Брошенный мир: Шок (книга третья). Страница 3

Пейтон не мог даже пошевелиться. Он был поражён. Прежде всего своей собственной недавней глупостью. Эта женщина была его, была ей добровольно и была довольна этим. Ни с чем нельзя сравнить то чувство, когда рядом находящаяся женщина действительно удовлетворена тобой со всех сторон. Такое нельзя ни с чем спутать, ни на что поменять. У него это было… И то, как она вела себя теперь, лишь показывало, насколько безумно он поступил тогда. Он ведь не её ударил, он, по сути, ударил себя в ней. Вот, что он сделал… А уж про последующие его мысли и вовсе не стоит говорить. Они граничат с сумасшествием, если вовсе не являются таковыми. Он мог продолжать обладать своим влиянием на станции и иметь рядом её. Добровольно, а не по принуждению. Что же тогда на него нашло?

Он повернул голову слегка в сторону, и снова его взгляду попался кустарного типа засов, сделанный второпях. Тогда он возлагал на него надежды. Считал, что это всё, что ему нужно для самого факта его существования. А теперь он смотрел на него и понимал, что то была дикая несусветная нелепость. Пейтон вытащил железку и показал Делейни:– Вот! Видишь это? Вот, о чём я думал. Понимаешь? Об этом! Как ни странно, но до Делейни быстро дошло, что значит этот предмет:

– Я подозревала, что всё будет не совсем так, как предполагается… Наверно, и на тот случай, если я буду сопротивляться, у тебя было что-то припасено. Ну ты, есть ты. Всегда предусмотрительный, даже если надо совершить глупость. Но знаешь… Мне всё равно приятно, что ты в итоге сказал об этом сам. Сам, а не кто-то другой… Это очень похоже на того Пейтона Кросса, которого я когда-то любила.

– Люби теперь кого-нибудь другого. – Пейтон сам не знал, зачем сказал столь очевидную глупость, но сразу продолжил. – А теперь иди быстрее, куда тебе надо. У меня масса важных дел.

Он закрывал дверь и понимал, что никакой святоша сегодня к нему уже не явится. Очевидно, что было видно её и, может быть, даже слышно сам разговор. Более того, слышно, как Пейтон в какой-то момент перестал контролировать себя, указывая на собственные ошибки. А стоило оно того? Может быть, надо было просто прогнать бывшую пассию сразу, не разглагольствуя о прошлом?…

Нет. Ему хотелось сказать Делейни, что он ошибался, и что собирался сделать. Он и так в долгу перед ней. В долгу, потому что предал ни за что. За какое-то сиюминутное помешательство, которое теперь было для него очевидно. Она заслуживала знать о том, как всё было, ведь когда он станет правителем Аполло-24, то любая женщина будет любить уже не его как харизматичного старейшину, а его как единоличного лидера, а это совсем другое…

Проповедник

Дамиан Торн никогда не хотел быть серой личностью. Его не особо волновали материальные ценности или отношение к нему других людей. Но вот внимание как таковое – это была основа его мироощущений. "Никто не может чувствовать себя никчёмным, когда на него обращены сотни глаз".

Внимание. Это было единственное, что имело когда-либо для него значение. На станции он был архивариусом. В его ведении содержалась масса документов, которые проходили через администрацию, различные секции, а также личные заметки обычных людей. Если вначале львиная доля его интереса приковывалась к государственным бумагам, то очень скоро он осознал, как много важного содержится в частных переписках и очерках.

Собственно, сами документы по большей части хранились в цифровом виде, а попадали в архив в случае смерти или заточения гражданина в Тоску. И здесь он тоже не сразу дошёл до своего открытия. Ведь всё первостепенное значение он отдавал исключениям, тем людям, что оступились, нарушили закон и попали в местную тюрьму. Он полагал, что найдёт необходимые ему паттерны там, не понимая, что речь идёт как раз об исключениях. Это вообще были своего рода записки сумасшедших, сбившихся с колеи людей, которые перестали себя контролировать. Это ведь конец пути, а не его начало или даже середины.

Самое интересное было в переписках обычных людей. Которые прожили определённую жизнь, а затем дошли до закономерной точки. Именно закономерной и естественной, а не искусственно созданной, вроде отправки в Тоску. И с недавнего времени стали попадаться ещё более интересные закономерные завершения. Те самые, когда люди отправляли себя на тот свет самостоятельно. Таковых за последние полгода оказалось уже целых шесть, включая последнего бывшего главу секции безопасности Билла Стерлинга. Так вот ключевое открытие этих случаев было в том, что их предварительное поведение, вернее, внутреннее состояние, описываемое в дневниках и очерках, не выдавало никаких намёком на настигаемое сведение счётов с жизнью. Этот факт убедил Дамиана в том, что пора действовать. Восемь лет он готовился. Восемь лет. И теперь похоже, что наступало то время, когда можно будет залезть в разум других людей таким образом, что они не захотят его оттуда выпихивать.

