Саат. Город боли и мостов. Страница 5

Отчего-то Сому кажется, что найдёнка ближе к ним по духу, чем к кому-то ещё. Найди её рыбаки, сдали бы жандармам, а те кормить и греть просто так не станут. Все гиены были для братьев врагами, независимо от должности и поста. Хотя тем, на чьи плечи легла охрана Внешних кварталов, можно только посочувствовать.

– Не корабль, – говорит она после долгого молчания, – а плот. Плавучий дом.

Сердце на мгновение замирает.

Значит, она всё-таки из кочевников – странствующих та-мери, которых колонисты выгнали с родных земель. То-то Ёршик обрадуется!

Ходят легенды, будто миножья хворь родилась на острове Летнего Дождя. Давным-давно проклятие тамерийских колдунов настигло первых поселенцев и разнеслось дальше, пока не заняло половину островов доминиона⁴. Говорили, имперские врачи бились над созданием лекарства, но безуспешно. Рано или поздно проклятие «просыпалось» снова.

Чепуха на рыбьем жире, считает Сом. Про Окраинную Цепь в столице не думали. Ни тогда, ни сейчас. Они тут сами по себе: если повезёт, выживут.

– Никто не выжил, – эхом на его мысли откликается Никса.

– У тебя есть имя?

– Было, – отвечает она. – Нура.

– Что оно значит?

Он подаёт ей руку, помогая перебраться через насыпь камней. Узкая прохладная ладонь лишена девичьей мягкости. Сом сглатывает. Вроде вышел из возраста Горчака, когда на языке вертятся остроты, а самого бросает в дрожь при виде девицы. Сом старше остальных и видел разных девушек: на улицах, в питейных домах…

– А должно? Или может не значить?

Она глядит прямо, и Сом неожиданно для себя смущается.

– Я просто подумал…

– Твоё имя не настоящее. Не речная рыба с усами.

Он фыркает. Будь на её месте кто-то другой, Сом бы рассмеялся или дал подзатыльник – в качестве воспитательной меры, – но из уст чужачки простая вещь звучит обидно. Он выпускает её руку и сжимает кулаки. До Крепости ведёт ровная тропа между песчаных дюн: гостья не споткнётся.

– Не всем дают имя при рождении. Некоторые выбирают сами.

Он больше не смотрит на неё – до самой ограды. Идёт впереди, не оглядываясь, только слышит, как она ускоряет шаг.

Сом не наказывает за брошенную фразу, скорее пытается понять, как вести себя со спутницей и что делать дальше. Оставить в Братстве? Или проводить в Клиф? Кому она нужна в гибнущем городе… А им? Станет удачей или обузой? Если план Братьев сработает и всё сложится как надо, к Полуночи⁵ они покинут остров Ржавых Цепей и отправятся в Ядро – центральные острова доминиона, – как и мечтали. Пригодится ли им тамерийка в путешествии, вот что важно.

В любом случае, Сом не решает в одиночку. Братья проголосуют, как всегда. Скажут, по нраву ли им новая сестра.

СТРАНИЦА ВТОРАЯ. Суд

20 день Заката, 299 г. от ВП

Острова Ржавых Цепей, Крепость

«Шторм идёт за тобой…»

Она моргает, прогоняя образ Сатофи и его последние слова.

Та, кого в прежней жизни звали Нурой, шагает за проводником, по щиколотку увязая в каше из песка и водорослей, оглядываясь на полоску моря, туда, где волны лижут низкие пенистые облака. Ей кажется, что даже здесь, на суше, она не в безопасности. И никто рядом с ней.

Нуре отмерен срок, а потом всё повторится.

Долговязый Сом прибавляет шаг; она едва поспевает за ним, почти срываясь на бег, стараясь не упасть, когда влажные водоросли хватают за лодыжки. Он зря обиделся: в «рыбном» имени нет ничего плохого. Ныряя на глубину, Нура водила дружбу с самыми разными обитателями рифов: от ярких стаек гуппи до молочно-белых медуз и любопытных коньков. Под водой жил другой мир – опрокинутый, чуждый, пугающий глубинными тайнами и всё же прекрасный.

