Смертельная боль. Страница 19

Сабина подошла ближе. Она тоже могла разглядеть следы пальцев на дереве. Снейдер пытался поднять, снять или сдвинуть раму, но картина намертво сидела на стене.

– Насколько мне известно, она прочно закреплена и ее нельзя перевесить, – сказал Экесон.

– То, что вам известно, не имеет значения, – пробормотал Снейдер и легким толчком вправо активировал щелкнувший запорный механизм. Картина распахнулась на двух потайных петлях, как створки окна. За ней в стене оказалась дверца сейфа.

У Экесона отвисла челюсть.

– Сейф?..

– Скажите еще, что проработали в посольстве пять лет и понятия об этом не имели.

– Нет, не имел, – настаивал Экесон. – Я даже не знаю, где находится ключ.

– Ключа не существует. – Снейдер постучал по электронному дисплею. – Вероятно, шестизначный или восьмизначный код. Кто в посольстве может знать эту комбинацию?

– Никто не работает здесь настолько долго. Я предполагаю, что только два человека знали код.

Снейдер требовательно посмотрел на мужчину.

– Посол и начальник службы безопасности.

– Тогда, возможно, нам следует допросить оба трупа? – предложил Снейдер, и Экесон ошеломленно посмотрел на него. – Или вы вызовете специалиста, который сможет открыть этот сейф.

Выражение лица Экесона не изменилось.

– Сейчас! – рявкнул Снейдер.

Экесон очнулся от ступора, взял телефон и позвонил технику. В этот момент в кабинет вошла молодая женщина в красном платье и с любопытством огляделась.

– Только что прибыл инспектор Гульбрандсен. Он привез свидетельницу для господина Снейдера.

Глава 20

Гульбрандсен имел телосложение боксера, плоский нос, седую пятидневную щетину и недоверчивый холодный взгляд. Черное пальто он перекинул через руку, а на его бычьей шее на ленточке болтался бейдж посетителя. Во время приветствия в кабинете посла он бросил долгий взгляд на пистолет Снейдера в наплечной кобуре под пиджаком и скривил рот.

– Добрый день, – сдержанно пробормотал он.

Сабина сразу заметила, что Гульбрандсен не был вооружен. Насколько она знала, их норвежские коллеги, «полити» [11] , не носили при себе табельных пистолетов. «Если у нас будет оружие, оно будет и у преступников, и тогда насилия станет еще больше» – такова была их простая философия. И пока что норвежцы неплохо справлялись.

– Goedendag! – ответил Снейдер подчеркнуто дружелюбно.

Гульбрандсен, похоже, нисколько не удивился тому, что немецкое БКА прислало голландца. Он свел густые брови.

– Я навел о вас справки. После двух лет службы в голландской армии вы получили университетское образование в Германии, а затем сразу поступили в БКА, верно? – Он сжимал Снейдеру руку. И довольно сильно, как отметила Сабина.

– Вы хорошо говорите по-немецки, – заметил Снейдер, никак не комментируя слова Гульбрандсена.

– Норвежский – язык универсальный, – объяснил Гульбрандсен слегка снисходительным тоном. – Мы неплохо можем общаться со шведами и датчанами, хотя они друг друга не понимают. А поскольку на норвежский язык переведено мало книг и фильмов, мы также хорошо говорим по-английски. – Он все еще крепко держал руку Снейдера. – Немецкий для меня просто еще один иностранный язык. А вы говорите по-норвежски? – На его нахмуренном лбу появились глубокие морщины.

– Нет, – ответил Снейдер.

Гульбрандсен улыбнулся, мешки под его глазами на мгновение разгладились.

– Очень жаль.

– Видимо, вы образованный человек, – польстил ему Снейдер, – и по вашему крепкому рукопожатию я могу сказать, что вы регулярно занимаетесь спортом. Но теперь можете отпустить мою руку. Я никогда не считал соревнование по рукопожатиям между коллегами особенно продуктивным.

– Коллеги коллегами. – Гульбрандсен долго и пристально посмотрел ему в глаза. – Я хочу больше знать о людях, которые приезжают в Осло и с которыми мне предстоит работать.

