Черный ратник (СИ). Страница 7

Я уже сделал первый шаг к тени деревьев, как подошвы сапог предательски чавкнули.

— Да что ж такое… — едва слышно прошептал я, заметив движение краем глаза.

Один из наёмников, коренастый детина с двумя зазубренными топорами, заметил меня. Его глаза, тупые и жадные, расширились от удивления, а затем загорелись азартом свежей дичи.

— О, — сипло выпалил он. — А ты кто такой?

Не дожидаясь ответа, он ринулся на меня, раскручивая топоры в руках. Мой гениальный план рухнул в одно мгновение. Выбора не оставалось.

Вот только сражаться небольшим кинжалом против топоров — самоубийство. А я собирался ещё пожить. Взгляд сам собой метнулся к телу стражника у повозки. Рядом с ним всё ещё валялось его верное оружие — длинное, неуклюжее, но смертоносное. Алебарда.

Инстинкты сработали быстрее мыслей. Я рванулся вперёд. Пальцы обхватили шершавое древко. Один из топоров наёмника просвистел в воздухе, пролетев прямо над моей макушкой и взъерошив мне волосы.

— Не попал, — удивлённо хмыкнул коренастый наёмник и сделал несколько быстрых шагов мне навстречу.

Я не стал пытаться что-то выдумывать. Просто резко, со всей дури, ударил его алебардой по ногам. И наёмник не ожидал от меня такой прыти. Да, удар получился так себе, но я попал ему по ногам древком, от чего он споткнулся и пошатнулся, заваливаясь назад.

Одного мгновения мне было достаточно. Я рванул алебарду на себя, крутанул её в воздухе и, не целясь, со всей силы ударил его по голове. Раздался кошмарный хруст, больше похожий на треск ломающихся сухих веток. Ещё до того, как тело наёмника рухнуло в грязь, его глаза остекленели. Я выдернул алебарду и опёрся на неё. По древку стекали алые струйки.

Я тяжело вздохнул и вдруг понял, что вокруг было тихо. Удивительно тихо. Вот только звенящая тишина длилась не больше одного удара сердца. Её разорвал хриплый сдавленный возглас одного из конвоиров:

— Да он же за нас!

Мой неловкий, но эффективный удар стал лучом надежды для израненных, загнанных в угол бойцов. Наёмники не стали нарушать строй после потери товарища, лишь новой яростью обрушились на выживших конвоиров. Решение верное — их преимущество теперь было совсем небольшим.

Я скользнул взглядом по земле, выхватывая детали среди грязи и тел. Алебарда была хороша для одного удара, но для настоящей рубки она была мне непривычна и, честно говоря, неудобна. В двух шагах от меня лежал мёртвый наёмник, а рядом с ним — добротная сабля с прямым клинком и простой гардой. Я отбросил окровавленную алебарду и подхватил с земли клинок. Кожаная оплётка легла в ладонь как влитая.

Я рубанул клинком перед собой. Вес, баланс — всё было иным, не таким, как у моего клинка на дуэли. Но это было привычное мне оружие. Инструмент воина.

На меня уже ринулся второй наёмник, разъярённый гибелью напарника. Он обошел меня сбоку и бросился вперёд, зарычав как дикий зверь. Его крик был полон ненависти. Он ударил резко и размашисто. Я успел среагировать и уйти с линии атаки, качнув корпус вправо. Я не стал блокировать удар, пропустил его мимо себя в пустоту, чувствуя, как лезвие опаляет щеку.

Удар был слишком правильным, оттого предсказуемым.

Мой клинок коротко и резко рванулся вперёд. Он вошёл наёмнику подмышку, в щель между кольчугой и нагрудником, как в мягкое масло. Наёмник ахнул, его глаза округлились от шока и непонимания. Меч выпал из ослабевших пальцев. Я выдернул клинок и нанёс ещё один удар — на этот раз смертельный. Второй враг рухнул рядом с первым.

Всё произошло быстро. Я едва успел вздохнуть. Со стороны это, наверное, выглядело как внезапное преображение: из благородного юнца, неловко махающего алебардой, я в мгновение ока превратился в хладнокровную убийцу. Для меня же это было словно возвращением домой. Это новое тело когда-то всё-таки тренировали владению мечом. Или пытались. И каждый нерв, каждая мышца медленно и нехотя вспоминала забытую песнь стали и смерти.

И мне это чертовски нравилось.

