Хозяйка старой пасеки 3 (СИ). Страница 37
— Поглядите на меня.
Что-то гипнотическое было в его голосе, потому что я подняла глаза. Исправник смотрел прямо и твердо.
— Не берите грех на душу, — сказал он. Вроде негромко, но его слова пробились сквозь шум крови в голове. — И позвольте мне сделать свою работу.
Он осторожно задвинул меня за спину. Высунулся в окно.
— Герасим, вяжи этого. — Повысил голос: — Гришин!
— Да, вашвысокблагородь! — донеслось откуда-то.
— Чего прохлаждаешься?
— Слушаюсь, вашвысокблагородь.
Пристав появился во дворе будто выпрыгнул — а может, и правда выпрыгнул из окна людской.
— Барышня, да что ж это деется, — взвыл мужик. — Я ж над своей женой…
— Заткнись, — прошипела я. — Еще одно слово, и я велю бить тебя батогами.
Я заставила себя разжать пальцы, выпуская полено. В голове шумело, как перед обмороком. Еще не хватало!
Стрельцов исчез за дверью.
— За что? — заскулил крестьянин.
— За буйство, — ответил вместо меня исправник.
Он уже шел по двору. Спокойно, почти лениво. Вот только выражение лица было таким, что на месте мужика я бы бежала без оглядки. Тот дернулся, понял, что не вырвется, и повис в державших его руках, безуспешно пытаясь рухнуть на колени.
— Ты вправе учить жену, но не истязать ее. Это первое. Второе. Ты пытался ударить дворника.
Герасим ошалело вытаращил глаза, но тут же старательно закивал.
— И на государева слугу руку поднял, — проворчал Гришин. — На меня, значится. Сопротивлялся аресту и пытался бежать.
Матрена осела на землю, неверяще глядя на происходящее. Катя прижалась к ней, мать обняла девочку, механически погладила по голове.
— Именно, — кивнул Стрельцов. — А еще пытался похитить работницу с барского двора.
— Так я же… жену…
— Барышне решать, барщину или оброк требовать. Она велела твоей жене себе прислуживать. А ты что? Самоуправство развел? — Стрельцов указал куда-то в сторону. — Барское имущество на ветер пустил…
Там, куда он указывал, лежал на боку подойник в луже молока.
Исправник обернулся ко мне.
— Глафира Андреевна, куда изволите пока поместить это… недоразумение? До тех пор, пока я не увезу его. Нельзя оставлять такого буяна на свободе.
Я успела увидеть его всяким. Уставшим. Взбешенным. Ревнующим. Подозревающим.
Но сейчас в его взгляде было что-то… Словно он прощался со мной.
— В погреб. — Я очень старалась, чтобы голос не дрожал. — Там достаточно прохладно, чтобы он остыл. И двери крепкие.
— А испортишь барское добро — дополнительно в зачет пойдет, — прогудел Гришин.
— Исполняйте, — приказал Стрельцов.
Мужика поволокли прочь. Он даже перебирать ногами не пытался — так и повис на чужих руках, слишком потрясенный таким поворотом.
Стрельцов шагнул к Матрене.
— Вставай. Больше он тебя не обидит.
И протянул руку.
— Барин, что же это… — выдохнула женщина.
До меня дошло. Барин. Граф. Подает руку, помогая крестьянке подняться.
— Встань, — повторил он чуть мягче. — И дочку успокой. Напугалась она.
Матрена тяжело поднялась. Всхлипнула и тут же зажала себе рот — совсем как Катька недавно.
Девочка ткнулась к ней в юбку и расплакалась — громко, как нормальный ребенок.
— Барин, я…
— Ступай.
— Спаси Господи ваше высокоблагородие. Спаси…
— Ступай, — с нажимом произнес исправник.
Женщина бухнулась в земной поклон. Едва поднявшись, повернулась ко мне и так же поклонилась.
— Отдышись, — велела я.
Не глядя на нее. Потому что не могла отвести глаз от внимательных глаз Стрельцова.
— Гришин, запряги коляску, — приказал он, тоже глядя на меня. — Глафира Андреевна, я воспользуюсь вашим имуществом. Верну как смогу.
Я не нашлась, что ответить.
18
Стрельцов наконец отвернулся от меня, посмотрел куда-то вверх.
— Варвара, собирай вещи. Мы уезжаем.