Нура помнит всё нечётко, смазано, будто в обмен на право жить шторм забрал часть воспоминаний и те поблёкли, растворились, как крапинки соли в тёмной воде. Море повсюду разное: где-то ласковое, тёплое, и лазурные воды позволяют заглянуть на дно, а где-то – неподъёмно-тяжёлое, как грозовые тучи на исходе лета. Плыть в таких водах – всё равно что продираться сквозь заросли колючек: мышцы ноют от усилия, а в голове – мерный шум и пустота…

– Как зовут этот остров?

Она догоняет проводника и теперь без труда, протянув руку, может коснуться его выступающих на широкой спине лопаток. Кожа у Сома бледная по сравнению с её собственной. Волосы – цвета песка. Не здешнего, который больше напоминает меловую пыль, а крупного и тёмного, который она видела раньше, на другой земле, у берега, чьё название смыло волнами.

– Куда ты ведёшь меня?

– Домой, – отвечает он сдержанно и сухо. – Ты на острове Ржавых Цепей, юго-восток Окраины.

– Ок… ра-и-ны? – Она спотыкается.

– Может, та-мери называют её по-другому. – Он поводит плечом. – Цепь удалённых островов Силт-Айлского доминиона, бывшей имперской колонии. Бездна мира.

Судя по тому, как ходят желваки, Сом хотел использовать другое слово, но сдержался.

– Есть ещё Ядро, если ты не в курсе. Пять центральных островов, которые расположены ближе к материку. Там теплее и жизнь лучше. Мы с парнями… – Он осёкся.

– Хотите быть там, – заканчивает она. – Значит, здесь плохо?

– Всегда было. – Сом по-прежнему смотрит мимо, но говорит свободнее.

Это похоже на игру: задавать вопросы друг другу и пытаться найти подсказки не в словах, а между. Например, в том, как он говорит, Нуре видится простота и рассудительность. Сом не стал при ней сквернословить, как наверняка привык в другой компании. Значит, уважает женщин. Хотя статус женщины надо заслужить, а она пока… просто Нура. Рыбёшка, выброшенная на берег, которой стоит подыскать другое имя.

– А теперь вот, – он указывает рукой на север, откуда доносится мерный звон, – в Клифе эпидемия. Говорят, много где. И сюда зараза добралась. Колокола звонят.

Он выглядит расстроенным.

Нура подмечает мимолётные жесты, изменения в голосе, в развороте плеч. Она не может объяснить словами. Просто чувствует ахуа нового знакомого: то, что имперцы называют характером или нравом. Она познаёт, наблюдая, как мудрецы наблюдают за объектами изучения, – пропускает через себя и отсеивает то, что может пригодиться, чтобы понять, с каким человеком свела её ка-тор.

Если Сом руководит группой мальчишек, называя их братьями, значит, к его словам прислушиваются. Значит, они могут помочь. Нура пока не знает как, но обязательно поймёт, если сумеет собрать разлетевшийся жемчуг воспоминаний. Пальцы невольно касаются подвески на груди: алая ту-нор – «капля жизни» – остаётся тёплой. Она приведёт хозяйку к ответам.

– Это и есть твой… дом?

Они поднимаются на холм. Из-за скалы, напоминающей ладонь со сложенными пальцами, показывается сооружение – двухэтажное, длинное, словно змея, с несколькими пристройками, покатой крышей и окнами, забранными сеткой. Каменные стены выкрашены в тёмно-красный цвет; краска местами облупилась, и серые пятна напоминают грибок. Без настоящей плесени тоже не обошлось: когда постройки находятся так близко к морю, она цветёт у дверных петель и ютится под крышами, деля пространство с жуками и ночными бабочками.

Нура мало знает о том, как строят белые люди: как они называют дома, в чём разница между ними и почему так высоко. Сатофи говорил, у них есть архитекторы – те, кто придумывают здания и оживляют их. Как плотники та-мери некогда оживили Плавучий дом. Разница в том, что кочевники не строят из камня, только из дерева. Для них не существует этажей; они не оскорбляют небо острыми башнями. Наоборот, чтут близость к земле.

– Наш, – поправляет Сом.

Она встречает его взгляд, прямой и с прищуром, которого раньше не было.

– Что, не нравится?

– Мне не с чем сравнивать.

Нура огибает стену Крепости, огромной, непонятной. Зачем столько пространства?.. Останавливается в нескольких шагах от двери, изучая дом пристально, гораздо внимательнее, чем человеческие лица.