Варяг II (СИ). Страница 11

Мотнув головой и прогоняя наваждение, я вовремя парировал атаку Голиафа. Я закричал и плюнул ему в лицо. В такт бешеному стуку сердца в висках запульсировала лишь одна простая, как удар молота, мысль: «УБИТЬ! УБИТЬ! УБИТЬ!»

Я не чувствовал ударов, которые принимал на щит. Не чувствовал, как чей-то нож оставил длинную царапину на моей руке. Не чувствовал усталости. Я был воплощением разрушения, богом смерти на этом клочке суши. Я зарубил одного, ранил в живот другого, пнул третьего, сбив с ног, и тут же добил. Эйвинд сражался рядом, его топор выписывал широкие смертоносные дуги, круша щиты и кости. Эйнар, обезумевший от горя и ярости, бился с отчаянной силой обреченного, его крик «За брата!» резал слух.

Но врагов было слишком много. Они окружали нас, как волки окружают раненого оленя. Один за другим падали наши. Старый Хальвдан, прошитый копьем насквозь. Молчаливый Гуннар, с разрубленным черепом. Их крики сливались с общим гулом бойни.

Но в какой-то момент я внезапно осознал, что вокруг стало тише. Иначе…

Рев шторма никуда не делся, но боевых кличей, лязга и стонов почти не было. Я стоял, тяжело дыша, и опирался на окровавленный скрамасакс. Вокруг лежала гора тел. Горка из плоти, металла и кровавой грязи. Кто-то из раненых стонал, пытаясь ползти, кто-то просто лежал, уставясь в хмурое небо остекленевшими глазами.

Нас осталось трое. Я, Эйвинд и Эйнар. Мы все были с ног до головы в крови — чужой и своей. Наши лица были измазаны грязью, волосы слиплись, доспехи исковерканы и пробиты. Мы дышали, как загнанные звери, и в наших глазах плясали отблески безумия.

Но ярость снова накатила на меня слепой и бессмысленной волной. Это был уже темный и животный инстинкт добивания. Я увидел одного из раненых врагов. Молодой парень, с лицом, искаженным болью, пытался подползти к своему мечу. Незнакомое лицо.

Я, спотыкаясь, как пьяный, пошел к нему. Упал на колени рядом. Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидел ужас. Я поднял нож. И начал вонзать. Раз. Два. Три. Я не слышал его хрипов. Я не видел ничего, кроме цели. Остановился только тогда, когда рука устала. Затем перешел к следующему. И к следующему. Добивал. Методично, без мысли, без жалости, без гнева. С холодной, механической точностью палача. Дыхание рвало мне глотку, но я не останавливался. Это была не месть. Это была… гигиена. Очищение поля боя.

Вдруг чья-то сильная рука легла мне на плечо, кто-то попытался оттащить меня в сторону.

— Рюрик… Хватит. Всё кончено. Остановись.

Я обернулся. И увидел лишь угрозу. Чужое лицо, залитое кровью. Врага. Который мешает мне закончить работу. С низким, звериным рычанием, каким, наверное, рычат волки, я замахнулся на него своим окровавленным клинком.

«УБИТЬ! УБИТЬ! УБИТЬ!»

— Я СВОЙ, ЧЕРТ ТЕБЯ ДЕРИ, ОПОМНИСЬ! — крикнул Эйвинд, отскакивая.

Я рванул на него со скоростью выпущенной стрелы. Но его кулак молотом пришелся мне точно в челюсть. Мир взорвался ослепительной белой вспышкой. И затем — благословенная и беспросветная тьма поглотила меня целиком.

Глава 5

Сознание скользнуло ко мне вертким змеем. Глаза были склеены смолой небытия. Каждое веко весило как дверной засов. В ушах стоял оглушительный звон, а в висках молотом отбивался каждый удар сердца.

Я вздохнул полной грудью, и воздух обжег легкие. Холод, щедро сдобренный солью, смешивался с едким дымом от горящего костра. И под этим коктейлем прятался стойкий запах крови. Он въелся в эту землю, в одежду, в саму память. Он висел в ноздрях призраком недавней бойни.

Я с трудом разлепил веки. Небо стелилось черным бархатом. Его пронзали алмазные иглы звезд. Рваные тучи, словно клочья савана, неслись в вышине, открывая бледный, безразличный лик луны. Шторм, уставший и сытый, уполз восвояси, оставив после себя лишь унылый шепот волн о каменистый берег.

