MARVEL: Небесный Кузнец (СИ). Страница 149

Новая эра созидания человечества, начавшаяся с испытания оружия массового поражения. Есть в этом какая-то мрачная ирония. И будучи молодым физиком-теоретиком, стоя там, в выжженной пустыне Аламогордо и глядя в слепящее сердце первого взрыва, я увидел рождение новой вселенной. Я понял, что с этого момента наука о магии стала новым смыслом моей жизни. Так я стал пионером тауматургии.

Я не только изучал заклинания — я учил им других. Я писал учебники и научные трактаты, я читал лекции в переполненных аудиториях. Я был одним из авторов «Стандартной Модели Метафизики», которая классифицировала магические эффекты так же, как физика классифицирует элементарные частицы. Но моим главным достижением стало то, что я вывел магию из области личного искусства в область промышленной инженерии.

Страстью и делом всей моей жизни стала Прикладная Тауматургия. Артефакторика и Зачарование. Я не был боевым магом. Правильнее было бы назвать меня инженером, и мне это нравилось куда больше. Моей философией было то, что магия слишком элегантна, чтобы пользоваться ей подобно варвару. Я не метал файерболы — я создавал самонаводящиеся дроны, которые делали это за меня. Я не лечил раны — я конструировал медицинские авто-доки, которые автоматически применяли исцеляющие заклинания.

Я умирал… да, я умер в глубокой старости, в окружении своих учеников, как глава крупнейшего в мире научно-исследовательского института метафизики. Мой разум до последнего дня бился над великой задачей — созданием самоподдерживающегося источника чистой маны, но… возможно, пришло время передать эту эстафету другому. Вместе со всеми моими знаниями. Вместе с моим пониманием фундаментальных законов. Вместе с…

Я резко вдохнул, и холодный кислород обжег легкие.

Я проснулся.

ЧТО. ЭТО. БЫЛО?

Я лежал на кровати, чувствуя холодный пот на лбу. В голове царил абсолютный хаос. Это не было сном. Это было… эхо. Призрак чужой, прожитой до самого конца жизни, впечатанный в мое сознание. Я не помнил имен, не помнил лиц учеников, не помнил вкуса утреннего кофе… но магия… все, что с ней связано, отпечаталось во мне с абсолютной, фотографической точностью.

Как работает эта магия? Раньше этот вопрос был для меня ключевым. Теперь его не существовало. Мой обновленный разум, основываясь на имплантированном опыте, инстинктивно понимал структуру любого заклинания, его источник и принцип действия. Я теперь как опытный программист, который смотрит на незнакомый код и сразу видит его архитектуру, зависимости, уязвимости и места для оптимизации.

Мастерство инженера-артефактора. Это уже не просто знания. Это буквально мышечная память разума, практический опыт десятилетий проб и ошибок. Какие материалы лучше всего проводят ману, как стабилизировать нестабильное заклинание с помощью метафизического «радиатора», как на коленке собрать из палки и камня простейший магический концентратор… Теперь я мог с нуля спроектировать и создать сложнейший магический артефакт.

И, пожалуй, самое ценное, что я получил, — методологию исследователя. Это не набор готовых ответов, а идеальный метод для их поиска. Как поставить эксперимент, как изолировать переменные, как проанализировать неудачу и превратить ее в прорыв. Любая новая, неизвестная магия этого мира для меня теперь была не угрозой, а в первую очередь научной проблемой. И я инстинктивно знал, как подступиться к ее решению.

Вот только была одна маленькая… нет, колоссальная проблема. Мне нужна была магия. Я был геологом, запертым в комнате без единого камня. Я не мог начать взаимодействовать с магией этого мира, не получив исходные данные, не увидев хотя бы одно заклинание, хотя бы один магический эффект. И очевидно, что рано или поздно я с ней столкнусь. Нужно лишь терпение. Или… можно было просто обратиться к ЩИТу. Была высокая вероятность, что в их архивах найдется что-нибудь интересное.

И, кстати, о ЩИТе… где я, черт возьми, нахожусь? Явно не в своей кровати.

Только сейчас, когда буря в моем сознании улеглась, я позволил себе обратить внимание на окружающий мир. Белые стены. Мерное, настойчивое пиканье приборов. Запах антисептика и медицинского спирта. Больничная палата.

