Княжна Екатерина Распутина (СИ). Страница 20

В этот момент на широком плече Дмитрия материализовался Хромус. Полный любопытства, он выгнулся, окинул взглядом лицо старшего наследника рода Соловьевых и, не теряя ни секунды, ухватился лапкой за его аристократический нос с едва заметной горбинкой, слегка сжав его. Не ведала, что он пытался выяснить таким экстравагантным способом, но Дмитрий разразился заразительным, раскатистым смехом.

— Значит, это и есть твой фамильяр, — протянул он, пытаясь коснуться Хромуса. Но тот, словно тень, ускользнул, не дав себя поймать. — Весьма забавный, — ухмыльнулся мужчина, окинув холл оценивающим взглядом. — Жду всех к вечернему столу… И тебя это тоже касается, — бросил он смотря на меня.

В ответ я лишь едва заметно кивнула и поспешила укрыться в своей комнате, все еще ощущая на коже ледяное дыхание недавних событий.

Ворвавшись в покои, я первым делом застыла перед зеркалом, любуясь отблесками золота. Мой взгляд приковала к себе изысканная серьга. Ее основа, выполненная в форме капли, была обрамлена мерцающей россыпью крошечных камней, а в самом центре покоился круглый, приглушенно-голубой камень, словно отражение моих собственных глаз. Не знаю почему, но эти серьги отозвались в моей душе тихим светом, необъяснимо пленив мое сердце.

Губы сами разошлись в счастливой улыбке, но она тут же сошла с моего лица. Нахлынуло недавнее огорчение, что я не целитель. Движения стали механическими: пальцы расстегнули замок серьги, освобождая её из плена мочки уха. Перед зеркалом, вглядываясь в крошечную точку прокола, я почувствовала, как мысли в голове раздуваются, словно кузнечные меха, разжигая пламя удивления. В памяти всплыл образ безупречно гладкой кожи, не тронутой даже намеком на рану. И тут произошло невероятное: на моих глазах, словно по волшебству, прокол исчез, оставив лишь невинную, чистую поверхность.

— Хромус, — позвала я, голос дрожал, как осенний лист на ветру.

Друг возник мгновенно.

— Горе ты мое луковое, что с тобой опять случилось?

Я протянула ему серьгу, и рука, словно предательница, дрожала, выдавая волнение. Затем дрогнувшим пальцем коснулась отражения в зеркале, указав на мочку уха, и прошептала: «Прокол исчез».

Он проворчал что-то неразборчивое, явно не предназначенное для моих ушей, колко бросив: «Ежа тебе в одно место, чтобы голова другим была занята и руки не чесались», — потом перевел взгляд с моего отражения на мое ухо, разглядывая его с подозрением. «Действенная чистота, ни единого изъяна. Что ты натворила?»

— Ничего, — пробормотала я, чувствуя, как подступает ледяная волна паники, а к горлу — ком слез. «Я не понимаю, что со мной происходит. Резник говорил, что мой магический дар еще не пробудился. Но проколы появились сами собой, а теперь один исчез… Что мне делать? Я не могу обратиться к целителю, он задаст вопросы, на которые у меня нет ответов».

— Слушай ты больше этого эскулапа, — недовольно проворчал зверек. — Дар в тебе пробудился, я нутром чую. Какой — пока загадка. Думаешь, я тут без дела хвост протираю? Всю библиотеку вдоль и поперёк перепахал, а разгадку цвета твоей магии так и не нашёл.

— Что же мне делать? — отчаяние плеснуло в голос, и первая слеза, словно капля раскалённого металла, обожгла щеку.

— Отставить нюни! — рявкнул Хромус. — Шевели мозгами и вспоминай, о чём думала, когда тебе ухо собрались прокалывать.

— Да ни о чём особенном! — огрызнулась я, обидевшись на его тон. — Просто вспомнила строение мочки, представила, как в этой смеси ареолярной и жировой соединительной ткани образуется тоннель прокола.

— Стоп, — оборвал меня друг. — А теперь глянь в зеркало.

Я бросила взгляд на свое отражение и ощутила, как челюсть словно налилась свинцом.

— Вставляй серьгу, живо! Пока твоя бестолковая головушка еще чего-нибудь не наворотила, — завопил зверек, и я, не мешкая, выполнила его приказ.

На ватных, непослушных ногах я доковыляла до кровати и присела на край. В голове роились обрывки недавних событий, не проливших свет на природу моего дара, а лишь ещё больше запутавших его суть.

— Я просто не знаю, что мне делать, — прошептала я, и в голосе слышался неприкрытый страх. — А если я подумаю, что у меня на лице… ну, например, прыщ вскочил?

Фамильяр подскочил, больно хлестнул лапкой по моей руке и, взвизгнув, заверещал: — А ну верни всё, как было! Взрослая девица с мозгами любопытного ребёнка! Не смей даже думать о болезнях и представлять их на себе, иначе умрёшь молодой и… некрасивой!

