MARVEL: Небесный Кузнец (СИ). Страница 153

Illuminati_Confirmed:Плевать на Стрэнджа. Скоро всех хирургов заменят роботы. Вы вообще видели, что недавно A.I.M. и Alchemax презентовали на объединенной выставке FutureTech Expo? Будущее уже здесь, и в нем нет места для дрожащих человеческих рук.

И прежде чем я успел изучить, что же там такого презентовали эти две, известные мне по метазнаниям, корпорации, мы приехали. Колсон плавно припарковал «Шевроле» у неприметного служебного входа в одно из офисных зданий в Мидтауне. Ну ладно, значит, в другой раз. Сейчас меня ждали дела поважнее.

*****

Идеально белый, акустический потолок больничной палаты стал его вселенной. Доктор Стивен Стрэндж думал. И сожалел. Затем он снова думал, с хирургической точностью препарируя каждую секунду своей жизни, и снова тонул в сожалении.

Ошибки… Их в его жизни было немало, но ни одной — в карьере. Он обитал на Олимпе современной медицины, где его слово было законом, а руки — инструментами богов. Так бы и продолжалось дальше. Профессиональный рост, экспоненциально растущее состояние, слава, влияние, постоянное, опьяняющее подтверждение собственной исключительности. По пирамиде потребностей Маслоу он построил себе собственный этаж на самой вершине.

Но одна ошибка. Всего одна. Профессиональная.

Просмотр рентгеновского снимка сложного случая на планшете. За рулем своего Lamborghini, на скорости сто миль в час, под дождем. Эта ошибка, мимолетная слабость, помноженная на гордыню и профессиональное любопытство, стоила ему всего.

Главный удар во время этой глупой, унизительной аварии пришелся на руки. Произошел кошмар для любого хирурга: массивное повреждение нервной ткани. Кости были раздроблены, но это было поправимо. А вот ключевые нервные пучки в обеих кистях — срединный, локтевой, лучевой — были разорваны и раздавлены.

Несмотря на одиннадцатичасовую операцию и установку в его руки целой коллекции титановых штифтов, восстановить тончайшую, капризную нервную ткань полностью не удалось. В результате его руки, хоть и остались функциональными для бытовых задач вроде удержания вилки, были поражены сильным, неконтролируемым тремором. Мелкая моторика, способность совершать выверенные до микрона движения, была уничтожена. А работа нейрохирурга — это ювелирное искусство. Любое, даже самое минимальное дрожание рук — это конец. Малейшее неверное движение скальпелем в мозге или на позвоночнике может привести к параличу. Или смерти.

Руки… те самые руки, что когда-то были его главным достоянием, источником его гордости и его божественности, теперь стали его проклятьем. Эта дрожь была насмешкой, вечным напоминанием о его падении. Он больше не мог им доверять. А значит… все было кончено.

Самое унизительное во всей этой ситуации было то, что никто и ничто в мире не могло ему помочь.

Уровень американской нейрохирургии Стрэнджу был прекрасно известен. Он сам был этим уровнем. В США не было специалиста, который хотя бы близко к нему приблизился. Лучшие были у Советов. Это Стивен, при всем своем скепсисе к их на первый взгляд грубой школе, вынужден был признавать.

Его мозг, привыкший каталогизировать таланты, начал перебирать имена. Николай Ростов, Николай Бурденко, Александр Коновалов. Как минимум двое из них, вероятно, смогли бы провести сложнейшую операцию и восстановить его руки. Но… на последнем хирургическом саммите в Женеве он вошел в конфликт с ними. Со всеми тремя. Он публично назвал методику Ростова «элегантной мясной лавкой», а исследования Коновалова — «топтанием на месте». Очередная ошибка, рожденная из высокомерия. Да даже если бы конфликта не было, нет никаких гарантий, что лучшие советские хирурги бросились бы спасать карьеру своего американского конкурента.

Был еще Хо Инсен. Гениальный афганский хирург, чьи работы по регенеративной медицине Стрэндж втайне изучал с восхищением. Последние двадцать лет Инсен работал в лучших европейских клиниках. Но… о нем уже несколько месяцев не было ни слуху ни духу. Вернулся в раздираемый войной Афганистан и просто пропал с радаров.

