Ледяное сердце (СИ). Страница 85

Гостиница тоже преобразилась: Сату, которой пришлось взять на себя многие дела отца, предложила вынести часть столиков во двор, наподобие уличной террасы в городских кафе. Постояльцы наливали себе чай и кофе из самоваров, блестевших на солнце, угощались румяными пирожками с повидлом и подолгу смотрели на небо, отогреваясь долгожданным солнцем.

— Представляю, как сейчас бесится Хафиза! — промолвил Илья, когда они с Накки гуляли по двору. Ян бегал поблизости наперегонки с Кави и бросал ей мячик.

— А мне и представлять не надо, я ее утром проведала, — усмехнулась водяница. — О, это стоило видеть! Она выпорола своих служанок до крови — у нее плеть по старинному лекалу, со свинцовой нашивкой, — а телохранителя и любовника разукрасила лезвием. Судя по шрамам у него на плечах, она каждый раз так помечает свое плохое настроение. Если у нее еще есть ваши женские дни, то не завидую ему в это время!

— И тебе все это кажется веселым? — вздохнул Илья.

— Ну, жалеть их я точно не собираюсь: каждый из них по ее приказу убьет тебя без раздумий, — напомнила Накки. — Так что пусть, пусть она сама их калечит, прежде чем они попадутся на твоем пути! Если уж она вконец обезумела и не понимает, что похоронит себя как колдунью и без нашей помощи.

— Нет-нет, этого я не упущу, — улыбнулся Илья. — Я просто обязан посмотреть ей в глаза и сказать, что хреновая из нее получилась ведьма, и даже у Гелены гораздо больше таланта.

— У Гелены, значит? — прищурилась водяница. — Знаешь что, пусть Ян еще поиграет с ребятами, а мы пойдем в одно уютное место, которое я не успела показать тебе до морозов.

Идти пришлось не так уж долго — шаг стал гораздо легче, а воздух казался сладким подобно сливочному пломбиру. Зимний лес под лучами солнца переливался золотистыми, кремовыми, нежно-сиреневыми оттенками. Накки провела Илью по тропинке, скрытой за сломанным деревом, и они оказались перед большим озером, от которого шел белый пар. Оно пряталось между несколькими валунами, которые оказались подобиями человеческой головы в разном возрасте, от младенца до морщинистого старика.

— Их тоже высекли духи? — спросил Илья восхищенно.

— Да, но очень давно, — улыбнулась Накки, — это, вероятно, были наши деды. Идолы помогают нам охранять землю от запустения и очищать воды от всякой дряни, а еще дают отдых. Люди сюда не ходят, и мы вволю купаемся, играем и любуемся этой красотой.

— Что, и сейчас искупаться можно?

— А ты попробуй сам, — загадочно сказала девушка. Она сняла сапоги, скинула меховой палантин и длинное шерстяное платье, оставшись в тонкой шелковой сорочке. Откинув назад волосы, Накки поманила Илью к себе. Но он замер на несколько секунд, не сводя глаз с ее гибкого тела, обтянутого серебристой тканью и похожего на прекрасную ледяную статую. Только Илья знал, какое пламя таится под этим серебром. За прошедший месяц они, конечно, спали вместе, но тревога и усталость омрачали наслаждение и оставляли горький осадок. Поэтому теперь он хотел упиться каждым мигом созерцания ее тела, обоюдных неспешных ласк и исступленного соития. Холод здесь совсем не ощущался и Илья спокойно разулся, сбросил куртку на снег, снял свитер и брюки. Затем стянул белье и привлек водяницу к себе, вдохнул знакомый аромат яблок и свежей травы.

— Знаешь, какой ты красивый? — тихо спросила Накки, проводя ладонью по его бледной коже. — Настоящий викинг, пахнущий морской солью, медом и кровью, о котором грезит любая женщина...

— Ты преувеличиваешь: в роду у меня были сплошь крестьяне да ремесленники, — улыбнулся Илья. Не ответив, она прижалась к нему всем телом, с удовольствием ощутила мужское напряжение. Дева спустила сорочку с плеч и нагая выступила из шелковых складок, совсем как в их первую встречу.

Желание так обожгло Илью изнутри, что он уложил Накки прямо на ворох одежды, принялся целовать ее щеки, шею, грудь, на которых таяли и растекались льдинки. Он невольно глотал их, ощущая нежный вкус ее кожи, но ему становилось только жарче, словно они чудом оказались у ласкового южного моря, на белом песке, под небом, усыпанным звездами. Распалившаяся от поцелуев и игр Накки притянула Илью к себе и сама стала ласкать его торс, пробираясь все ниже, то осторожно касаясь подушечками пальцев, то властно надавливая.

