Посмотрим, насколько он предан делу.

Петар дернулся на табуретке.

— Какое задание? — спросил он хрипло.

— Сараево, — коротко ответил Чирич. — Твой брат.

Петар вскочил, подбежал к столу,

— У нас есть контакт в Сараево. Врач, работающий в тюремной больнице. Он передал сведения через связного. — Чирич постучал пальцем по картам. — Неделько жив. Держат в одиночной камере. Допрашивают. Австрийцы хотят узнать, кто еще стоит за убийством гауптмана Шульца. Выбить имена, адреса, связи.

— Он не скажет! — вскрикнул Петар. — Неделько не предатель!

— Знаю, — кивнул Чирич. — Но австрийцы умеют ломать людей. Пытки, изоляция, обещания помилования в обмен на информацию. Твой брат продержится неделю, может, две. Потом начнет говорить. Все говорят, рано или поздно.