Варяг II (СИ). Страница 23

Лодка с телом Эйнара скрылась в ночи, оставив на воде лишь медленно гаснущие угли. Я повернулся и, сопровождаемый стражей, пошел назад, в лабиринт чужих и враждебных стен.

Мы шли к дому ярла, когда из-за угла главной улицы донеслись гневные голоса. Эйвинд мгновенно насторожился, его рука легла на рукоять ножа. Стража сомкнулась вокруг нас теснее.

За поворотом, посреди улицы, стояли Лейф и Торгнир. Они были похожи на двух разъяренных быков, готовых сцепиться в смертельной схватке.

— Это твоих рук дело, змея! — гремел Лейф, его мощная грудь ходила ходуном. Он стоял, вцепившись в рукоять своего боевого топора. — Только тебе выгодна смерть посла! Только ты ведешь свои грязные игры с Харальдом! Ты хотел сорвать переговоры, опозорить меня и отца!

Торгнир лишь язвительно усмехнулся.

— Осторожнее со словами, братец. Ты всегда ищешь, на кого бы перевалить вину за свою нерешительность. Я здесь, в Альфборге. А мои люди? Они разве стали бы стрелять в гостя прямо у нас под носом? Это работа извне! Научись думать своей тупой головой! Или, может, ты сам захотел избавиться от Рюрика? Его смерть легла бы идеальной тенью на мою репутацию, и ты смог бы обвинить меня во всем! Что ты обычно и делаешь!

— Врешь! — Лейф сделал шаг вперед, и его тень накрыла Торгнира. — Ты всегда врешь, как твой покровитель Локи! Ты — позор нашего рода! Червоточина, что точит отцовский трон!

Торгнир выпрямился и вдруг, задыхаясь от ярости, выкрикнул:

— Хватит! Я вызываю тебя на хольмганг! Пусть боги решат, кто из нас прав! Завтра на рассвете! На песчаной косе!

Стража, сопровождавшая нас, замерла. Вызов на поединок насмерть между сыновьями ярла — это были не шутки. Раскол налицо…

Лейф окинул брата презрительным взглядом.

— С превеликим удовольствием. Завтра на рассвете. Я давно мечтал проучить тебя и вырвать твой ядовитый язык.

Братья еще секунду стояли друг напротив друга, потом, не сказав больше ни слова, развернулись и разошлись в разные стороны, оставив на улице гробовую тишину.

Один из стражников, седовласый ветеран с орлиным носом, мрачно выругался себе под нос.

— Беда. Большая беда. Ярл этого не потерпит.

Эйвинд свистнул.

— Ну и семейка. Готовы друг друга порвать. Что будем делать, Рюрик?

— Докладывать Ульрику, — тихо сказал я. — Это его дом. Его дети. И ему все это разгребать.

Ульрик слушал доклад стражника с каменным лицом. Но когда тот дошел до вызова на хольмганг, старая, костлявая рука ярла с такой силой впилась в подлокотник трона, что послышался треск дерева.

— Не-бы-вать этому! — прошипел он. — Никакого хольмганга! Никакого братоубийства под моим кровом! И за что мне это, боги⁈

Он откинулся на спинку трона, его грузное тело вдруг обмякло и показалось беспомощным.

— Завтра же обоих, как строптивых щенков, в покои запру! На хлеб и воду посажу! Чтоб неповадно было сводить счеты, когда над нами все небо готово рухнуть! Нет ничего хуже для отца, чем дрязги между его детьми!

Затем острый и пронзительный взгляд ярла упал на меня.

— А тебе, Рюрик, тут больше задерживаться нельзя. Убийц еще не нашли, но, поверь мне, обязательно найдут. Но каждый твой день здесь — как бочка с маслом у костра. Наши недоброжелатели… Они не успокоятся. Нужно, чтобы ты вернулся к Бьёрну с вестью. Через несколько дней отправишься. Я дам тебе людей и настоящий драккар, а не ту утлую карви. Море сейчас неспокойное, да и врагов вокруг хватает.

Я кивнул, чувствуя странную смесь облегчения и тревоги.

— Благодарю тебя, ярл. Твоя мудрость безгранична. Пора утрясти наши договоренности с конунгом.

— Ага, — поддакнул Эйвинд, потирая руки. — И поскорее бы. Уж больно тут нервы у всех на пределе. Стрелы так и летают.

Ульрик усмехнулся, но в его глазах не было веселья.