Что делать в такой ситуации? Сдаться? Смириться? Нет. Не в этом мире. Не в мире, где по улицам ходят существа, ломающие человеческую физиологию об колено. В мире, где наука развивается такими скачкообразными шагами, что вчерашняя фантазия сегодня становится реальностью. В мире, где, в теории, даже может существовать разумная жизнь в космосе.

Способ вылечить руки и вернуться должен быть. Он обязан быть.

Дело оставалось за малым. Найти его. Любой ценой.

Глава 70

Пятиэтажное офисное здание, наспех переоборудованное, как казалось снаружи, под нужды лабораторного комплекса «Томпсон Корп», внутри встретило меня стерильной чистотой и выверенным минимализмом. И оглушительной тишиной. Абсолютная пустота, в которой гулко разносился эхо моих шагов. Первый этаж — просторный холл и одинокий пост охраны, разумеется, без охранника — выглядел как лобби респектабельной IT-компании. Однако за этой обманчивой простотой мой взгляд тут же выцепил замаскированные биометрические сканеры и едва заметные сопла системы пожаротушения. Стены из матового, пуленепробиваемого полимера, несложные, но полностью автоматизированные системы защиты… Что ж, на первое время сойдет. Но в будущем — только тотальная модернизация.

Беглый осмотр выявил и наличие подземного уровня — продуманного логистического узла. По сути, это укрепленный док для грузовиков, откуда любые грузы, от обычной офисной бумаги до радиоактивных изотопов, попадали на платформу гигантского грузового лифта. Махина, способная поднимать десятки тонн напрямую на любой этаж. Практично. Здесь же, на первом, разместились мастерские для обслуживания оборудования, склады с расходниками и реактивами, а также сердце комплекса — центральный энергоузел с резервными генераторами. Все было подчинено одной идее: полная автономность. Это не могло не радовать.

Второй этаж оказался административным хабом: вереницы офисов, переговорные с интерактивными голографическими дисплеями и даже кабинет директора с табличкой, на которой уже красовалось мое имя. Забавно. Но настоящее началось выше.

Лабораторные этажи, с третьего по пятый, стали для меня откровением. Я ожидал многого, но увиденное заставило меня мысленно присвистнуть.

Третий этаж — царство материаловедения и инженерии, место, где идеи обретают плоть. Знакомая мне по «ЩИТу» лаборатория механической инженерии здесь была увеличена и усовершенствована на порядок. Несколько 3D-принтеров? Десятки, объединенные в единую производственную линию! А пятиосевой ЧПУ-станок дополнили модулем электроэрозионной обработки для создания деталей самой немыслимой геометрии. Но жемчужиной этажа стала лаборатория нанотехнологий. Атомно-силовые и туннельные микроскопы, установки молекулярно-пучковой эпитаксии для послойного выращивания кристаллов, «чистые комнаты» класса ISO 1… Я бросил лишь беглый взгляд, но уже понял: здесь можно создавать чудеса инженерии.

Четвертый этаж был посвящен биологии и химии — изучению самой жизни, как в ее научных, так и в аномальных проявлениях. Биохимическая лаборатория теперь включала герметичную зону BSL-4 для работы с самыми опасными биологическими угрозами и виварий с роботизированным уходом. Аналитическую же модернизировали более мощным ЯМР-спектрометром и полностью автоматизированной системой анализа образцов, работающей круглосуточно.

Наконец, пятый этаж. Энергетика и фундаментальная физика. Самое сердце и самый защищенный сектор комплекса. Именно здесь я наткнулся на то, что заставило меня остановиться. Лаборатория энергетических исследований. Компактный, тяжело экранированный линейный ускоритель частиц. Официальное назначение — эксперименты с экзотической материей. Но его спецификации… Даже по беглому изучению они как будто бы были идеально заточены под создание нового элемента… Элемента Старка. Совпадение? Я в такие совпадения с недавних пор не верю. Рядом мерно гудел экспериментальный термоядерный реактор — токамак, идеальная платформа для работы с плазмой и… основа для реактора на этом самом новом элементе. Сомнений не осталось. Вся эта лаборатория — не просто бонус. Это завуалированная, тщательно просчитанная инвестиция лично в меня. Они могли этого не строить, мне бы хватило и того, что уже было. Но они построили. И теперь этот жест требовал ответа.