Врач из будущего (СИ). Страница 7

— Подумываю, — кивнул Иван.

— А давайте все вместе сходим? — предложил Леша. — Посмотрим на нашего Лёвку в деле! Только сперва жрать! А то после твоих выкрутасов с философией про золото есть захотелось.

Обеденный зал столовой встретил их гулом голосов и густым, тяжелым запахом вареной капусты и ржаного хлеба. Очередь двигалась медленно. На раздаче стояла женщина в засаленном фартуке и с неизменным половником. В тарелку каждому студенту с глухим стуком падала порция серой, вязкой каши-размазны, сверху на которую шлепали мутную, жидковатую баланду с редкими вкраплениями капусты и морковки. На отдельный, драгоценный талон выдавали ломоть черного, липкого от влаги хлеба и стакан мутного компота из сухофруктов.

Иван смотрел на эту «еду» с чувством глубочайшей тоски по банальной гречке с котлетой из своего времени. Это был не обед, а пополнение калорий для поддержания жизнедеятельности. Леша и другие уплетали все за обе щеки, явно не видя в этом ничего необычного. Придется привыкать и к этому, — с горькой иронией подумал он. — Организм Льва, наверное, этому только рад. А мои вкусовые рецепторы из 2018-го в панике.

После «обеда», который скорее напоминал ритуал выживания, компания направилась к аудитории, где проходил кружок Жданова. Иван шел и чувствовал, как нарастает нервное напряжение. Это был не экзамен, а нечто более важное — первая сознательная попытка интегрировать свои знания в эту эпоху, найти точку приложения сил. Он повторял про себя новую тактику: не утверждать, а задавать вопросы. Не говорить «наука доказала», а говорить «а может быть, предположить…», «если логически продолжить мысль…».

Аудитория была небольшой, но набитой битком. Студенты сидели на столах, подоконниках, стояли вдоль стен. В центре, окруженный молодыми лицами, стоял Дмитрий Аркадьевич. Он что-то оживленно доказывал, рисуя в воздухе пальцами. Увидев в дверях Ивана и его компанию, он на секунду прервался, и его взгляд скользнул по Льву, задерживаясь на мгновение дольше, чем на остальных. В его глазах не было ни гнева, ни раздражения — лишь холодный, цепкий, научный интерес, похожий на взгляд хирурга, оценивающего объект для будущего вмешательства.

— Заходите, находите место, — кивнул Жданов, и снова обратился к аудитории. — Как я и говорил, анатомия — это не застывшая догма, а динамичная карта, где еще много белых пятен. И задача нашего кружка — не заучивать, а думать, как эти пятна заполнить.

Иван, протиснувшись к стене, почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Игра началась. И первая фигура, профессор Жданов, только что сделал свой ход. Теперь была его очередь.

Глава 4

Пределы прочности

Аудитория, набитая студентами, замерла. Все взгляды были прикованы к профессору Жданову, который, расхаживая перед кафедрой, выстраивал в воздухе каркас своих будущих великих открытий.

— … и вот именно здесь, на стыке анатомии и физиологии, кроется главная загадка, — его голос, тихий и уверенный, заставлял слушателей напрягать слух. — Мы привыкли рассматривать лимфатическую систему как нечто статичное, как канализацию. Но это живая, динамичная река! И вопрос о её регуляции, о том, что заставляет эту реку течь в нужном направлении и с нужной скоростью, остается открытым. Существуют теории о самостоятельной пульсации лимфатических сосудов, о роли диафрагмы как своеобразного насоса… Но это лишь первые, робкие шаги.

Иван, прислонившись к косяку двери, слушал, затаив дыхание. Он слышал живой голос легенды. Жданов говорил о вещах, которые в 2018 году входили в учебную программу, но здесь, в 1932-м, были дерзкой, почти еретической гипотезой. В его монологе угадывались контуры будущих работ — о лимфооттоке от головного мозга через пути, связанные с оболочками нервов, о роли лимфы в поддержании постоянства внутренней среды.