Я не стал ждать и метнулся к конвоирам. Наёмники успели достать одного из них и оттеснили оставшегося бойца ещё дальше. К Подмастерью.

— Сомкнись! — крикнул я ближайшему солдату, парируя выпад клинка.

Он, ошалевший, машинально выполнил команду. Теперь мы стояли плечом к плечу — я и солдат. А за нами Подмастерье. Не союзники, не братья по оружию, а лишь временное сборище тех, кто хотел выжить.

Я двигался механически, стараясь не думать. Парировал удары, подбирал мокрую вязкую землю и бросал её в лицо врагам, бил мыском сапога и использовал финты — всё то, на что было способно новое тело.

Но даже двух быстрых смертей оказалось недостаточно. Мне своим вмешательством удалось лишь сбить натиск наёмников. Их было четверо против нас троих. И они перешли к более осторожной, методичной тактике. Они давили, пусть я и видел их тяжёлое дыхание. В их глазах читалась уже не жадность или азарт, а настороженность и злоба.

Вдруг, наемники стройно отступили. Как по команде. И поле брани затихло.

И одного краткого затишья хватило, чтобы я услышал едва уловимый гул, похожий на рой разъярённых пчёл. Воздух заколебался так, что у меня зачесалась кожа. Я дёрнул головой, пытаясь найти источник этого колебания.

И я его нашёл. В глубине леса, в шагах в двадцати от нас, стояла высокая фигура в чёрном плаще и тёмно-серой робе. Его руки были подняты, и между пальцами клубился и рос сгусток светлой, пульсирующей энергии. Из-под капюшона виднелся лишь острый подбородок и губы, шепчущие неведомые слова. Было понятно — маг колдует. Мана перед ним сгущалась, готовясь к смертоносному выбросу. И целился он прямо в нашу сгрудившуюся кучку.

Я услышал тихую ругань, увидел победный блеск в глазах наёмников. Я и сам понимал: никакая скорость, никакое мастерство с клинком не спасли бы от этого.

— В рассыпную! — громко закричал я, но мой голос утонул в нарастающем гуле.

Бежать было некуда. Укрыться не за чем. Заклинание мага разнесёт и повозку, и нас вместе с ней.

Я второй раз за день тяжело вздохнул и почувствовал в глубине тела не страх или отчаяние, а злость. Всё моё естество, каждый кусочек этого тела сжались в один тугой комок ярости. Я не собирался помирать на опушке забытого леса. Меня, последнего Темникова, убьёт безымянный маг? Да ни за что!

Что-то внутри словно надорвалось. Я увидел, как заклинание сорвалось с пальцев мага. Беззвучно и резко. Вот только из меня в ответ вырвалась волна. Чёрная волна абсолютно всепоглощающей темноты. Воздух вокруг меня словно помертвел, все звуки стали приглушёнными, как из-под толстого стекла.

Шар чистой маны столкнулся со вспышкой тьмы в нескольких шагах от меня. Он не взорвался, не рассеялся, а схлопнулся, будто его никогда и не было. С тихим противным хлёпающим звуком, как мыльный пузырь. Свет сменился на мгновение вспышкой угольно-чёрного сияния, которая тут же исчезла.

Эффект был мгновенным. Маг в плаще отшатнулся, как от невидимого удара. Он вскинул голову, и даже издалека я почувствовал его шок и недоумение. Его заклинание было не просто прервано — оно было съедено, уничтожено на корню.

Наёмники передо мной заморгали, пошатываясь, словно их внезапно хватила морская болезнь. Вот только и меня качнуло, как на палубе корабля. Мир поплыл перед глазами, по губам побежала тёплая солёная струйка. В ушах звенело так, что едва расслышал громкие приказы наёмников. Я тяжело опустился на землю, упёршись ладонью в липкую холодную землю. Сердце колотилось, норовясь вырваться наружу.

Вырваться наружу, вслед за пока сырой, но уже смертоносной чёрной аурой. Сквозь тошноту и звон в ушах, я почувствовал дикий, животный восторг. Вот она. Моя настоящая сила. Та, за которую в прошлой жизни меня предали и оставили умирать.

Я поднял голову, с трудом фокусируя взгляд. Мага уже не было там, где он был мгновение назад. Он растворился в тенях леса, получив неожиданный отпор.

Солдат рядом со мной замер с широко раскрытыми глазами, и на его лице был первобытный ужас.