Варяг I (СИ). Страница 16

— Но… — Бьёрн поднял руку, и ропот стих. — Я не собираюсь хоронить ценный скот из-за того, что сторожевой пес оказался слишком слаб и глуп. Закон есть закон. Его нужно соблюдать. Но его можно и обернуть.

Он сделал паузу, давая своим словам просочиться в сознание собравшихся.

— Завтра на вечерней сходке устроим испытание. Балунга, — он повернулся к пристыженному дружиннику, — ты докажешь всем, что достоин остаться в моей дружине. Что ты сильнее и яростнее раба. А ты, — его взгляд снова впился в меня, — будешь защищать свою жалкую жизнь. Но знайте! Это не хольмганг, не поединок чести! Это будет казнь. Казнь, которую ты сможешь избежать, если боги даруют тебе силу. Победишь — значит, боги даровали тебе шанс, и я его не оспорю. Проиграешь — твоя кровь утолит жажду закона.

Из толпы выступил Эйвинд. Его глаза горели.

— Ярл! Позволь мне подготовить Рюрика к испытанию! Пусть все увидят, что даже в рабе может биться сердце воина, если его правильно направить!

Бьёрн смерил его долгим взглядом. В его глазах мелькнул расчет. Зрелище. Урок для всех. Возможность увидеть, на что действительно способен его странный трэлл.

— Ладно, — кивнул он. — Пусть будет так. Готовьтесь. Завтра на закате повеселимся!

Толпа начала расходиться, обсуждая предстоящее зрелище. Ко мне подошел Эйвинд и хлопнул меня по плечу.

— Не бойся, парень. Я научу тебя, как выжить в поединке. Твой ум нам очень пригодится. Не хочу его терять.

Но я его почти не слышал. Я стоял, глядя в темноту, и понимал только одно. Завтра мне предстоят гладиаторские игры на выживание. И мой противник будет иметь полное право убить меня, в то время как я подобной роскошью обладать не смогу.

Надежда, теплившаяся внутри, затухла, сменившись холодной тревогой. Сегодня я дал слабину и вспомнил, что когда-то был свободным человеком. И это привело меня прямиком на край гибели.

Глава 7

Холодное утро впилось в мое лицо колючей влагой тумана. Каждый мускул горел огнем, а ладони, туго перетянутые чистыми тряпками, ныли так, будто их терли рашпилем. Но это была благая боль. Боль учения. Боль выживания.

Эйвинд наблюдал за мной со стороны. Его лицо было искажено досадливой гримасой. Он снова и снова заставлял меня повторять одно и то же: силовая стойка, замах, удар тяжелым деревянным мечом по вкопанному в землю столбу.

— Да соберись ты, трэлл! — рычал он, и его молодое, яростное лицо подходило к моему так близко, что я чувствовал запах вчерашнего эля. — Ты вроде бы ловок, но дерешься как-то не так! Балунга сожрет тебя за два замаха! Два! И я буду только рад за него, если ты и дальше продолжишь так чудить! Глядеть противно!

Из-за спины донесся сдержанный хохот. Несколько дружинников и рабов, чьи утренние дела были не столь срочны, собрались поглазеть на то, как свободный викинг пытается выдрессировать раба для заклания. Зрелище было поистине увлекательным.

Я опустил деревянный меч, едва не выронив его из ослабевших пальцев, и тяжело перевел дух. Голова гудела от напряжения и недосыпа.

— Я никогда не дрался… как ты, — выдохнул я, ловя его взгляд. — Мои люди… дрались иначе.

Эйвинд фыркнул, но в его глазах мелькнуло любопытство. Любопытство хищника, учуявшего незнакомый запах.

— Позволь мне показать, — настаивал я, чувствуя, как по спине бегут мурашки от этого рискованного шага. — Атакуй меня. По-настоящему.

Он усмехнулся, широко и уверенно. Пожалуй, он был рад возможности выпустить пар. Без лишних слов он сделал резкий выпад, его деревянный клинок со свистом рассек воздух, целясь мне в плечо. Удар был сильным, рассчитанным на то, чтобы выбить из меня дух и напомнить о моем месте.

