Концессионер (СИ). Страница 1

Концессионер

Глава 1

Глава 1

Судьба играет человеком! Примерно месяц тому назад я тщетно добивался аудиенции Аглаи Верещагиной. Теперь Аглая Степановна соизволила сама приехать ко мне. Казалось бы — бинго, надо поспешить на встречу! Но теперь у меня были дела поважнее: и главным из них была встреча с Михаилом Загоскиным.

— Степан Митрофанович, мне сейчас недосуг! — вежливо пояснил я. — У меня назначена важная встреча. Давайте вернемся к этому вопросу, когда я освобожусь!

Рекунов нахмурился, но отступил.

Дворец генерал-губернатора в центре Иркутска, где находилось Главное управление Восточной Сибири, впечатлял своим столичным, имперским величием. Пока я, оставив в приемной тулуп и шапку, ждал аудиенции, разглядывая портреты суровых сибирских наместников на стенах, в голове вертелись мысли. Мне, главе компании с миллионными оборотами, пожалуй, следовало бы нанести визит вежливости его превосходительству генерал-губернатору. Но сегодняшняя цель моя была иной.

Вскоре в приемную вышел адьютант.

— Вас примет чиновник по особым поручениям, господин Загоскин. Прошу!

Меня проводили в просторную канцелярию, заваленную картами, отчетами и проектами. За столом сидел человек лет тридцати пяти, худощавый, с высоким лбом мыслителя и живыми, проницательными глазами, смотревший на меня с нескрываемым любопытством. Это и был Михаил Васильевич Загоскин, видный деятель в команде губернатора Корсакова.

— Наслышан о вашей победе на собрании, господин Тарановский, — начал он с легкой иронией. — Говорят, вы умеете убеждать. Надеюсь, ваши таланты пойдут на пользу краю, а не только на пополнение ваших личных счетов.

— Именно о пользе краю я и пришел поговорить, — ответил я, решив сразу перейти к делу.

Я рассказал ему о своих планах на Бодайбо: о драгах, о насосах для гидродобычи, о динамите. И о главной проблеме — о катастрофической нехватке на всю Сибирь грамотных горных инженеров. И тут Загоскин преобразился. Ирония исчезла, а глаза его загорелись страстным огнем.

— Инженеры! — воскликнул он, вскочив из-за стола. — Вот оно, золотое слово! Вы привозите их из Петербурга, платите им бешеные деньги, а они через год бегут из нашей Сибири, как из чумного барака! А почему? Да потому что здесь для образованного человека — пустыня! Ни театров, ни библиотек, ни научного общества!

Он возбужденно заходил по кабинету.

— Мы вывозим из Сибири золото караванами, а взамен получаем лишь каторжников да чиновников-казнокрадов! На таком фундаменте, господин Тарановский, будущее края не построить! Нам нужно не золото! Нам нужны мозги! Свои, сибирские! Нам нужен…

Он остановился передо мной и торжественно произнес:

— Нам нужен университет! На всю огромную Сибирь, от Урала до самого Тихого океана, — ни одного! Это же позор! Разве на этом можно построить будущее края, господин Тарановский? — почти выкрикнул он, останавливаясь передо мной.

— Нельзя, — согласился я. — Нужны свои знатоки. Грамотные управляющие, инженеры. Я с этим уже столкнулся. Найти толкового специалиста, готового ехать в эту глушь, — почти невозможно.

— Вот! — он торжествующе поднял палец. — Вот именно! Мы должны перестать просить. Мы должны начать воспитывать своих!

Он подошел к огромной карте Сибири, висевшей на стене, и ткнул пальцем в точку, обозначавшую Иркутск.

— Что нужно, чтобы молодой, талантливый человек не бежал отсюда при первой же возможности? Ему нужно образование. Настоящее, университетское! Ему нужна наука, профессура, библиотека! — он говорил с жаром проповедника. — Я уже много лет бьюсь над этой идеей, пишу записки в Петербург, доказываю… Но они там, в столице, не понимают. Они боятся — боятся, что сибирский университет станет рассадником вольнодумства.

— А чего хотите вы, Михаил Васильевич? — прямо спросил я.

Он обернулся, и его глаза горели.

