Коник-остров. Тысяча дней после развода (СИ). Страница 28

Ом мани падме хум… Ом-м-м…

Пожала плечами, дописала в журнал, отложила его. Можно и домой.

— Послезавтра съездим, если не передумаешь, — сказал Иван минут через десять, уже взяв курс к станции. — Отсмотрим точки, заберем в Куге продукты и им тоже закинем.

Я тут же пожалела о своей просьбе. Видимо, на то и был расчет — что откажусь. А, собственно, почему? Ну да, от церкви я была так же далека, как от Австралии, но что-то происходило со мной здесь — на расстоянии от повседневной жизни с ее суетой, в тишине, под холодным северным небом. Странное состояние — я даже не знала, с чем его сравнить. Как будто сливалась с этой бескрайней водой и убегала с ней куда-то далеко, за горизонт.

Всю эту неделю, по вечерам, закончив работу, я выходила на причал. Садилась на край и смотрела на закат. Казалось, будто пристань плывет, рассекая волны. Иногда ко мне присоединялась Лиса, молча лежала рядом, думала о своем. А я — о своем. Вспоминала все до мелочей, словно проживала заново. И многое, очень многое, теперь выглядело иначе.

Облегчить душу покаянием? Вряд ли. Скорее, мне хотелось познакомиться с людьми, которые добровольно ушли в это суровое безмолвие, понять, как можно переосмыслить всю свою жизнь. Именно это мне сейчас было нужно — переосмыслить.

Возможно, для этого я и попала сюда. Закрыть гештальт? Да, и для этого. И я его закрыла. Ну… почти уже закрыла.

Надеялась ли я на что-то, когда согласилась поехать? На то, что встреча с Иваном что-то изменит между нами? Трудно сказать. Может быть. Но теперь уже нет.

Именно сейчас для меня стало очевидным: вернуть то, что было раньше, невозможно. И дело даже не в его словах о ненависти. Просто мы перевернули эту страницу, стали совсем другими. Да, мы могли сейчас лечь в постель — и даже, может, получили бы от этого какое-то удовольствие… короткое, как от запретной еды, на которую желудок потом отзовется неминуемым обострением. Но ничего, кроме горечи, это нам не дало бы. Полынной горечи — ею пахло в доме: Иван развешивал по углам вязанки от блох, которых Лиса умудрялась цеплять у собак в Куге.

Помыв после ужина посуду, я сидела на причале, подтянув колени к груди и положив на них подбородок. Ярко-золотой закат, чистое небо — значит, будет ясный теплый день. Еще неделя — и я уеду. Все постепенно забудется, уйдет в прошлое. Моя жизнь станет такой же тихой и спокойной, как этот вечер. Когда-нибудь я стану устало мудрой, невозмутимой. Может, даже устроюсь работать на такую вот биостанцию — подальше от людей.

Но это будет потом. А сейчас нужно спокойно, не торопясь, прожить и обдумать то, что когда-то пронеслось мимо меня, как пейзаж за окном скорого поезда. Даже самое острое и болезненное…

весна 2018 года

Кажется, что весна не вокруг, а во мне. Как будто я спала под сугробами и вдруг проснулась. Хочется жить, хочется чувствовать — ярко, наотмашь, грешно…

Снова хочется быть красивой. Нет, «снова» — не совсем так, потому что раньше я об этом особо не думала. Следила за собой по минимуму, покупала то, что садилось на фигуру и подходило по цене. Зато сейчас — просто хочется, без причины, без цели. Нравится ловить заинтересованные, откровенно жадные, оценивающие мужские взгляды, которые отзываются внутри сладким теплом. Нравится чувствовать себя женщиной — привлекательной, желанной.

А ведь еще совсем недавно я боялась смотреть на себя в зеркало. Живой труп! И дело не только в том, что при росте сто шестьдесят весила сорок пять килограммов. Хуже было то, что меня ничего не интересовало, ничего не трогало и не радовало. Отражение смотрело пустыми, ничего не выражающими глазами. Как будто жизнь закончилась в двадцать шесть лет — тогда, когда у других толком еще и не начиналась.

Я чуть не умерла сама, потеряла ребенка. Смерть прошла рядом, и ее ледяное дыхание выжгло меня снаружи и изнутри.

И все же что-то вернуло к жизни.

Оглядываюсь назад и пытаюсь понять, что это было.