— Некоторые мои коллеги, — продолжал Жданов, и его взгляд скользнул по аудитории, на мгновение задержавшись на Льве, — считают, что мы уже всё знаем. Что анатомия — это наука о мертвом, застывшем. Но я убежден: мы стоим на пороге великих открытий. Мы должны научиться не просто описывать, а понимать функцию, конструкцию живого организма! Возьмите, к примеру, венозные сплетения позвоночного канала… Современная наука приписывает им роль простых депо крови. Но так ли это? Может быть, их роль гораздо сложнее? Может быть, они участвуют в амортизации, в регуляции внутричерепного давления, являясь буфером между твердой мозговой оболочкой и костью?

В голове у Ивана всплыли термины «эпидуральное пространство», «ликвор», «вено-ликворный динамический обмен». Он знал, что Жданов снова интуитивно бьет в цель, но с небольшим перелетом. Роль венозных сплетений была важной, но не совсем в том ключе.

— Товарищ Борисов! — голос профессора прозвучал резко, вырывая Ивана из размышлений. — Вы, судя по вашей проницательности на лекции, наверняка имеете свое мнение на этот счет. Что вы думаете о функции этих сплетений? Может, у вас снова есть какая-то… «логическая гипотеза»?

В аудитории повисла тишина, густая и напряженная. Все смотрели на Льва. Он чувствовал на себе тяжелый, изучающий взгляд Жданова. Предупреждения отца и матери гудели в ушах. Но профессиональный азарт, вызов, брошенный умным человеком, были сильнее.

Он медленно выпрямился, оторвавшись от косяка.

— Профессор, ваша мысль о динамической функции, безусловно, верна, — начал он, тщательно подбирая слова. — Но, возможно, стоит рассматривать эти сплетения не как самостоятельный «насос» или «буфер», а как часть более сложной гидравлической системы. Если представить спинномозговую жидкость… ликвор… как основную жидкостную среду, то венозные сплетения могут играть роль демпфера, гасящего резкие перепады давления именно за счет своей способности к легкому растяжению и сжатию. Их связь с общей венозной системой позволяет не просто накапливать кровь, а перераспределять объем, компенсируя, например, изменения давления при кашле или физической нагрузке. Это не пассивное депо, это… активный амортизатор, чья работа напрямую зависит от состояния всей сердечно-сосудистой системы.

Он не стал углубляться в детали о клапанах, о разнице давлений, о том, что при нарушении оттока через эти сплетения развивается, к примеру, внутричерепная гипертензия. Он дал лишь общую, но принципиально иную концепцию, уходя от статики к динамике.

Жданов не сводил с него глаз. Его лицо было непроницаемым.

— «Демпфер»… «Активный амортизатор»… — медленно проговорил он, будто пробуя эти незнакомые, но удивительно точные слова на вкус. — Интересная терминология. Заимствованная из механики. И не лишенная смысла. Вы предлагаете рассматривать организм не как набор органов, а как сложный инженерный механизм?

— Не механизм, профессор, — поправил Иван, чувствуя, как входит во вкус. — А как живую, саморегулирующуюся систему, где все части взаимосвязаны. И анатомия должна изучать не просто «детали», а принципы работы этой системы.

— Саморегулирующаяся система… — Жданов задумался, и в его глазах вспыхнул тот самый огонь научного азарта, который Иван видел у лучших своих коллег в будущем. — Это смелая мысль, Борисов. Очень смелая. В духе идей Бернара и Кэннона о гомеостазе, но примененная к анатомии… Вы понимаете, какую бурю вы можете вызвать в академических кругах?

— Я всего лишь первокурсник, профессор, — с наигранной скромностью опустил голову Иван. — Я лишь пытаюсь думать.

— Думать — это единственное, что от нас требуется, — парировал Жданов, и его губы тронула едва заметная улыбка. — Продолжайте в том же духе. Но будьте готовы к тому, что ваши «думки» могут натолкнуться на стену непонимания. Не все готовы к тому, чтобы первокурсник мыслил категориями, до которых некоторые профессора еще не доросли.

Лекция превратилась в диспут, в центре которого оказались Жданов и Борисов. Профессор задавал направление, бросал идеи, а Иван, стараясь оставаться в рамках «логических гипотез», уточнял, направлял, предлагал иные углы зрения. Это был танец двух умов, разделенных почти столетием, но говоривших на одном языке — языке науки. Студенты слушали, раскрыв рты. Для них это было зрелищем не менее захватывающим, чем футбольный матч.