— А я хочу, — он понизил голос до страстного, заговорщического шепота, — чтобы мы, сибиряки, перестали кланяться Петербургу. Чтобы мы построили его сами. Здесь.

— Университет? — уточнил я.

— Да! На сибирские же деньги! На ваши деньги, господин Тарановский! — он посмотрел на меня в упор. — На деньги таких, как вы, золотопромышленников, которые выкачивают из наших недр миллионы. Вместо того чтобы просаживать их в Париже или строить дворцы на Невском, вложите их сюда! В будущее! Мы скинемся — вы, Баснины, Трапезниковы, другие купцы, даже ваш враг Сибиряков, если его хорошенько прижать… Мы соберем капитал и положим его на стол перед государем. Капитал и прошение — об открытии в Иркутске первого Сибирского университета! Который будет готовить для наших же заводов, для наших приисков, для наших дорог — своих, сибирских инженеров! Своих врачей! Своих юристов!

Наша беседа, затянулась на два часа. Загоскин, увлеченный своей идеей, говорил с жаром и страстью. Он ходил по кабинету, доставал с полок пыльные папки с проектами, цитировал отчеты сибирских экспедиций. Я же вставлял короткие, прагматичные реплики о драгах, насосах и гидродобыче, и эти технические детали лишь подливали масла в огонь его просветительского энтузиазма.

— Мы должны действовать, господин Тарановский! Немедленно! — воскликнул он, останавливаясь передо мной. — Бумаги, проекты — все это пылится в петербургских канцеляриях годами! Нужно показать столице волю и деньги сибиряков! Нужно начать подписку!

— Подписку? — переспросил я.

— Да! Составить подписной лист на пожертвования для учреждения Сибирского университета! Мы соберем местных купцов, золотопромышленников, всех, у кого есть хоть капля совести и разума! Пусть впишут свои имена и суммы, которые готовы пожертвовать. С этой бумагой, с живыми деньгами, я смогу пойти к его превосходительству генерал-губернатору. А он, в свою очередь, поставит перед Сибирским комитетом вопрос ребром!

— Это прекрасная идея, Михаил Васильевич, — сказал я, видя, как горят его глаза. — И я, со своей стороны, готов ее поддержать и капиталом, и влиянием. Но, чтобы строить будущее, нужно сначала разобраться с настоящим.

Он вопросительно посмотрел на меня. Пришлось пояснить — зачем я, собственно, к нему и пришел.

— Видите ли, мне нужен специалист — человек, который разбирается не только в бухгалтерии, но и в экономике края. Который знает реальные цены на фураж, на перевозки, на жалование рабочим.

— Зачем вам это, Владислав Антонович? — в его голосе прозвучало любопытство чиновника, почуявшего интересное дело.

— У меня возникли… разногласия с одним из моих акционеров, — упоминавшийся вами господине Сибирякове, — я намеренно выбрал самое мягкое слово. — Он предоставил в правление отчет о расходах на свою бодайбинскую экспедицию. Суммы там значатся колоссальные. И у меня есть веские причины полагать, что они, скажем так, несколько завышены. Мне нужно провести независимую ревизию его сметы. По сути — доказать в суде, что он мошенник.

Загоскин слушал, и в его глазах появился острый, хищный блеск. Вражда между старым сибирским купечеством, которое представлял Сибиряков, и новыми, прогрессивными силами, к которым принадлежал сам Загоскин, была общеизвестна и неистребима. Он увидел в моей проблеме не просто коммерческий спор, а возможность нанести удар по своим идейным противникам.

— Считайте, что вы его нашли, — он усмехнулся. — Статистика и экономика Сибири — это, можно сказать, моя профессия и страсть. Если вы предоставите мне все данные из его отчетов — точное число рабочих, количество лошадей, объемы перевезенного груза, пройденное расстояние, — я вам за два-три дня составлю контрсмету. Реальную. С выкладками, основанными на казенных расценках и средних рыночных ценах. И ни один суд, уверяю вас, не сможет ее оспорить. Мы докажем, сколько на самом деле он потратил. И сколько — положил себе в карман!

Мы расстались почти

Выйдя из губернаторского дворца, вернулся в свою гостиницу. В холле меня ждал Рекунов.