Но я не стал его блокировать. Вместо этого я сделал короткий, пружинистый шаг в сторону, под острым углом к траектории его атаки. Моё предплечье, привыкшее отбиваться от студентов в метро, а не от мечей викингов, сбило его клинок, изменив направление удара. Инерция Эйвинда сыграла против него. Он провалился вперед, и в этот миг я снова сработал ногами и бедром, проделав тот самый бросок, которым уложил Балунгу. Мне и меч-то не понадобился.

Земля с глухим стуком приняла викинга. На миг воцарилась тишина, прерываемая лишь моим тяжелым дыханием. Зеваки замерли.

Эйвинд лежал, ошарашенный. Он почувствовал себя униженным. Затем на его лицо стала наползать знакомая ярость. Он вскочил, готовый растерзать меня. Только этого мне не хватало!

— Ты… — начал он, сжимая свой тренировочный меч.

— Я не сильнее тебя, — перебил я, всё еще пытаясь отдышаться. — Я быстрее твоего удара. Я использую твою силу против тебя. Это не трусость. Это… экономия.

Последнее слово явно было ему незнакомо, но смысл он уловил. Ярость в его глазах поутихла, сменившись пристальным, изучающим взглядом. Он обходил меня кругом, как волк вокруг незнакомой добычи.

— Эконо… что? — переспросил он, нахмурившись.

— Сбережение сил, — пояснил я проще. — Зачем тратить свои, если можно использовать чужие?

Он молча кивнул, и тренировка изменилась кардинально. Теперь мы отрабатывали не силу, а ловкость. Уклоны. Подсечки. Захваты. Я показывал ему то, что помнил из армейского рукопашного боя и вольных борцовских тренировок: рычаг на локоть, болевой на кисть, уход с линии атаки. Я называл это «боевой мудростью народов Запада», и он глотал каждое слово, каждое движение. Между нами рождалось нечто вроде уважения — странное, натянутое, но настоящее. Ученика к учителю, чья наука оказалась смертельно эффективной.

Но на этом мы не остановились. Эйвинд, разгоряченный, принес деревянные топоры и щиты. И здесь я смог его удивить. Моё прошлое «я», Вадим Васильевич, не был спортсменом, но был фанатом исторической реконструкции. Десятки часов, проведенных в клубе «Северный Ветер» на тренировках по бою на мечах и топорах, вдруг ожили в мышечной памяти этого молодого тела. Я был техничен. Точен. Быстр. Я не молотил по щиту, а искал слабые места, бил на опережение, использовал инерцию оружия.

Я был профессионалом против дилетанта-силача. И это видел не только Эйвинд.

Краем глаза я заметил Балунгу. Он стоял в тени дальнего амбара, прислонившись к стене, и смотрел на нас. Не просто смотрел, а буквально впивался взглядом. Его лицо, изъеденное оспой, было искажено злобой. А еще на нем читалась холодная, рассудительная ненависть. Теперь он видел во мне не просто раба, а — опасность. Угрозу. И я понял, что сделал огромную ошибку, показав ему всю глубину своего умения. Теперь он будет готовиться.

После тренировки я вернулся в привычные сени, отведенные мне Бьёрном. Относительная безопасность этого места немного успокаивала. Я сидел на грубой овчине, перебирая в голове приемы, вглядываясь в щели между досками.

Тело ломило, но это было ничто по сравнению с тревогой, сверлившей душу. Сегодня вечером всё решится. Или я умру на площади, или… стану свободным.

Хм… Эта мысль показалась мне смешной. В любом мире, что в этом, что в моем прошлом, свобода всегда была растяжимым понятием.

Шаги были такими тихими, что я почти не услышал. Только случайный шорох выдал чье-то присутствие. Я резко обернулся, инстинктивно принимая защитную позу.

Это была Астрид. Рыжеволосая красавица с большими, небесными глазами. Она прижала палец к губам, и, крадучись, подошла ко мне.

— Рюрик… — её шёпот был едва слышен, как шелест листвы. — Я видела, как Балунга сегодня ходил к Ставру… в лесную избушку.

Я напрягся.

— Кто такой Ставр?

Астрид сделала странный чужеродный жест, будто отгоняла злых духов.

— Сейдмад… — прошептала она, и в её голосе проскользнул суеверный ужас. — Тот, кто шепчет с теневыми мирами. К нему ходят те, кому мало силы Одина и Тора… Балунга вышел от него бледный, как смерть, а в руках он что-то сжимал, трясся весь… Берегись не честного боя, а подлой магии.