Я сделала ошибку. Страница 32

Я с ужасом осознаю, что не позвонила ему сегодня утром, чтобы узнать, как он себя чувствует. Потребовалась моя добрая, милая свекровь, чтобы напомнить мне о изначальной цели моего приезда в Уортинг.

– Вообще-то он… э-э-э… не очень хорошо. Но сейчас я не могу долго разговаривать. Я тебе все расскажу, когда вернусь.

Произнося это, я осознаю, что женщина с детьми многозначительно смотрит на табличку, гласящую, что это «тихий» вагон.

Я прощаюсь с Бетти, поблагодарив ее за то, что она стойко «держит оборону» в мое отсутствие, нажимаю «отбой» и выскальзываю в тамбур у ближайшей двери. Звучит несколько гудков, прежде чем отец отвечает.

– Папа! С тобой все в порядке?

– Да что со мной будет?

Почти каждый день у нас бывают такие короткие разговоры. Но правда в том, что мне все равно нужно знать, что у отца все хорошо, – из-за его возраста. Даже если ему не нравится, что я сую нос в его дела. Я также чувствую, что сегодня ответ отца особенно оборонительный, поскольку я застукала его на инциденте с полицией и бензином.

– Просто хотела убедиться, вот и все.

– Я тебя не слышу.

– Говорю, просто хотела проверить…

– Не слышу.

Наверняка отец притворяется. Но нет смысла продолжать рзговор, когда он в таком настроении. Я вешаю трубку и возвращаюсь на свое место. От Стюарта по-прежнему ничего – даже не спросит, как там папа.

Мне хочется обхватить голову руками и заплакать. Надо сказать, что с моим браком много чего не так. Однако он давал мне кое-что, чего я раньше не ценила. Чувство защищенности. А теперь оно исчезло, и я понимаю, насколько это было важно.

Как только я усаживаюсь на свое сиденье, мой телефон снова звонит. Мамаша бросает на меня еще один взгляд. Этот вызов со скрытого номера.

– Алло, – тихо произношу я.

– Попс!

Я замираю. Только один человек называет меня так.

– Чего ты хочешь, Мэтью?

– Послушай, я не знаю, где ты, но возвращайся. Пожалуйста. Я все еще в отеле. Мы сможем поговорить.

– Прекрати. Я тебе уже все сказала. Я совершила ошибку. Я не оставлю своего мужа ради тебя. Если у вас с Сандрой нелады, это ваша проблема, но меня это никак не касается!

Я замолкаю, внезапно с ужасом осознав, что произнесла это достаточно громко, чтобы все услышали. Несколько голов поворачиваются в мою сторону. Мать, за которой я наблюдала ранее, встает, шепотом дает указания своим девочкам и выводит их из вагона, прикрывая руками, как наседка, пока бормочет что-то о «людях, которые шумят и говорят то, что не следует слышать невинным детям».

Я обрываю звонок. Затем запоздало переключаю телефон на беззвучный режим и от всего сердца жалею, что не могу вернуться в то утро до рождественской вечеринки «Ассоциации поддержки актеров и агентов», когда жизнь еще была нормальной.

Теперь я начинаю паниковать. Вдруг в вагоне едет кто-нибудь из моих соседей по улице? А если здесь окажется какой-нибудь статист, режиссер или другой агент, знающий меня по работе? Подобные совпадения случаются. Я пытаюсь вглядываться в лица, но все они – чужие.

Злая на себя за такую неосторожность, я провожу оставшееся время поездки, постоянно проверяя экран телефона на случай, если Мэтью снова пытался выйти на связь. Ничего. Слава богу. Наверное, до него наконец-то дошло. Вероятно, он понял, что его предложение – безумие, а не ответ на проблемы, с которыми мы оба сталкиваемся в наших браках.

Добравшись до вокзала Виктория, я направляюсь сразу в аптеку, чтобы купить влажные салфетки, а затем пытаюсь как-то привести себя в порядок в одной из кабинок в женском туалете. Я чувствую себя грязной. Оскверненной. Хочу стереть с кожи все до последнего пятнышки прошлой ночи. Затем я наношу легкий макияж и отправляюсь на те деловые встречи. Вторая длится гораздо дольше, чем я предполагала, но именно такая нелегкая работа и поддерживает нас на плаву. Очевидно, по бумагам мы со Стюартом выглядим обеспеченными, но бо́льшая часть наших средств вложена в дом. Все остальное мы откладываем на будущее девочек. В прошлый раз, когда я проверяла, у нас было около пятидесяти тысяч фунтов стерлингов. Я знаю, что это намного больше, чем есть у большинства людей, но с такими ценами на жилье и предстоящей платой за обучение в университете мы не можем позволить себе почивать на лаврах.

