Лекарка поневоле и 25 плохих примет. Страница 2

Если бы я или кто-то другой не согласились на обмен, она бы так и осталась в мире духов навсегда. Ждала бы, наверное, пока кого-то начнут воскрешать – подобное в этом странном мире под названием Довар практиковали, но не так-то просто обогнать «родную» душу, спешащую вернуться в своё тело. Опять же, мало ли кого воскрешают – может, старуху, может, калеку, а может, младенца…

По всем параметрам я оказалась неплохим вариантом. Согласилась на обмен сама, в родном мире обеспечила пусть плохоньким, но жильём, да и работа у меня хорошая. Была. Не особо денежная, зато удобная для больничных и потенциального декрета, которого не случилось. С помощью моих воспоминаний Лана разберётся и быстро освоится в мире, далёком от ограничений и запретов, которые душили её здесь.

А сбежала она не от сладкой жизни.

В дверь снова раздался стук.

Те же лица, акт второй.

Староста стоял, сердито уперев руки в бока.

– Значит так, Ланка. Ты эти закидоны брось. Сказано тебе – иди и лечи Мигну! Нечего тут коленца выкидывать.

Я ласково ему улыбнулась:

– Семьдесят арчантов долга и тридцать приём. Начнёте меня оскорблять, подниму цену до сорока. Или пятидесяти. По настроению. А оно у меня сегодня не особо благодушное.

Повисла напряжённая пауза.

Подпоясанный расшитым кожаным ремнём, в светлой добротной рубахе, Ру́стек отнюдь не производил впечатления обездоленного. Не платить за работу целительницы – скорее принцип, чем вынужденная мера. Он вообще хотел выдать Лану замуж за своего среднего сына, пьющего и пропащего. Но, по мнению старосты, для полукровки и внебрачной дочери и такой – награда. Пусть у Ланы был дар, а у остальных деревенских – не было, в их глазах это не возвышало её, а делало порченой лунопоклонницей, ведь неодарённые полуденники презирали магов.

Причины этой расовой ненависти укоренились так глубоко, что Лана о них даже не задумывалась. Она беспрекословно принимала тычки и оскорбления, потому что таков порядок вещей.

Угрюмо глядящий исподлобья Рустек явно хотел отвесить зарвавшейся лекарке затрещину, как поступил бы с любой посмевшей спорить бабой, но всё же не решался. Целительница могла ответить магией, а единственной защитой против неё полуденникам служила глухая, завистливая ненависть…

Рустек недовольно поджал губы, развернулся и ушёл, явно затаив обиду.

Пусть. Деревенским пора слезать с шеи безотказной Ланы.

Пока была жива её бабка, финансами заведовала именно она – женщина суровая, резкая и скорая на расправу. Как только бабки не стало, селяне быстро позабыли, что за снадобья и отвары нужно платить, и начали брать в долг, отдавать который нужным не считали. Удобно устроились. Лана вроде и работала много – собирала и сушила травы, изготавливала зелья, лечила, да только становилась всё беднее и беднее.

Странно это, если честно. Нелогично как-то. Деревенские относились к Лане по-настоящему плохо, что шло вразрез с элементарным здравым смыслом. Ладно бестолковые подростки – они болеют мало да и жестоки в своём пубертатном эгоизме. Но взрослые люди? Молодые матери с вечно сопливыми младенцами? Страдающие от артритов и давления старики? Они-то зачем плюют в единственный колодец?

Мог у всех селян разом случиться приступ острого кретинизма? Вряд ли! Широко известно, что настоящих кретинов выращивают только в провинции Кретьен во Франции, а все остальные – просто игристые дебилы.

Шутки шутками, а интуиция подсказывала, что есть нечто такое, чего целительница не знала или не понимала.

Точно вспомнить я пока не могла, но деревенские задолжали ей не меньше полутора тысяч арчантов, что было внушительной суммой. Потребовать заслуженную плату Лана стеснялась – властная бабка вырастила её робкой до немоты. Ни возразить, ни разобраться в ситуации, ни поставить на место обнаглевшего старосту, ни отказать привыкшим к халяве селянам – только сбежать от всех проблем разом. А проблема с деньгами была далеко не единственной, их у Ланы накопилось столько, что она решилась на такой радикальный шаг – просто ушла в пустоту без возможности вернуться.