Внутри все упало. Он в самом деле решил, что я — неподходящее общество для него и для его кузины. Даже не из-за неподобающих словечек.
Потому что я сейчас действительно была готова убить. Или, по крайней мере, не вмешиваться в убийство. Он это видел. И сделал выводы.
Я зажмурилась так, что заболели веки. Неужели тот сон не был сном? Но тетку зарубили за столом, а труп нашли в кровати, и даже если его перетащили — нужно было замыть кровь.
Сколько крови вытекает из рубленой раны на голове?
Как долго продолжается кровотечение после смерти?
Я не знала ответов. Знал ли их Стрельцов?
Я замотала головой, отгоняя заметавшиеся мысли. Даже если прежняя Глаша была убийцей, я-то нет. Мне не в чем себя упрекнуть. А Стрельцов увозит Вареньку из-за того, что я в самом деле не слишком хорошо влияю на барышню, с точки зрения этого времени.
Я привыкла выращивать в детях критическое мышление, независимость, уверенность в собственных силах. Нужно ли это девушке-подростку, которую, скорее всего, выдадут замуж по сговору?
С моей точки зрения — нужно, замужеством жизнь не заканчивается. А умение думать пригодится всегда.
С его точки зрения, единственный смысл жизни барышни — удачное замужество. Такой, как я, оно не светит, а Варенька начала видеть во мне пример. Распугает всех потенциальных женихов, и приданое не поможет.
Что ж, пусть уезжают. Баба с возу — кобыле легче. В смысле, минус два едока в доме.
И все-таки — до чего же жаль…
— Как уезжаем? — ахнула Варенька. Похоже, она подошла к окну, услышав крики внизу. — Ты же только что говорил, будто сам отвезешь нас завтра в церковь, и…
— Обстоятельства изменились. Обсуждать нечего. Собирайся, если не хочешь вернуться в Большие Комары в чем есть.
Он зашел в дом. Я отступила от окна.
Минус два едока. Минус одно шило в заднице и один непреходящий геморрой… в смысле, головная боль.
Но почему-то в горле встал ком, не давая дышать.
Я заставила себя встряхнуться. В любом случае я хозяйка, и мне нужно достойно проводить гостей. Может быть, дать что-то с собой, как в поезд?
Да, именно. Именно об этом я могу спросить с чистой совестью.
Стрельцов уже поднимался по лестнице — так торопливо, словно ступени жгли ему ноги. Настолько не терпится убраться отсюда?
— Кирилл Аркадьевич, — окликнула я.
Он обернулся.
— Я могу вам чем-то помочь? Сложить поесть в дорогу или…
— Вы меня очень обяжете, если запишете историю Матрены. Только не в стиле Вареньки, а как протокол допроса. Уделите отдельное внимание… принуждению со стороны свекра и побоям мужа с мотивами оных.
— Поняла, — медленно произнесла я. — Запишу подробно и точно, насколько смогу.
— Но ничего не приукрашивайте.
— Конечно.
— С утра пошлите кого-нибудь за Иваном Михайловичем, пусть осмотрит женщину и напишет заключение. Вышлете на мое имя в Большие Комары.
— Это поможет?
— Если удастся доказать, что муж регулярно избивал ее именно с целью извести, чтобы жениться на другой — это уже не поучение, а истязания. За такое — каторга. Ненадолго, на год-два.
— Потому что не убил? — не удержалась я.
— Да, к счастью. Но каторга, пусть недолгая, дает право подать прошение о разводе. После суда отец Василий проинструктирует Матрену, как это сделать.
Зачем мне это знать сейчас? Суды здесь неспешны.
— Я постараюсь ускорить суд, чтобы бедная женщина, наконец, могла избавиться от этой семейки.
Он будто мои мысли читал.
— Что до… — Стрельцов поморщился, — кровосмешения, доказать его будет сложнее, но я постараюсь.
— Спасибо.
— Это мой долг, — сухо ответил он и устремился вверх по лестнице ровно для того, чтобы столкнуться в дверях с кузиной.
— Кир, ты белены объелся? Я никуда не поеду!
Я не видела снизу его лица, только как он напряженно повел плечами. Казалось, Стрельцов вот-вот взорвется, но когда он заговорил, голос звучал спокойно.
— Варвара, я не прошу твоего согласия. Я ставлю тебя в известность. Точка.