Забитая жена для генерала дракона (СИ). Страница 35

Его сердце колотилось — так же быстро, так же безнадёжно, как моё.

Его руки скользнули по моей спине, поднимая платье — не чтобы сорвать, а чтобы почувствовать кожу под тканью.

Я задрожала.

Не от холода.

От того, что впервые за долгое время позволила себе чувствовать.

Он целовал меня — в висок, в шею, в уголок рта — будто изучал каждую черту, каждый вздох, каждый звук, который я издавала.

А я…

Я прижималась к нему всё ближе, вжималась в его тепло, цеплялась за его плечи,

словно он для меня все.

— Дита… — выдохнул он, и в этом имени все.

Боль.

Надежда.

Обещание, которое он не знал, как сдержать… но всё равно давал. И зверь шептал мне, что он его выполнит. Любое обещание. Любое желание.

И от этого голоса внутри я чувствовала дрожь.

Мы не спешили.

Не было раздирающей поспешности.

Не было отчаяния.

Только медленные прикосновения.

Только горячее дыхание на коже.

Только его пальцы, сплетённые и шепот чудовища внутри меня о том, что я наконец-то ... его.

Ткань платья сползла с моих бедер.

Холод воздуха коснулся кожи — но тут же его вытеснил жар его ладоней.

И когда его губы снова нашли мои, я уже не думала о прошлом.

Не думала о гвозде в кармане.

Не думала о том, что завтра может рухнуть весь этот хрупкий мир.

Я чувствовала, что с этого момента всецело принадлежу только ему.

Когда все закончилось он поцеловал в висок. Поцелуй задержался на несколько мгновений.

И я услышала голос чудовища.

“Больше никто. Только я».

Глава 64. Дракон

Она спала, завернутая в одеяла.

Бесшумные слуги чинили стекло в комнате, а я встал с кровати и направился в кабинет.

На полу лежали два брошенных подарка. В одинаковых коробках с одинаковыми бантами.

Я наклонился и поднял их. Один маленький — это лошадка.

Я отнес его в комнату и положил возле кровати.

Мой взгляд задержался на ней, спящей.

И я понимал, что если постою еще немного, я никуда не уйду.

Оторвав взгляд, я направился в кабинет и взял с пола вторую коробку. В коробке были солдатики.

Я вспомнил, как хозяйка завязывала бант на коробке с лошадкой. И тогда я посмотрел на коробку с солдатиками. И попросил, чтобы она завернула их тоже.

Я сверил банты.

Хозяин лавки был прав.

Я ни разу не видел, чтобы кто-то с таким мастерством делал обертку для подарка.

Два одинаковых вычурных банта наводили меня на определенные мысли и подозрения.

Клер была почти довольна. Я сделал вид, что покупаю дорогой набор исключительно, чтобы угодить ей. На самом деле, мне было плевать на ее заигрывания.

У меня появилось такое чувство, словно все женщины в мире перестали для меня существовать.

Только она.

Та, спит сейчас в моей кровати.

— Пусть подадут мне карету, — произнес я, приводя в порядок волосы и мундир.

Я спустился и сел в карету, положив на колени нарядную коробку.

— Не надо, — произнес я самому себе. — Обойдемся без убийств. Нам нужна правда, а не кровь.

Я посмотрел в окно, видя, как карета останавливается возле дома с башенкой.

— Кровь пролить мы всегда успеем.

Я вышел и подошел к двери, постучавшись.

За дверью послышались шаги. Дверь открылась.

Меня встретил дворецкий.

— Господин граф дома? — громко спросил я.

— Да-да, сейчас позову, — произнес дворецкий.

Я тут же остановил его.

— Подарок выглядел так, когда его отправляли? — прошептал я.

— Да! — шепотом произнес дворецкий. — Его отправили именно таким. Я еще просил, чтобы не повредили бант. Кучер, который отвозил подарок — свидетель.

— Спасибо, — кивнул я.

Дворецкий ушел, а потом я увидел графа.

Значит, так выглядит ее муж. Тот самый садист, который настолько боится осуждения, что свои зверства предложил прикрыть прической.

Мразь.

Просто мразь.

А потом говорят, что драконы — жестокие.

Нет, люди не перестают меня удивлять.

Дракон внутри дернулся, желая вцепиться в шею графа, но я осадил сам себя. «Нам нужна правда!»

Я улыбнулся, видя, как граф замер.

— Господин генерал, — дрогнувшим удивленным голосом произнес граф Вестфален. Он выглядел взволнованным. — Это… это большая честь… Ваше сиятельство…

Он был польщен. И это читалось в его глазах. Сам герцог явился к нему в дом с подарком. Ведь обычно бывает наоборот.

— Я прочитал в газете, — произнес я. — О трагедии, которая постигла вашу семью. И решил лично выразить вам поддержку.

«Я тебя поддержал бы! За горло. Над пропастью!» — подумал я.

— Могу ли я видеть вашего сына? — улыбнулся я. — Я хотел бы лично вручить ему подарок.

— К-конечно! — послышался голос графа.

Я увидел, как по лестнице спускается дама с лицом вечной экономки. Она была молода, но красотой не блистала. Бледные губы, невыразительные глаза. Мила? Да. Наверное.

Полагаю, это и есть Женна. Новая хозяйка.

— Сибил, — послышался ее голос.

Маленький мальчик удивленно выглянул из-за угла.

Отец позвал его, продолжая глупо и учтиво улыбаться.

Маленький Сибил подошел к отцу. Худой, почти полупрозрачный, какой-то болезненный ребенок с на удивление ясным взглядом.

— О, господин герцог, — послышался мягкий голос Женны. Она говорила так кротко, словно боялась лишний раз вздохнуть. — Для нас такая честь видеть вас в нашем доме.

«В нашем доме!» — пронеслось в голове, когда я посмотрел на графа, а потом на нее. — «С каких это пор он «ваш»? Этот дом все еще принадлежит законной супруге! Но, надеюсь, это ненадолго!»

Одна мысль о том, что по документам Дита все еще чужая жена, вызывала внутреннюю ярость.

Моя женщина не может быть чужой женой. Она может быть только моей женой. И точка.

— Сибил, милый, — прошептала Женна, склонившись к мальчику. — Это господин генерал. Герцог. Будь почтителен и вежлив. И…

— Подойди, — позвал я ребенка.

Тот вздохнул, словно на экзамене. И сделал шаг ко мне.

— Г-г-господин г-г-генерал, — с восторгом в глазах произнес Сибил и попытался вытянуться по струнке.

— Это тебе. Подарок, — протянул я коробку.

— У-у-у-у, — прошептал Сибил, трогая бант, а я вспомнил, что мальчик заикается.

— Не спеши. Не торопись.

Он пытался успокоиться и выговорить слово полностью.

— У-у-ух-ты… — прошептал Сибил. — К-к-какой… к-к-к-красивый… б-б-б…

— …бант, — прошептала Женна. — Простите, господин генерал. После того случая малыш заикается. Ему очень тяжело говорить…