Регрессор в СССР. Цикл (СИ). Страница 119

— Да жаль, но ты не расстраивайся. Я же в институт поступать собираюсь, поэтому поможешь подготовиться к другим экзаменам, — не обдумав ляпнул великий стратег, глядя как у девушки заблестели глаза от радости предстоящего репетиторства.

«Зачесалось у неё что ли…»

— Правда?

— Естественно. Куплю настоящий торт «Птичье молоко» и приеду, — соврал я два раза: первая ложь заключалась в том, что приезжать я не собирался, ибо понял к чему эта посещение приведёт и вторая ложь была в том, что настоящий торт «Птичье молоко» готовили только в ресторане «Прага», который после недавно произошедшей в нём презентации «моей» песни «Чёрные глаза», сейчас находится на стадии глубокой реставрации.

— Оо. Такой торт я люблю, — радостно проговорила принцесса. — Я слышала, что рецепт изобрели наши кулинары из ресторана «Прага».

— Да. Я тоже, что-то подобное слышал, — сказал я покраснев, ибо мне было несколько стыдно, за то, что я лишил «наших кулинаров» места работы. — Вон кстати за нами идут…

— Здравствуйте ребята. Ух, как вас много, — сказал папа Севы, обведя нашу компанию взглядом.

— Это ещё не все папа, — ответил клавишник и по совместительстве его сын Савелий.

— Не все? — удивился Аркадий Львович, который увидел часть ансамбля, в котором играл его сын последние полгода впервые в жизни.

— Да. У нас ещё двух человек не хватает — они заняты, — прокомментировал Сева косясь на меня.

— Ага. Понятно, — всё понял дирижёр, одного из оркестров, которые репетировали в данном здании. — Ну, что же. Тогда давайте проходите, — сказал он, жестом показывая престарелой вахтёрше всю нашу «банду» пропустить без пропусков.

Мы прошли внутрь здания…

Зал был практически пуст, если не считать пятнадцати-двадцати музыкантов, которые толпились кучками на сцене о чём-то переговариваясь.

— Ну. Так, что за «классику» вы придумали, — обратился ко мне дирижёр. — Чем я могу помочь? Вы ноты принесли? Мне сын сказал, что нужны в основном струнные…

— Да. Струнные тоже нужны, — согласился я.

— Ребята поймите. Я попросил остаться музыкантов сверхурочно. Они все спешат домой. У всех семьи. Саша, ты ноты написал? Да? Тогда давайте быстренько прогоним материал и всё…

— Аркадий Львович, дайте пожалуйста команду подключить наш электроинструмент к аппаратуре — колонкам?

— Зачем? — удивился тот.

— Дело в том, что в композициях должны присутствовать именно электроинструменты.

— Зачем? — ещё раз удивился дирижёр.

— Папа. Это необходимо для придания более насыщенного, мощного звучания, — помог с ответом мне Сева.

— Савелий! Ты меня поражаешь! — недоумённо проговорил Аркадий Львович. — Ну причём тут, какие-то «мощные» звучания! Ведь ты же мне говорил «за классику»!..

— Да, — твёрдо ответил его сын. — Мы «за классику» и говорим. Мы играли и у нас всё хорошо получалась! Мы репетировали…

— Так вы с репетиции едете? Решили все вместе заехать? Так зачем вам аппаратура? — уточнил папа, непонимающе глядя на сына. — Я думал вы приедете вдвоём с Сашей.

— Пап, дело в том… — начал было говорить его сын и тут же был мною прерван.

— Аркадий Львович. Дело в том, что в тех «классических» композициях, о которых вам говорил Савелий, также должны присутствовать, как электрогитара, так и бас гитара.

— Саша, Саша… Я не понимаю. Что вы имеете ввиду? Тут вам не эстрада! Тут филармония! Тут не может идти речи не о каких электрогитарах! — категорически отрезал «главный по музыке». — Вы что, на своей студии не наигрались? Зачем вы меня позорите?! — задавал он насущный вопрос, глядя по очереди, то на меня, то на своего сына. — Савелий! Ты же сказал, что нужно помочь в классической композиции. Так какие к чёрту гитары?! — негодовал дирижёр.

— Дядя Аркадий! — решил я попробовать обратиться к «папá» по-простецки. — Разрешите я раздам ноты музыкантам. Тут делов-то — две композиции всего. Слов нет. Поэтому ничего запретного быть не может!.. Попробуем продемонстрировать Вам, что помог сочинить Ваш сын, — «подлизнулся» я. — Ну а, если не понравиться, скажем спасибо и уйдём.