— Хромус, миленький, мне до жути страшно, — прошептала я, дрожа всем телом.

— Не волнуйся, пташка. Чувствую нутром, разгадка твоего диковинного дара плещется где-то на поверхности. А то, что он из ряда вон выходящий, добавляет… Не знаю, как тебе, но мне точно седых волос. Придется мне по соседям прошвырнуться, пыль с их библиотечных полок смахнуть.

Я с прищуром вгляделась в дымчатую, словно пепел, шерстку зверька и не увидела ни единой седой волосинки. Вздох облегчения сорвался с моих губ, но тревога осталась. Я знала, что друг не успокоится, пока не докопается до истины, и мы, наконец, выясним, какой у меня магический дар.

Глава 9

Я не целитель, я — …

Мне снился сон, сотканный из дивных красок и невесомой легкости. Сердце замирало в предвкушении полета навстречу облакам, белым и пушистым, словно сбитые сливки. Пусть они и являли собой причудливые силуэты диковинных созданий, страха не было и в помине. Напротив, с восторженным смехом я вскочила на могучую шею ухпары, крепко уцепившись за ее уши, и мы помчались вперед, подгоняемые ласковым ветром.

Грациозная пантера с легкостью обогнала свирепых сихту и мохру. Я, заливаясь звонким смехом, показала язык исполинскому подземному червю и, запрокинув голову, выкрикнула: «Быстрее, ухпара! Быстрее!».

Скапир, разъярённый нашей дерзостью, щелкнул клешнями в бессильной злобе, когда мы перемахнули через него. Его смертоносное жало просвистело над самой моей головой, но пантера, словно тень, увернулась от смертельной иглы и понесла меня к кипенно-белому облаку, на котором вырисовывалась человеческая фигура. И хотя силуэт был далёк и расплывчат, я смогла различить струящееся платье, скрывающее ноги до самых кончиков босых пальцев, и длинные волосы, развевающиеся в бешеном танце от порывов неистового ветра.

Когда мы подбежали ближе, незнакомка предстала передо мной во всем своем чарующем облике. От нее веяло не враждебностью, а скорее нежной лаской, словно теплым дуновением ветра. В бездонных голубых глазах искрилась небесная нежность, а чувственные губы расплылись в доброжелательной улыбке, словно приглашая в мир покоя и тепла.

— Здравствуй, Екатерина, — прозвучал ее голос, словно перезвон колокольчиков, и она маняще поманила меня рукой.

Спрыгнув со спины пантеры, я ступила на пушистое облако, сотканное из света и мечты, и, повинуясь неведомому зову, с улыбкой подошла к молодой женщине.

— Мама⁈ — вырвалось из меня непроизвольно, прежде чем разум успел осознать произнесенное. Глаза мои широко распахнулись в недоумении. Девушка была совершенно незнакома, но память Катерины откликнулась первой, словно узнав родственную душу. — Простите… — прошептала я, сгорая от смущения и осознавая всю неловкость ситуации. Слова застряли в горле, оставив лишь гулкое эхо в тишине волшебного места.

— Не стоит извиняться, Кассандра, — промолвила она с печальной улыбкой. — Твоей вины нет в том, что судьба забросила твою душу в тело моей дочери. Мой свекор, предвидя неминуемую гибель всего нашего рода, совершил запретный ритуал, призвав неведомые силы, чтобы спасти хоть кого-то. Он каким-то непостижимым образом вычислил время кончины каждого из Распутиных, вплоть до мгновения. Чтобы тебе было понятнее, я начну с самого начала: «Мы с Георгом встретились в академии. Я — целитель, он — некромант, к тому же единственный наследник княжеского рода, а я всего лишь баронесса. Наш род не бедствовал, но между нами простиралась пропасть мезальянса. Понимая это, я предложила Георгу прекратить наше общение. Легко сказать, но…» — девушка замолчала, ее взгляд устремился в пустоту, заволакиваясь дымкой воспоминаний. Она словно погрузилась в глубины прошлого. Придя в себя через некоторое время, она продолжила: 'Мы были молоды, неопытны и не смогли совладать с той всепоглощающей любовью, что обрушилась на нас подобно буре. Мы тайно обвенчались, словно воры под покровом ночи, а с первым дыханием зимних каникул Георг привез меня в свое княжество, представив родителям как законную супругу. Они, возможно, и смирились бы с моим скромным статусом, но мысль о прерванном роде Распутиных терзала их сердца. Некромант и целительница — две стороны одной медали, две силы, отрицающие друг друга: он — повелитель смерти, я — дарующая жизнь. Наши магии — день и ночь, лед и пламя. В этой бездне противоположностей, казалось, не могла зародиться жизнь, но вопреки всему она возникла во мне, словно искра в кромешной тьме. Как именно? Об этом я расскажу позже.