От Мэтью по-прежнему никаких вестей, и это для меня – большое облегчение. И от Стюарта тоже ничего. Я звоню его секретарше, она сообщает, что он весь день с пациентами, и спрашивает, не нужно ли что-нибудь передать. Прошу передать, что я звонила, но перезванивать мне не обязательно.

Он и не перезванивает.

Уже почти вечер, когда я выхожу из нашей местной станции метро. Это такая радость – вернуться домой. Пройти по дорожке, ведущей к нашему эдвардианскому трехэтажному особняку из красного кирпича в зеленом районе северного Лондона. Открыть дверь с красивой розово-зеленой витражной панелью в стиле модерн над ней; ощутить запах рыбного пирога Бетти, доносящийся из кухни, и оказаться в объятиях Мелиссы.

– Прости, мама, что меня оставляли после занятий, но это только за то, что я подсказывала в классе на прошлой неделе, хотя мне велели не делать этого. Кроме того, я же не виновата, что знаю ответ, а училке не нравлюсь. Так несправедливо!

«Добро пожаловать в реальный мир», – чуть не ляпаю я. Но сдерживаюсь.

– Это все неизбежная часть учебного процесса, – говорю я вместо этого, будто пытаюсь успокоить себя. – А где Дейзи? – добавляю я, чувствуя, что дочь собирается продолжить свои жалобы о несправедливости наказания. Я просто не могу выслушивать все это прямо сейчас.

– На французском, – отвечает Мелисса, ускользая из моих объятий теперь, когда я вроде как ее простила. – Бабушка поехала за ней.

Я часто думаю, что мне нужна специальная сводная таблица, как мамам других школьников, чтобы помнить наши многочисленные занятия. Я совершенно забыла о дополнительных уроках французского для Дейзи. Они весьма дорогие, но Дейзи отстала в школе, так что у нас не было особого выбора. Даму-репетитора нам рекомендовала другая мать. Эта учительница настолько востребована, что нам пришлось ждать восемнадцать месяцев, прежде чем получить место.

Словно по сигналу, я слышу, как открывается входная дверь.

– Ку-ку! Это мы!

Впархивает моя свекровь в фиолетовом берете, черных легинсах из лайкры и серебряных ботильонах. Она прижимается своей теплой щекой к моей.

– Звонил Стюарт и сообщил, что сегодня не задержится. – Затем она отступает, чтобы посмотреть на меня. – Ты выглядишь измученной, дорогая. А теперь скажи, что случилось с твоим отцом?

Все еще стоя в холле, я рассказываю ей о бензине и полиции.

– Бедняга, – вздыхает она. – Это ужасно, когда голова не на месте.

Я хочу сказать ей, что моя тоже не на месте. Я так измучена чувством вины и беспокойством, что весь день провела словно на автопилоте. Но понимаю, что об этом не может быть и речи. Мне необходимо принять ванну. Я все еще беспокоюсь, что от меня пахнет Мэтью. Того быстрого протирания в привокзальном туалете станции было явно недостаточно.

– Хочу поскорее освежиться после путешествия, – произношу я, освобождаясь из ее объятий. И тут настораживаюсь. – А где Дейзи?

– Снаружи. – У Бетти слегка хитроватый вид. – У нас кое-кто в гостях. Она показывает дорогу.

Моя кожа холодеет. Только не Мэтью. Он не мог просто так заявиться! А вдруг это Сандра? У меня сжимается сердце, когда я представляю, как она катится по садовой дорожке, заплаканная и разъяренная, взывая ко мне с коляски. Но как раз в тот момент, когда мое воображение отказывается представить что-либо еще более дикое, пушистый белый комочек влетает в парадную дверь в сопровождении моей младшей дочери.

– Разве она не чудесна? – Глаза Дейзи сияют. – Мадам Бланш спросила, можем ли мы присмотреть за ее новым щенком. И бабушка согласилась. Ее зовут Коко. Разве это не самое милое имя на свете?

Я стреляю взглядом «Как ты могла?» в свою свекровь. Дейзи уже целую вечность просит собаку, но мы со Стюартом сошлись во мнении, что не можем брать на себя такую ответственность. Учительница французского повела себя бесцеремонно.