– В ближайшие дни у вас будет масса возможностей познакомиться с нами, – с улыбкой пообещал ему Снейдер.

Теперь Гульбрандсен отпустил его, и Сабина увидела, что кисть Снейдера стала ярко-красной. Ситуация развивалась не очень хорошо, и, видимо, Снейдеру требовалось немало самообладания, чтобы не осыпать инспектора своими привычными оскорблениями.

– Где свидетельница?

– Я отвел ее в кабинет Даниэля Экесона, – объяснил Гульбрандсен. – Почему вы хотите допросить именно эту женщину?

– До настоящего момента вы руководили расследованием убийства? – спросил Снейдер.

– Да.

– Какие-нибудь новые улики?

– Насколько я знаю, у вас есть все документы. Так почему же эта женщина?

– Поскольку анализ свидетельских показаний оказался совершенно никчемным, она может быть единственной надеждой узнать что-то новое о произошедшем.

– Ах, совершенно никчемным? – резко повторил Гульбрандсен. – Мы задействовали более тридцати полицейских и следователей.

– Вы путаете количество с качеством. – Снейдер улыбнулся. – Кроме того, сейчас у вас было два варианта. Прежде всего, уточнить, какую новую информацию я надеюсь получить. Но вы выбрали второй вариант: узнать, почему ваша предыдущая работа оказалась для меня бесполезной. Думаю, это многое говорит о вашем характере и образе мышления. А на самом деле лишь подтверждает мое мнение о вас, которое я уже сформировал на основании документов.

«Ах нет, все-таки оскорбил!»

Сабина услышала за спиной тяжелое сопение Коры. В данный момент она сама еще не знала, что это будет.

Простой акт мести или изощренное унижение? Или Снейдер просто надеялся, что норвежские власти отправят его следующим самолетом во Франкфурт?

Гульбрандсен на мгновение стиснул зубы.

– Почему вы считаете мою работу никчемной? – настаивал он на ответе на свой вопрос.

Снейдер вытащил из внутреннего кармана пиджака листок бумаги и развернул его в формат А4.

– Допустим, это сумма всего, что произошло в посольстве в момент убийства, а это… – он сложил лист пополам, – то, что заметили в тот день наши свидетели. – Он снова сложил листок. – А вот что они запомнили. Сначала коллективный допрос на месте провели пожарные, затем патрульные полицейские, затем специалисты по обезвреживанию бомб… и к этому моменту свидетели вспомнили уже только половину. – Он еще раз сложил листок. – Потом были обнаружены трупы, теперь допрос провела уголовная полиция, и абсолютно достоверные сведения наших свидетелей снова уменьшились вдвое, потому что с каждым новым повтором слухи и предположения укреплялись. – Снейдер сложил листок в четвертый раз. – Протоколы пожарных, патрульных полицейских, саперов и уголовной полиции на данный момент уже абсолютно противоречивы. Но последовал пятый допрос, который впервые проходил не коллективно, а индивидуально в полицейском участке. – Снейдер в пятый раз сложил листок, хотя ему пришлось приложить немало усилий из-за толщины сгиба.

Гульбрандсен со скучающим видом наблюдал за ним, однако никак не комментировал выступление Снейдера.

– И если бы я сейчас, два дня спустя, снова допросил свидетелей о произошедшем… – сказал Снейдер, в последний раз с трудом сгибая бумагу до размера ластика, – они опять смогли бы извлечь из памяти только половину своих воспоминаний. Все остальное было бы искаженными и надуманными ассоциациями. В нашем случае вероятность абсолютной истины сводится максимум к двум процентам. – Он протянул Гульбрандсену сложенный листок бумаги.

– Хорошая презентация. – Гульбрандсен помял бумагу в своей массивной ладони. – Вы так преподаете в академии у себя на родине?

Снейдер вопросительно взглянул на Сабину:

– Я это так делаю?

Она кивнула, уже слышав от него аналогичный пример со складыванием бумаги.

– На курсе для начинающих.

– О, хорошо. – Подняв бровь, Снейдер изучал Гульбрандсена. – Так что считайте, вам повезло, что вы тоже смогли насладиться этим показом.

Гульбрандсен выглядел недовольным.