Возьму босса в хорошие руки. Страница 6

Против такого подхода у нее нет возражений. Молчит. Изредка бросает в мою сторону взгляды и сжимает дрель так, будто это оружие киллера. Деловитая. Настраивается на работу. Придется ей ее обеспечить.

– Так, – осматривается, войдя в номер, – и где именно вам нужна моя помощь?

Нет, все же ей действительно нужно сменить униформу. Сзади она тоже все слишком подчеркивает. Из-за этого на языке крутится какая-то пошлость, еще и этот ее вопрос с провокацией…

Показал бы я, где она действительно сейчас могла бы очень даже помочь.

Но вместо этого, пока она крутится, снимаю со стены какую-то картинку с унылым пейзажем и дергаю гвоздь.

– Вот, – привлекаю ее внимание. – Такая красивая, что хочется любоваться. Но не держать же ее постоянно.

Она берет в руки картинку и хмыкает.

– Понимаю. А выглянуть в окно, чтобы увидеть то же самое – это, конечно, не то.

А ведь точно! Художник явно страдал отсутствием воображения: написал то, что первым увидел. Но под насмешливым взглядом позиции не сдаю.

– Люблю смотреть на живопись лежа.

Я все еще уверен, что она пойдет на попятную. Придумает отговорку или просто отшутится. Но нет.

– Уверены? – уточняет.

Киваю.

Она чуть наклоняется – да, у тех, кто вешал картину, проблемы не только с фантазией, как у художника, тут еще и с ориентацией в пространстве что-то не то. Но я сейчас не в накладе – какой изгиб спины, какая…

– Вам больше нравится, когда глубоко?

– О, да…

– Как скажете, босс.

А еще мне нравится, когда вот так – с полуслова, и все, как скажу. И да, пожалуй, мне нравится эта ее униформа.

И дрель. Кто бы подумал, что мне нравится этот пронзительный и омерзительный звук?

Засматриваюсь. Заслушиваюсь. И прихожу в себя, только когда слышу мат. Голос мужской, мат отборный.

И раздается он через дырку в стене. Которая появилась только что, благодаря дрели и горничной. Ну и мне.

– Едрен батон! – раздается медвежье рычание. – Вчера я стерпел, но это извращение уже ни в какие ворота!

Рыжая горничная опускает дрель, как и я только сейчас осознав, как далеко мы зашли. Вернее, далеко забурились.

– Сейчас… – снова мат, всплеск воды. – Сейчас я вам покажу!

Услышав это, горничная сообщает мне с милой улыбкой:

– Пойду найду гвоздик, который сюда подойдет!

И так поспешно выходит из номера, что сразу понятно: ей совсем не кажется дискриминацией подставлять под пули мужчину.

Через минуту после бегства горничной в номер влетает Пашка. На голых плечах полотенце, с волос еще капает вода, только спортивные штаны успел натянуть. Обвинительно смотрит на стенку, на картину в моих руках.

– Сам только заметил. Когда она случайно упала, – вру я и демонстрирую гвоздь.

– А жужжало так, как будто дыру только что сделали, – сомневается он.

– Зачем бы мне это понадобилось?

Он чешет макушку, что-то в его размышлениях явно не совпадает. Но причин, зачем бы мне наблюдать за ним в душе, действительно не находит. А вот другие у него на подозрении остаются.

– Надо валить с этого комплекса, – говорит он. – Такое многообещающее название – «Лакки», но с ним явно что-то не то.

– Да в порядке с ним все, – усмехаюсь. – И с названием тоже. Это как в старом анекдоте.

– Каком?

– Объявление: «Пропала собака. Один глаз выбит, ухо оторвано, задние лапы перебиты, одной передней не хватает, на боку ожег, хвост обрублен. Отзывается на кличку "Счастливчик".»

Глава 5

– Ну, это уже никуда не годится, Софья Витальевна! – слышу я возмущение от двери.

Закрыв тюбик помады, выхожу из комнаты. Самой интересно, что я такого успела натворить за ночь, что это прям с порога поразило мою домработницу.

Да вроде бы все в порядке. Даже куртка висит в шкафу, а не в прихожей на крючке. Ну, это потому, что я вчера ее не надевала. Но сам факт!

Борька тоже спрыгивает с дивана и выходит посмотреть. Не наследил, даже не линял, держался, а тут наговаривают!