Илья блаженно вздохнул и притронулся к ее бедрам. Она вздрогнула, прикусила губу: вероятно, проникновение было чересчур жадным и напористым, будто он хотел стереть с них обоих налет мертвого колдовского мороза, содрать липкое наваждение, пришедшее из самого ада. Но Илья сразу сгладил боль и неловкость теплым поцелуем в губы, провел по ее лбу и щекам, коснулся подрагивающих век. Нетерпение было так велико, что он вскоре изошел и в полудреме опустился ей на грудь, раскрасневшийся, мокрый, бесстыдно счастливый, словно сытый зверь, нежащийся рядом с самкой.

— А теперь нам все же стоит перебраться в воду, — шепнула Накки, лукаво улыбаясь, и Илья услышал приближающиеся голоса. Едва они укрылись в горячем водоеме, как на берегу появилась стайка девушек с длинными распущенными волосами и несколько парней. Илья узнал водяниц с лодочной станции, и они приветливо помахали ему рукой. Все спокойно обнажились и тоже устремились в воду — девушки заходили плавно и неспешно, а их поклонники лихо ныряли с разбегу. Илья невольно залюбовался их задором и гармоничностью. Накки, прижимаясь спиной к его груди, безмятежно наблюдала за молодежью, а он расчесывал и перебирал пальцами ее волосы — временами она прикрывала глаза и сладостно вздыхала от ласки.

— Спорим, в следующий раз Гелена уже придет вместе с ними? — вдруг произнесла водяница, наблюдая за купающимися.

— Это ты к чему?

— К тому, что жизнь лесной или водяной ведьмы, какую она себе наметила, неизбежно связана с молодыми и жадными до плоти демонами-хранителями. Через страсть они делятся природной силой, необходимой для будущих таинств, — в тебе она заложена от рождения, а ей потребуется подпитка. Конечно, она не научится превращаться в зверя, вызывать огонь или ходить босиком по снегу, но ее силы несравненно возрастут. Затворнице и мужененавистнице в таком мире долго не продержаться. Чем раньше Гелена это поймет и примет, тем лучше, благо у нас парни честные и вреда не причинят.

Илья откинулся назад, посмотрел в небо, на котором прорезался белый след самолета, и промолвил:

— Ну, сначала надо убрать Латифа: мы знаем, как он поступает с теми, кто посягнет на его игрушку, и подставлять ребят я не намерен. А вот о нашей жизни, по-моему, настала пора поговорить, Накки! Правда, мне нечего тебе преподнести, но я обещаю это исправить, как только оденусь и доберусь до цивилизации.

— И что ты хочешь сказать?

— Останься со мной, — серьезно произнес Илья и сжал ее руку. — Я не способен наделить себя таким долголетием, как у вас, но мы можем пожить счастливо какое-то время! Если это невозможно сделать по нашим законам — давай поженимся по вашим. Что скажешь?

— Что ты все-таки безумен, — покачала головой Накки, грустно улыбнувшись. — Неужели не мог найти более подходящего места для такого разговора?

— А что лучше подойдет для водяной девы и Водяного Змея? — возразил Илья. — У нас с тобой одна стихия, и даже после смерти часть моей души останется в ней — я смогу приходить к тебе с дождем, с туманом, с изморозью на окне. И буду ждать, когда ты придешь ко мне уже навсегда. Да, не будет ни прошлого, ни будущего, ни мыслей, ни желаний, но мы все-таки сможем держаться рядом.

— Тебе долго придется ждать, — сказала она шепотом.

— Ничего, ты же знаешь, что я нетороплив, — ответил финн, привлекая ее к себе. — Это можно понять как согласие?

Накки прикрыла глаза и прижалась к нему щекой, по которой стекали горячие ручейки. Слезы или вода из источника — об этом Илья решил спросить когда-нибудь потом.

Латиф медленно шел по неразводному мосту из грубых металлоконструкций над высохшим каналом, словно боясь, что тот рассыплется прямо под его ногами. Этого моста не было ни на одной карте Петербурга, и лишь немногие знали о его существовании, о канале и пустыре, оставшемся за спиной демона. Впереди пламенел закат, каких не бывает зимой, и Латиф счел это недобрым знаком. В отличие от большинства горожан, он не радовался исчезновению тумана, а послание, полученное утром, стало последней каплей.