Поворот головы дался мне нелегко, будто я был марионеткой, которая вдруг захотела стать кукловодом. В горле пересохло. В метре от меня, у оживленного костра, сидели Эйвинд и Эйнар. Они ели. Не спеша, с волчьей, методичной жадностью, вгрызаясь зубами в куски темного, дымящегося мяса, от которых шел соблазнительный, почти кощунственный пар. Они запивали еду глотками меда из бурдюка, их могучие кадыки двигались мерно, как поршни.

Эйвинд первым почуял мой взгляд. Он замер с куском мяса у рта, его глаза, отражавшие пламя, сузились. Он толкнул локтем Эйнара. Тот медленно, будто под водой, повернул ко мне свое лицо. Скорбь и ярость запечатали чистоту его глаз. Я не увидел там ни радости, ни облегчения. Он смотрел на меня, как на дикого зверя, которого чудом загнали в клетку.

— Очнулся наш берсерк. — констатировал Эйнар. — Есть будешь? У нас тут свежая оленина!

Я попытался сесть, и мир накренился. Я рухнул бы навзничь, если бы не уперся локтями в мокрый песок. Затем кивнул, не доверяя своему голосу. Эйвинд отрезал ножом огромный, исходящий соком кусок и протянул мне его на плоском камне вместо тарелки.

Мои пальцы дрожали, когда я взял его. Но я заметил разницу. Лица и руки моих друзей были относительно чистыми. А я… я с головы до ног был в засохшей грязи и бурой, запекшейся крови. Чужая. Своя. Она склеила волосы, покрыла кожу коркой, засохла на одежде жестким панцирем.

— Вы… отмылись. — прохрипел я.

— А ты — как трэлл после бойни скота, — усмехнулся Эйвинд, но в его смехе не было веселья. — Я уж думал, твой дух к Тору улетел. Рубился ты, братец… Рубился, как сам Суртр перед Рагнарекком. Жуть берет. Даже на меня кинулся!

— Прости… Я не хотел.

— Еще как хотел! — хмыкнул Эйвинд и хлопнул меня по плечу. — Но я не срежусь! Как тебе мое снадобье, а? Хороша вещица!

Но ответом ему был лишь хруст мяса в моих челюстях. Оно было жестким, диким, пахло дымом и свободой. Лучшей пищи я в жизни не пробовал. Я решил сосредоточиться на трапезе. Ворошить ужасные воспоминания мне совсем не хотелось.

Затем я запоздало вспомнил гигиене… Мне не хотелось что-нибудь подцепить. Поэтому, отложив мясо в сторону, я отполз от костра, к самому краю воды. Скованными, неловкими движениями скинул с себя плащ — тяжелый, пропитанный смертью. Потом — рубаху, превратившуюся в лохмотья. Ступил в воду. Ледяные объятия моря обожгли кожу, заставили вздрогнуть все тело. Но это был очищающий огонь. Я умывался, тер лицо и руки мокрым, шершавым песком, сдирая с себя корку ужаса. Вода вокруг темнела и становилась мутной.

Беглый осмотр показал несколько неглубоких порезов на плече и предплечье, длинную царапину на ребре и огромный, синюшный синяк на бедре. Пустяки. Мне невероятно повезло. Я вернулся к костру, насквозь мокрый и дрожащий от холода. Но теперь я чувствовал себя человеком, а не окровавленным животным. Натянув единственную запасную рубаху из своего вещмешка, я доел мясо.

— Откуда олень? — спросил я, вытирая губы.

— Пока ты в объятиях морока лежал, я прошелся и разведал обстановку вокруг, — сказал Эйвинд, оживляясь. — Тут много дичи. В чащобе, на тропинку вышел этот козлик. Видимо, водопой искал. С одного выстрела уложил! Думал, кабана подманю, но и олень — не худая добыча. Силы придает.

— Храни свою прыть для врагов, а не для пустого бахвальства, — мрачно бросил Эйнар, не отрывая взгляда от пламени. Он сжал кусок мяса — оно фаршем полезло сквозь его пальцы. — Этим тварям… этим выродкам… мало было нас убить. Они надругались. Над телом моего брата. Его голову… его голову они…

Я отложил плоский камень в сторону. Есть больше не хотелось.

— Мы найдем его, Эйнар, — сказал я. — Мы найдем всех наших павших. И предадим их огню. Как положено. Как подобает воинам. Но сначала… нам нужно собрать все, что может пригодиться. Здесь валяется добротное железо. Оружие и доспехи.

Эйнар молча кивнул, его взгляд был прикован к огню, словно он искал в нем ответа или утешения.

Трапеза была окончена. Я внимательнее оглядел своих товарищей. У Эйвинда была глубокая рваная рана на руке, у Эйнара — на ноге. Это из самого плохого… Так что мы все были счастливчиками.