Хозяин теней 6 (СИ). Страница 5
Потом повернулся к нам.
— Был у нас тут один приглашённый профессор. Как я теперь понимаю, именно, что был.
— Каравайцев Егор Мстиславович! — объявили на сцене, и директор отступил, позволяя гостю выйти вперёд. А я… я порадовался, что сидим мы не на передних рядах, ибо Метелька издал странный клокочущий звук и сполз ещё ниже.
Я же…
Я почувствовал, как губы сами собой растягиваются в улыбке.
— В свою очередь и я, — бархатистый голос заполнил пространство. — Несказанно рад этой возможности. Ибо нет учителя без учеников…
Каравайцев, значит.
Вид у него очень подходящий для провинциального учителя.
Чёрные волосы, зачёсанные на пробор. Аккуратные усики. Бородка. Круглые очки, которые смотрелись не глупо, но весьма даже стильно.
Птица-ворон сменила имя, но не окраску.
— Чего улыбаешься? — Шувалов всё-таки приглядывал за мой.
— Да так, — я не стал поворачиваться к нему. — Чувствую просто, что учиться здесь будет очень и очень интересно…
[1] Правила для учеников гимназий и прогимназий ведомства министерства народного просвещения, 4 мая 1874 года. Содержали 72 параграфа. Кстати, вышеописанное правило распространялось и на посещение в сопровождении родителей. Исключение делалось для учеников прогимназий и 1 класса гимназий.
[2] Реальная гимназия К. Мая размещалась во флигеле дома Ершова на 1-й линии Васильевского острова, в доме 56, а в собственное отдельное здание переехала лишь в 1910 г.
Глава 3
Глава 3
Кому из нас, преподавателей средней школы, не приходилось слышать упреки, что средняя школа совершенно не учит писать, что учащиеся мало читают, не любят и не умеют читать, совершенно не умеют передать путевых наблюдений, впечатлений от прочитанной книги, виденного и слышанного [1]
В. Ключевский
Я чувствовал себя глупо.
Нет, в теории я понимал, что буду постарше одноклассников, но вот чтобы настолько… ну да, им одиннадцать-двенадцать, нам с Метелькой — четырнадцать. Пятнадцать почти. Вроде и невелика разница.
В теории.
А на практике я глядел на эту суетящуюся толпу, которая окружила классного наставника, и осознавал, что придётся тяжко.
Я ещё и рослый. И возвышаюсь над ними. И вообще…
— Вот, Павел Юрьевич, говорят, что ваши, — Орлов самолично вызвался проводить нас и от возражений только отмахнулся. Мол, он обещал приглядеть, вот и приглядывает. А если из-под пригляду выпустит, то какой это пригляд тогда.
— А, Никитушка. Да, да… наши. Новенькие… Савелий и Козьма, если не ошибаюсь?
— Метелька! — сказал Метелька и спрятался за меня. А Павел Юрьевич покачал головой и явно собирался что-то ответить, но был прерван оглушительным воплем:
— Савка! Савка, ты живой!
Твою же ж…
Серега повис на шее, пытаясь сдавить меня в объятьях, и выглядел таким счастливым, что мне даже совестно стало.
— А она говорила, что ты… ой, извините, Павел Юрьевич. Я просто думал… и не ожидал… и встретил вот.
— Всегда приятно встретить друга, — Павел Юрьевич мягко улыбнулся. Был он невысок, седоват и в целом благообразен. — Что ж, теперь, пожалуй, я знаю, кто будет готов взять шефство над новичками.
— Буду рад, — Серега сиял от счастья.
И вот… приятно, что ни говори. А вот Шувалов прищурился. Вот какого лешего он следом потянулся? Причем с недовольным видом, будто он нам тут одолжение делает.
— Знакомый, стало быть? — уточнил Орлов, протягивая руку Сереге. И тот церемонно пожал её. — Что ж, знакомый моего знакомого — мой знакомый. Никита. Орлов.
— Сергей Аполлонович Пушкин-Савичев, — важно представился Серега, руку пожимая.
— И где ж вы познакомились? — Шувалов изобразил улыбку, но как-то у него плохо получается, будто через силу.
— Да… — Серега вдруг понял, что о подробностях знакомства распространяться не след. И растерялся.
— В поезде, — сказал я за него. — Ехали вместе.
— И с ним тоже? — Шувалов бровь приподнял, вроде как насмешливо.
— Поезд был большим, — миролюбиво отозвался Метелька. — Кто в нём тогда только не ехал.