Я лежал, опутанный проводами и трубками, словно марионетка. Датчики, прикрепленные к моей груди и вискам, уже извещали мир о моем пробуждении настойчивым, участившимся ритмом. В тот же момент дверь палаты бесшумно открылась, и внутрь вошел человек в белом халате. Просто доктор. На его бейджике с логотипом ЩИТа было выгравировано: «Доктор Лендроуз».

По крайней мере, похитила меня не Гидра. Уже радует. Но что, черт возьми, произошло? Несмотря на кислородную маску, плотно прилегавшую к лицу, я уверен, доктор уловил мой безмолвный, вопросительный взгляд.

— После того как вы неожиданно потеряли сознание, — начал он спокойным, хорошо поставленным голосом, заглядывая в показания на мониторе, — наши первичные гипотезы были стандартными: аневризма, обширный инсульт, возможно, скрытая форма эпилепсии. Но как только мы подключили к вам приборы, стало ясно, что все… куда сложнее.

— Подробнее… доктор, — прохрипел я сквозь пластик маски. Голос был чужим, слабым.

— Ваша электроэнцефалограмма, — доктор указал на один из мониторов, где все еще плясала хаотичная кривая, — показала церебральный шторм. Активность мозга, превышающую все мыслимые пределы. Мы никогда не видели ничего подобного у живого человека. Затем наступила кома. Ваши анализы крови показали зашкаливающий уровень гормонов стресса и маркеров повреждения тканей, как если бы ваше тело одновременно попало в автокатастрофу и получило прямой удар молнии.

Он сделал паузу, давая мне осознать сказанное.

— УЗИ и МРТ зафиксировали множественные петехиальные кровоизлияния по всему телу. Особенно в головном мозге и центральной нервной системе. Но самое поразительное было другое. Одновременно с этим разрушением мы увидели аномальную физиологию, работающую на запредельных мощностях. Ваша регенерация… она запускалась с невероятной скоростью. По сути, внутри вашего организма шла война: одна его часть методично разрушалась, а другая тут же восстанавливалась, но уже в измененном, более… эффективном виде.

Пиздец. Если вкратце, то это полный, тотальный пиздец. Я спалился по всем возможным фронтам. Железная Кровь… она, по сути, спасла мне жизнь? Или это была Система? Нет, последняя, скорее, и была причиной этого разрушения, этой насильственной перестройки. А вот Железная Кровь, не дала мне откинуть копыта в процессе, отчаянно латая дыры.

— И… каков ваш вердикт, доктор? И почему вы мне все это рассказываете?

— Что касается второго вопроса — это прямое распоряжение Директора Фьюри, — пожал плечами Лендроуз. — А по поводу первого… официально, есть подозрения на латентную активацию мета-гена. Заметьте, не Икс-гена. Кома и физическая травма в таком случае — это естественный, хоть и экстремальный, процесс перестройки организма под новую, более мощную конфигурацию. Что это за конфигурация, мы, увы, так и не выяснили.

Последнее доктор произнес с ноткой искреннего научного сожаления. А я начал обдумывать услышанное. И, черт возьми, они были не так уж и далеки от истины.

То, что со мной произошло, было насильственной нейро-духовной интеграцией. Более восьмидесяти лет чужого жизненного опыта, академических знаний, мышечной памяти и эмоций были впечатаны в мою нейронную сеть за ничтожно короткий промежуток времени. Это вызвало катастрофическую синаптическую перегрузку. Нейроны начали срабатывать хаотично, как провода в горящем щитке, что привело к резкому, неконтролируемому скачку метаболизма в мозгу. Кровеносные сосуды, не выдержав такого напряжения, начали лопаться, вызывая те самые множественные микроинсульты и кровоизлияния. Кома была не болезнью, а защитным механизмом. Аварийным отключением системы, чтобы предотвратить полное выгорание центрального процессора.

Знания техноманта — это не просто теория. Это десятилетия практики: специфическая постановка пальцев для наложения чар, выверенные до миллиметра движения для ритуалов, рефлекторные реакции на магические угрозы. Эта информация хлынула в мою моторную кору, и тело начало инстинктивно, на клеточном уровне, пытаться адаптироваться. Нервная система прокладывала новые, более эффективные пути к мышцам, а сами мышечные волокна и даже структура костей подверглись стрессовой перестройке. Этот процесс и вызвал мириады микротравм, которые ЩИТ зафиксировал как маркеры повреждения.