– Что случилось, теть Вера? – уточняю я, пока женщина раздевается.

Она снимает вязаный берет и поправляет свои короткие светлые кудряшки. Борька смотрит с укоризной – мол, вот как раз сейчас нам тут все натрусят, а потом опять зазря обвинят!

– Я вчера зашла к вашему соседу, думаю, осмотрю фронт работ, заодно прогуляюсь. А там такое… такое… Страх и ужас! Бедный Борис! Как он там продержался? Он же такой чистюля, он совсем к другому привык!

Она всегда называет моего кота полным именем, и тот аж расцветает. Вот и сейчас спешит к ней на встречу и милостиво позволяет погладить себя. И мяукает, мол, да, да, страдал, так страдал на чужбине!

На мой взгляд, в квартире Василия ничего ужасающего нет. Обычная холостяцкая берлога айтишника. И пахнет у него не дошираком или пылью, а вполне приемлемо – чипсами. Но с авторитетом тети Веры не спорю, у нее в таких делах глаз наметанный.

С учетом ее настроения… Придется, наверное, что-то другое думать, я же пообещала соседу уборку. Клинингам я не особо доверяю – пару раз вызывала и оба раза нарывалась на алкоголиков. Причем, у меня были большие подозрения, что вместо очищающих средств они захватили с собой бутылки, чтобы продолжить свои посиделки. Новая обстановка, площадь большая, никто над душой не стоит и тепло – сами обстоятельства искушают.

– Так что, – осторожно интересуюсь я, – вы откажетесь?

– Ничего подобного! Возьму шефство над мальчиком. Он же такой добрый. Ну немного запущенный и питается чем попало, совсем похудел. Зато очень любит животных. Это так подкупает. От Бориса вообще без ума!

– Кто? Василий?!

– Да. Захожу вчера, а он его с рук не спускает. И Борис чувствует, как ему рады, и так прижимается к нему, так его обнимает за шею… Ох, видели бы вы это, Софья Витальевна, так душевно!

Я прячу улыбку. Видела я, только передо мной предстала совсем другая картина. Я даже не знала, кого первым слушать из ябед – Борьку или соседа.

– Я сначала переживала за Бориса, думаю, ох, зачем вы его на чужого человека оставили… Он же не очень их любит…

– Больше всего Борька не любит оставаться ночью один, – оправдываюсь я будто школьница.

Тетя Вера кивает и, наклонившись, с улыбкой гладит пушистого.

– Ничего, ничего. Это даже хорошо, что он привыкает вас с кем-то делить. А то выйдете замуж и вместо слов любви будете всю ночь слушать под дверью кошачий концерт. Страшно же!

Борис фыркает. Я смеюсь. После ночного караоке нашего коллектива меня уже вряд ли может что-нибудь испугать.

– Ладно, теть Вера, пойду я.

– С Богом, – напутствует она и незаметно (по ее версии незаметно), закрывая дверь, крестит меня в спину.

Первый пункт назначения у меня в двух шагах. Звоню в соседнюю дверь.

Василий открывает хмурый, демонстративно поправляет на шее теплый шарф. Взгляд, в отличие от уверений тети Веры, добром не отсвечивает.

– Доброе утро! – задаю ему тон на весь день.

– Скажешь тоже, Лаврентьева, – ворчит он.

– А теперь?

Я достаю из сумочки пачку чипсов и гель против синяков. К сожалению, не все было гладко со вчерашними обнимашками с Борькой. Но они вместе только второй раз остаются, их можно понять.

– Не сильно ты с помощью торопилась, – принимая тюбик, укоряет сосед.

– Только утром нашла.

– Хотя бы чипсы могла вчера занести. Ты же не сейчас за ними ходила, припрятала. А я бы за ночь как-то отошел от попытки меня задушить, подобрел.

– Тетя Вера считает, что ты и так очень добрый. Куда еще больше? В нашем мире это может стать очень опасным.

– Ладно, давай, заботливая ты моя.

Еще до того, как закрывается дверь, я слышу отчетливый хруст. Все – жертвоприношение принято.

Но вообще Василий зря на меня грешит. Сегодня я выхожу из дома на два часа раньше обычного, потому что перед работой хочу успеть на массаж. Это и есть мой пункт назначения – два.

– Так, – осматривает меня Славик, массажист, когда я появляюсь в салоне, – что у нас тут сегодня? Выходные же были, а вид утомленный.