— Ага! — от избытка чувств Серега, позабыв про статус и родовитость, подпрыгнул. — А вы тут, да? Во втором классе?
— Во втором, — признался Метелька со вздохом. — А ты?
— И я! Представьте! Перевели! Я в прошлом году в прогимназии был, но оказалось, что там всё известное и вообще скучно. Мне зимой и предложили экстерном экзамены сдать! И я сдал!
Стыдно, Громов. Ребенок вон экстерном экзамены сдал, а ты учёбы боишься.
— И тогда в первый класс приняли! И я закончил! И опять сдал экзамены, уже перед каникулами! И вот во второй перевели.
— Молодец! — Орлов не удержался и дёрнул за козырёк фуражки.
— Доброго дня, — тихий голос показался мне знакомым. — Прошу прощения, что вмешиваюсь в беседу, понимаю, что это невежливо, однако я хотел бы поприветствовать…
Ещё один знакомый.
Да они издеваются там, в Охранке, что ли?
— Елизар! — Метелька первым пожал протянутую руку. — И ты тут!
— Тоже в одном поезде ехали? — Шувалов не удержался от шпильки. И Елизар несколько растерянно пожал плечами.
— В одном трактире ужинали, — Метелька ответил за него и осклабился во всю ширину зубного ряда.
— И после этого прониклись друг к другу нежными дружескими чувствами, — хохотнул Орлов и толкнул под бок Демидова. — Прям как мы с тобой! Помнишь?
— Забудешь тоже… мне до тебя не случалось сиятельным господам рожи бить.
— Это ещё разобраться надо, кто и кому тогда набил…
— Господа, господа, — тихий голос профессора, однако, был услышан всеми. И гомон стих. — Нам пора в класс. А уж на перемене выясните, кто и кому, и для чего… и только, надеюсь, в теории. Спешу напомнить всем, что битие рож, как окрестил сие занятие Яромир, в стенах гимназии не приветствуется.
— Сав, а Сав, а почему ты не написал, — Серега влез между мной и Метелькой. Забавно смотримся. Метелька щуплый, а потому среди гимназистов-второгодников не особо выделяется. А вот я возвышаюсь на голову. И рядом хрупкий невысокий Серега, который, наоборот, на полголовы ниже.
— Потому что… сложно всё. Извини, — отвечаю ему шёпотом. — И не здесь. Потом.
Он кивает с важным видом. А я перевожу тему:
— А тебе не будет сложновато учиться? Тут все вон, постарше… это мы с Метелькой два раздолбая среди малых, а ты наоборот, получается.
— Нет. Я знаю. Я просматривал учебники за второй год. На самом деле Алексей Михайлович сказал, что у меня отличные способности. И ум живой. И что смысла нет заставлять меня проходить то, что я знаю. Тут, конечно, сперва не очень хотели, но потом взяли на испытательный срок и вот оставили. В другой бы какой школе так не согласились. А у меня экзамен директор принимал. И Павел Юрьевич тоже. У меня, между прочим, итоговый балл — четыре и восемьдесят девять сотых![2]
Произнёс это Серега с гордостью,
— Молодец, — сказал я, посторонившись. Елизар держался рядом, явно чувствуя себя несколько неловко. — Знакомься, это Елизар.
— Сергей, — Серега протянул руку.
— А ты тут как оказался? — задаю вопрос уже Елизару. — Как вообще? Как брат?
— Замечательно. И матушка вернулась. Теперь у нас другой дом. Его хорошо охраняют.
Елизар пожал протянутую руку.
— А ты тут учился? — ответ я знаю, но уточнить стоит.
— Нет, — держался Елизар несколько настороженно. — До недавнего времени нас учили дома, но теперь отец посчитал, что мне необходимо продолжить образование именно здесь.
Вот, чуется, не сам он это решил.
Интересно, кому мне претензии высказывать? Карпу Евстратовичу? Вряд ли. Не его уровень. Тут кто-то иной решение принимал. Кто-то, кто сидит повыше. И ещё тот, кто не постеснялся бы использовать детишек в этих вот играх.
Интересно, Аннушка в курсе?
Или он настолько меняется, что уже и её мнение не играет роли? Или… я снова чего-то да не понимаю. Одно знаю, любовь любовью, но рисковать сыном она бы не стала. Более того, случись чего с Серегой, она Алексею Михайловичу собственноручно ангельские перышки пообщипает.