Но я так быстро сдаваться не собиралась. Это Лана – ромашка-трусишка, а я десять лет в дружном женском коллективе проработала – меня такой ерундой, как сплетни, грозные взгляды, взывания к совести и разочарованные вздохи, не проймёшь.

Хмыкнув, достала из кармана передника записку. Если кратко, то она сводилась к «прости, пойми, зла не держи». Притворяйся мною, потому что чужемирцев в Доваре не любят. Мясные заготовки в металлическом ларе, деньги в шкатулке за печкой, крупы в ящике под печью. Удачи!

Вот и всё.

Я вышла на крыльцо, наблюдая, как солнце наливается червонной, почти кровавой тяжестью, словно собираясь пролиться на землю алым дождём. Небо горело рубиновым закатом, в котором плясали рваные полосы огня, будто кто-то небрежно рассёк его ножом. Деревья стояли чёрными силуэтами на фоне этого пылающего безумия и даже ветер утих, будто опасался коснуться раскалённых докрасна рваных облаков.

Мир затаился, ознаменуя перемены, а сердце отчаянно забилось при виде этой тревожно-прекрасной картины.

Добро пожаловать в новую жизнь…

Примета 2: алый закат – к смерти

Первое майрэля 1135-го года. На закате

Эрер Прейзер

Возможно, закат только казался кровавым.

Возможно, случился вполне объяснимый оптический эффект, на который и обратили-то внимание лишь из-за обстоятельств.

А возможно, он действительно был алым предвестником смерти.

Среди руин Мёртвого города собрались десятки тренированных агентов Службы Имперской Безопасности. Их бессменный руководитель, седой и покрытый шрамами полковник Скоуэр, стоял, разглядывая мемориальную стелу, устремившуюся в горящий кармином небосвод, и недовольно морщился, отчего между бровями и у носа залегли глубокие складки.

Среди тысяч высеченных на стеле имён были и имена их коллег из прошлого.

Будучи стажёрами, все присутствующие изучали истории появлений Странников. И особенно – эту. Самую большую и кровавую ошибку Службы Имперской Безопасности.

Полковник Скоуэр осмотрел собравшихся и заговорил так тихо, что пришлось прислушиваться:

– Каждый из вас уже бывал здесь. Я привёз вас сюда сегодня, чтобы напомнить о вашем долге. Керварв, который мы теперь называем Мёртвым городом, когда-то ничем не отличался от соседних городов. Здесь кипела жизнь, по улицам бегали дети, в лавках торговались женщины, а в мастерских работали мужчины. А потом пришёл Странник, которого мы теперь называем Подрывником.

Эту историю действительно знал каждый сотрудник СИБа и почти каждый гражданин Лоарельской Империи.

Странники – чужемирные духи могучих магов – появлялись в Доваре не так уж часто, примерно раз в пару поколений, а то и реже. Но разрушения, которые они несли, были огромны.

В данном конкретном случае Странник каким-то образом подчинил себе руководство города, используя то ли ментальную технику, то ли хитроумное одурманивающее зелье – доподлинно установить уже не удастся. Важнее то, что сначала чужемирец точечно, а потом крайне активно начал вмешиваться в управление уединённым городом, расположенным в небольшой долине. Одним краем тот примыкал к горной гряде, а другим спускался в заливные луга. В семи лигах отсюда протекала большая полноводная река, делая это место закрытым и малодоступным, несмотря на относительную близость к столице.

Вероятно, Странник выбрал этот город именно поэтому – попасть в Керварв можно было либо на судне, либо по единственному мосту, либо через горы. Когда чужемирец установил свои порядки, мост частично разобрали и закрыли «на ремонт», судам не позволяли причалить под надуманными предлогами, а горные перевалы подорвали и завалили камнями. Вероятно, это сделал сам чужемирец – горстка чудом выживших свидетелей, включая двух сотрудников СИБа, утверждала, что поджоги и взрывы были его любимыми развлечениями.