Может быть, просто пришло время? Что-то происходило глубоко под ледяной коркой, хотя я этого не чувствовала. Нужен был лишь крохотный толчок, чтобы она треснула, позволила мне вдохнуть полной грудью, посмотреть на мир не через мутное стекло. И я точно знаю, когда именно это случилось.

Появилась Кира — и я увидела себя глазами человека, который знал меня раньше, совсем другую. Иван не в счет, он был со мной рядом все это время. Увидела — и ужаснулась еще сильнее, чем каждое утро, глядя на себя в зеркало. Я постарела лет на десять, а она не менялась вообще. Как будто убила и сожрала Фродо Бэггинса вместе с кольцом всевластья**. Все такая же яркая, молодая, красивая.

А потом мы вышли в коридор, и я столкнулась с Магничем. Он как раз меня раньше не знал, но страшная старая мымра Саша Лазутина чем-то его пробила. Саша, а не красотка Кира, которая сразу же положила на него глаз!

А ведь это уже было! Дежавю, твою мать!!!

Тогда я честно попыталась убедить себя, что мне показалось.

Да ладно, не мог он обратить внимание на такую уродину! Иван все это время смотрел не на меня — сквозь меня. А когда однажды пожаловалась, поежился и с кислым смешочком предложил обновить гардероб. И денег скинул на карту.

И все же, все же…

Я словно проснулась в чужом городе и не могла понять, где нахожусь, что происходит. Впервые за долгое время захотелось что-то сделать, как-то себя изменить. А потом еще одна встреча с Магничем — в день святого Валентина. Его интерес, уже явный, ничем не прикрытый, и Ванькина неожиданная вспышка ревности. Я буквально слышала, как трескается, лопается, разлетается осколками ледяная броня внутри.

Да-да, лед тронулся, господа присяжные заседатели!***

Я теперь просто живу — и не только работой. Я словно немного пьяная — постоянно. Самую капельку, когда улыбка льется из глаз, даже если не пускаешь ее на губы. Когда кажется, что можешь все — даже взлететь над городом и обнять его руками. И с Ванькой у нас такой пожар, какого не было, наверно, с самого первого года вместе. Нет, какое-то различие все же есть, но я не хочу вникать.

Не хочу — пока не приходит понимание, что это мое волшебное состояние не вечный двигатель, оно требует подпитки. И что источник его вовсе не внутри меня. Мне казалось, будто на меня смотрят, потому что я вдруг стала вот такой… манкой, однако перепутала последовательность.

Нет, как раз такая я потому, что на меня смотрят с восторгом и обожанием. Точнее, смотрит — один человек, который и запустил весь этот механизм. И это вовсе не мой муж, которому я, похоже, успела надоесть.

Конец марта, я иду из аудитории на кафедру мимо тайной курилки. В здании курение под запретом, но на улицу идти никому не хочется, поэтому преподы дымят на нижней площадке дальней лестницы.

— Александра, добрый день!

Магнич, причем один. Обычно вокруг него вьются студентки, аспирантки, ассистентки и прочие дамы помоложе.

— Добрый, — невольно притормаживаю, и он протягивает пачку.

Господи, я спятила, после отека легких и обострения язвы — курить?! Бросила еще в первый год аспирантуры, да и студенткой дымила мало. Прикуриваю, стоим, разговариваем — ни о чем. От его красноречивых взглядов по спине к пояснице сбегают теплые щекотные мурашки. Пятиминутная болтовня действует как порция добротного порно.

Рассеянно прощаюсь и иду на кафедру, пытаясь вспомнить расписание Ивана. У меня еще одна лекция, а у него, кажется, сегодня только консультации. Пишу ему сообщение:

«Не задерживайся. Крольчиха соскучилась».

Тут же прилетает ответ:

«Понял. Приду пораньше. Надень тот красный лифчик!»

Апрель, май… Мы с Магничем давно уже на «ты», встречаемся в буфете, в курилке — да, я снова курю, к большому неудовольствию Ивана. Иногда он подвозит меня до метро. Пытается пригласить в ресторан, но я притормаживаю, напоминая, что замужем. Он красив, неглуп — и невыносимо скучен. А еще явно в меня влюблен. Само по себе это было бы в тягость, как любое чувство, на которое не можешь ответить. Но я веду себя как последняя сука, придерживая его на расстоянии вытянутой руки.