— Верно. Нервы. — Он вздохнул и посмотрел на меня пристально. — А теперь оставь меня с Рюриком. Нам нужно кое-что обсудить наедине.

Эйвинд понимающе хмыкнул.

— Понял, не дурак. Пойду мёда выпью да воздухом подышу. Авось, и ночь с девкой скоротаю. Они тут у вас — загляденье!

Он выскочил из зала, оставив меня наедине со старым ярлом.

Нам подали еду прямо в покои Ульрика. Простую, аскетичную. Для ярла — пресную кашу на воде, тушеную репу и кувшин чистой родниковой воды. Для меня — ту же кашу, но с куском запеченной на углях рыбы, луком и кружкой легкого ячменного пива.

Ульрик ел медленно, с отвращением ковыряя ложкой в своей похлебке.

— Проклятая диета. Лучше бы болезнь, чем это варево. — Он бросил на меня укоризненный взгляд. — Это твоих рук дело, целитель.

— Верно, но я поставил тебя на ноги, ярл, — парировал я, отламывая кусок хлеба.

— Согласен, — хрипло рассмеялся он. — Ладно, к делу. Я обдумал все. Готов платить Бьёрну. Данью. Частью улова, железом, мехами. И людьми. Если придет Харальд, мои воины встанут плечом к плечу с его дружиной. Но. — Он ткнул ложкой в мою сторону. — Есть условие. Бьёрн должен вкладываться в Альфборг. Присылать зерно в неурожай, помогать ремесленниками, делиться знаниями. Как ты, например. И главное — он никогда, слышишь, никогда не должен претендовать на власть моих наследников. Альфборг был и останется землей моего рода.

Я отпил пива, давая себе секунду на раздумье.

— Я считаю это справедливым и мудрым решением, ярл Ульрик. Конунг Бьёрн — человек прагматичный. Он поймет выгоду от сильного и верного союзника, а не от разоренного данника. Я сделаю все, чтобы донести эту пользу до его ушей.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Ульрик. — И чтобы не было сомнений в серьезности моих намерений, с тобой в Буян отправится мой старший сын. Лейф будет говорить от моего имени и скрепит договор своей клятвой.

Я почувствовал, как в груди что-то ёкнуло.

— Это мудро. Лейф пользуется уважением. С ним и решить все будет проще. Но… — я сделал паузу, — я беспокоюсь насчет Торгнира. Не произойдет ли лиха, пока мы будем в отъезде?

Ульрик отставил миску и мрачно усмехнулся.

— С младшим сыном я как-нибудь да управлюсь. Пока я жив, он не посмеет поднять руку на брата. А там… — он махнул рукой, — видно будет. Власть — она как болезнь, Рюрик. Одних она калечит, других — убивает. Торгнир пока только заразился… Но я надеюсь вылечить его.

Мы замолчали, каждый о своем. Потом разговор плавно перетек на другие темы. Ульрик начал вспоминать молодость. Он рассказал мне о женщинах, что были жарче южного солнца и холоднее горных ручьев. Поведал он и о доблести в бою, которая ценилась выше злата, и о сражениях, от которых до сих пор старые раны ноют к непогоде.

Это была светская вежливая беседа…

Я слушал, изредка вставляя реплики, задавая вопросы. Это был уже не ярл и посол, а просто два воина, двое мужчин, беседующих о жизни за кружкой (у одного — воды, у другого — пива). И в этих рассказах жил настоящий дух эпохи — жестокой, прямой, полной страсти и крови.

Наконец, Ульрик тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Старость не радость, Рюрик. Пора на боковую. И тебе советую. Скоро тебе предстоит неблизкий путь. Запасайся силами.

Мы попрощались. Я вышел из его покоев, чувствуя странную теплоту к этому старому, изломанному болезнью и властью воину. И, возможно, я видел его в последний раз.

Вода билась о черные скалы с ленивой древней силой. Флот Харальда Прекрасноволосого вписался в узкую бухту безымянного острова. Пара дюжин драккаров покачивались на слабых волнах. Щиты, выставленные по бортам, сверкали на холодном бледном солнце. Корабли причалили к единственному подобию пляжа — полоске темного вулканического песка.

Харальд сошел на берег первым. Его плащ потяжелел от постоянной влажности, соленая пыль покрыла его доспехи тонким белым налетом. Он стоял, вглядываясь вглубь острова, откуда тянуло слабым, но отчетливым запахом гари.

Вскоре к нему подошел один из его хёвдингов.

— Конунг. Поселение. Впереди. Оно… выжжено дотла.