И он стал пробовать. Разные теории, разные подходы, к разным категориям людей… Первой стала концепция противостояния добра со злом в самом крайнем соотношении: добрые боги, которые хотят защитить людей, противостоят злым богам, которые хотят людей уничтожить. Напрашивался явный вывод слушать проповедника добрых богов, чтобы получить их защиту уже при жизни. Заодно обещалась и посмертная беззаботная загробная жизнь, но подобная сторона вопроса, учитывая, что смертей на этот момент было не так много, большинство людей практически не интересовала. Это Дамиан понял буквально сразу и сосредоточился на благах при текущей жизни…

Теория не зашла людям совсем. Он опробовал эту концепцию на четырёх рабочих и одном охраннике. И все они застопорились на одном и том же вопросе "Если ты проповедник таких богов, то почему сам не в достатке?". Ответы вроде "мне это не очень нужно" и "всему своё время" смотрелись весьма бледно, и концепцию пришлось срочно менять. Следующим этапом стало формирование структуры единого бога, абсолютно всемогущего, единственного вершителя судеб, но при этом злого по своей сути. По задумке Дамиана такой бог прославлял лишь самого себя и не стремился ни к абсолютному злу или добру, но при этом мог оказывать блага для своих адептов. Под благами в этом случае подразумевалась возможность избежать каких-то проблем, а также получить себе бессмертие. Дамиан припас последний пункт персонально для себя, пытаясь в некотором роде забрать эту проекцию на себя – мол, я уже бессмертен, и никогда не умру, зато буду наблюдать как умираете со временем вы.

Продвижение пошло, конечно, лучше нежели предыдущая версия религии, но изъянов при этом было предостаточно. Люди хотели однозначных ответов, а при такой концепции своего рода "высшего благословения" было очевидно, что ответы у Дамиана должны быть… Но они были слабы. Всё расплывчатое, многозначительное и эфемерное. Люди не хотели покупаться на дешёвые манипуляции, какие они и сами были в состоянии состряпать, пусть даже не столь красивые. Каждый новый ответ порождал всё больше новых вопросов, а это только отталкивало. Никто принципиально не спорил, в чём-то даже соглашался, но было также очевидно, что идея не взлетела. И тогда до Дамиана наконец дошло, что его бог должен быть не добрым и не нейтральным, а именно злым. Его должны бояться и трепетать от его адептов. Тогда и именно тогда ответы будут звучать убедительно. Они будут отсекать сами зародыши новых вопросов, предлагая варианты возможных ответов на ходу в голове у самого человека. Там, где есть страх, там всегда найдутся ответы. Пусть они будут даже откровенно тупыми и несостоятельными, но такие ответы залезают настолько глубоко, что даже самая мысль о том, чтобы выкорчевать их оттуда, будет уничтожаться самим человеком моментом при её возникновении. И тут очень к месту оказались эти загадочные смерти людей на станции, инициированные ими самими же. Они это сделали по велению великого бога. Того самого, что может заставить человека делать всё, что угодно и когда угодно. Человек не в состоянии не то что противостоять ему, а даже осознать сам момент противостояния. Последнее было ключевым моментом для того, чтобы отсеивать возможные вопросы по какой-либо конкретике – это узнать невозможно, так как дурман бога столь силён, что сознание человека просто ничтожно по сравнению с ним. С именем бога Дамиан "поработал" отдельно. Во-первых, само имя узнать нельзя, как и произнести или написать. Но есть проекция имени в виде двух раздельных слогов "Ак’Ан". Эта проекция необходима для обозначения вездесущего бога друг другу, но не пытающаяся привлечь при этом его внимания. Во-вторых, сами слоги произносились Дамианом со странным придыханием. Это должно было придать имени некий сакральный характер и намёк на космическое происхожение. Перед тем как "презентовать" своё новое открытие Дамиан отрепетировал возможные вопросы, ответы на них и, что особенно важно, сценические паузы. К этому моменту ему стало очевидно, что проповедник – это не просто тот, кто может что-то прояснить, это прежде всего тот, кто всецело демонстрирует то, что он всё знает. Говорить он, разумеется, может далеко не всё. Но то, что говорит, должно выглядеть как некое тяжёлое откровение, идущее из глубины души. Кстати, сама концепция души получила особенное развитие в связи с Ак’Аном. Все души людей создал именно он, именно поэтому он волен распоряжаться ими по своему усмотрению. Более того он может отделять клочки души от одного человека и передавать их другому, таким образом один человек потеряет какую-то свою способность, например, удачу, а другой – приобретёт.