— Хм… — задумался дирижёр. — Так слов нет? Одна музыка?

— Да. Слов нет. Единственное, в одной из «песен» Юля, ну вы её знаете, не играет на скрипке, а поёт вокальную партию.

— Что за партия? Какой текст? — напрягся Севин папа.

— Текст очень простой, — сказал я и пропел: — «ААааааа» …

— И всё? — удивился опешивший от моих вокальных данных собеседник.

— И всё, — дружно ответили мы с гражданином Савелием по прозвищу Сева.

— Гм… хорошо… давайте попробуем. Правда придётся идти за техником, который возможно ещё не ушёл домой, — сказал папá и пробурчав себе под нос: — А также, по идее он должен быть ещё трезв, — ушёл отдавать распоряжения.

Я раздал ноты музыкантом оркестра, которые с интересом приступили изучать их и пошёл помогать коммутировать гитары…

Глава 6

— Товарищи. Я попросил вас остаться сегодня после репетиции на пол часа для того, чтобы помочь нашему московскому ВИА попробовать сыграть их песню в акустическом — классическом варианте, — громко начал произносить речь дирижёр оркестра, но был перебит «репликой с мест».

— Аркадий, — обратился к нему человек огромных размеров, с топырящейся во все стороны седой шевелюрой и державший в своей руке духовой инструмент — трубу. — Я не понимаю Аркадий. Тут, толи одни повторы, толи … я не понимаю. Почему тут на нескольких листах написана одна и та же партия? Почему?

— Почему? — задал мне то же вопрос дирижёр, глядя прямо в глаза и уже сожалея о том, что поддался на уговоры сына и согласился помочь.

— Гм… — сказал я и принялся объяснять, что так всё и должно быть, потому как композиуии находятся в стадии эксперимента.

— Странная музыка, — произнёс басом толстый дядя и весь оркестр его в этом поддержал.

Дирижёр тоже изучал лист с нотами и был заметно недоволен тем, что видит.

— Молодые люди. Нам с Аркадий Львовичем нужно приватно переговорить, — проговорил «большой человек» подойдя к нам. Мы пожали плечами и чуть отошли в сторону, но так, что разговор был всё же нам слышен.

— Аркадий, это позор. Не позорься. Твой сын тебя позорит, — подойдя вплотную к дирижёру стал полушёпотом говорить трубач, с которым по всей видимости у Севиного папы были дружественные отношения.

— Извольте пройти на сцену Степан Маркович, — проговорил папá, сжав зубы, а затем указав на выход дирижёрской палочкой добавил: — Или извольте покинуть нас.

— Аркадий прекрати, — всё же настаивал толстый дядька. — Мы не первый год знаем друг друга. Не первый! Я хочу помочь!

— Хотите помочь, так помогите! — заявил Аркадий Львович. — Помогите, а не устраивайте диспут.

— Но, это же примитив. Примитив Аркадий. Примитив. Все же знают, что твой сын учится в «Гнесенке». Все же знают Аркадий. Это какой-то позор! Неужели его там не смогли ничему научить? Неужели за три курса его смогли научить только семи нотам?! Это позор, позор… Мало того, что он себя позорит, ничего он молодой… Но ты Аркадий… Ты… Люди спросят: кто нами дирижирует? Аркадий, люди спросят. Люди скажут Аркадий, люди скажут: Он же даже своего сына не может ничему научить… Будет позор Аркадий… Будет позор…

Дирижёр оркестра скрипел зубами косясь на стоящих рядом нас, но молчал.

— Аркадий. Это нужно немедленно прекратить пока не стало слишком поздно! Давай я подучу Савелия, давай… Аркадий, даже сейчас глядя на ноты я могу предложить несколько интересных ходов… Но такое нельзя играть Аркадий, нельзя! — продолжал бубнить трубач, потрясая нотами. — Да ещё в зале консерватории!.. Это же примитив. Полный примитив Аркадий!.. Будет позор! Позор! Будет скандал, Аркадий! Понимаешь? Скандал! — пошёл уже на второй или даже третий «круг», беспокоящийся за репутацию дирижёра трубач.

— Кто этот сумасшедший? — шёпотом поинтересовался я у Севы.