Последний шанс (СИ). Страница 4

«Скорее всего, намешали в стакан разное... Всякие успокоительные и прочее... По идее, я сейчас должна рыдать и биться в истерике… А я думаю об этом как о фантастическом фильме с участием звезд мирового кино… Как будто всё это сказка и напрямую меня не касается…».

Диван под телом Татьяны слегка шевельнулся, аккуратно принимая упавшее на бок тело на вспучившуюся из сиденья подушку. Татьяна спала...

Глава 3

Кто знает, как именно протекают во сне мыслительные и эмоциональные процессы.

Татьяна проснулась со странным чувством внутреннего приятия ситуации. То ли мозг во сне что-то там себе додумал, то ли чувство паники и желание поистерить имеют срок годности, но утро началось достаточно бодро, под мерный голос Платона, рассказывающего ей о «начинке» индивидуальной каюты:

– …а за дверью, напротив постели, скрывается санитарный блок. Встаньте перед дверью, и она распахнётся.

Татьяна чувствовала некоторое раздражение не от самой ситуации, а от того, что спала в одежде, без белья, и не знала, где взять расчёску. Сделав ровно два с половиной шага поперек каюты, она остановилась у той самой двери, о которой говорил Платон. Плита скользнула в сторону и открыла небольшую, метр на метр, камеру светло-бирюзового цвета.

– Для вашего удобства санитарный блок управляется голосовыми командами. Одежду и бельё нужно снять и разместить в люк под зеркалом.

Одна из стен санблока была полностью зеркальной, а после слов Платона на полу чёрной рамкой обозначился люк. Татьяна замешкалась, ощущая некоторое внутреннее неудобство, но, похоже, ИИ уже сталкивался с такими проблемами, потому что спокойно объяснил:

– Вам нет смысла стесняться меня: я не мужчина и не женщина. Для людей вашей эпохи такое стеснение вполне объяснимо, но совершенно не конструктивно.

– Но ты же можешь отключиться от моей каюты? – несколько растерянно спросила Татьяна.

– Даже теоретически – нет. Мои части настолько плотно встроены в корабль-матку, что отключить меня можно только полностью разрушив шаттл. Я веду телеметрию каждого пассажира и члена экипажа постоянно.

Хотя Татьяне хотелось в туалет и наконец-то умыться, она задержалась на пороге и уточнила:

– А сколько сейчас человек на корабле?

– Двести шестьдесят восемь тысяч четыреста тридцать два человека землян и двести восемнадцать симбионтов.

– Симбионт – это я? Ну, такие, как я?

– Да.

– Почему нас так мало?

– Потому что все остальные попытки синтеза завершились неудачно, – спокойно ответил Платон.

– То есть… Вот все те чёрные капсулы, которые я видела в зале…

– Да, это неудачные попытки синтеза.

В этот момент в Татьяне что-то надломилось. Она молча содрала с себя комбинезон, бельё и туфли, послушно кинула их на рамку, мерцающую на полу, дождалась, пока одежда исчезнет, и шагнула внутрь санблока, на ходу проговорив:

– Я хочу в туалет.

Дверь санблока закрылась, а из стены выдвинулось устройство, почти полностью повторяющее формой обычный навесной унитаз: почти такой, какой стоял у Татьяны дома. Единственное отличие было в отсутствии привычной пластиковой сидушки, но сам материал унитаза оказался приятно тёплым, мягким и каким-то даже бархатистым. У унитаза оказались встроенными функции биде и сушки, что заставило девушку ойкнуть от неожиданности.

Воспользовавшись удобствами, Татьяна задумчиво глянула на своё отражение в зеркале и произнесла вслух:

– Тёплый душ через пять минут.

Затем она, опершись обеими руками о странно мягкое зеркальное стекло на уровне своего лица, как-то отстранённо начала рассматривать собственное новое тело.

Пожалуй, эта внешность обладала рядом преимуществ перед старым телом. Даже в молодости у неё не было такого изящного сложения. Немного странным казалось полное отсутствие волос под мышками и на лобке, и было что-то ещё, почти неуловимое глазом, что смущало нынешнюю обитательницу тела.

– Добавить свет!

Санблок, в отличие от Платона, разговаривал женским голосом. Мягким, бархатистым и очень приятным:

– Яркость будет возрастать каждые три секунды. Когда вы сочтёте её достаточной – скажите об этом.

Яркость света действительно начала меняться, и выждав несколько секунд, Татьяна произнесла:

– Довольно.

Она вплотную встала к стене, противоположной зеркальной, и внимательнейшим образом еще раз осмотрела собственное тело. Худощавое, но не худое. С тонкой, чётко выраженной талией и крутыми бёдрами. При всей этой крутизне бедра не были широкими. Татьяна повернулась боком и с удовольствием убедилась, что животик плоский, а попа, наоборот, – округло-упругая и не слишком большая. Этот самый поворот – сперва одним, а потом и другим боком к зеркалу – окончательно убедил её в том, что ей не показалось: тело действительно имело потрясающе ровный цвет кожи, который не нарушался ни единой родинкой, ни шрамиком, ни царапиной, ни прыщиком.

С потолка мягкими струями хлынула вода.

Она смахнула с лица льющуюся влагу, повернула голову влево-вправо, рассматривая точёную шею и чёткую линию подбородка. Появилось даже какое-то лёгкое раздражение: ей хотелось найти хоть один, пусть и совсем крошечный, дефект. Но – нет. Ничего такого на теле не находилось.

Тёплая вода все текла с потолка, и непонятно чем огорчённая Татьяна скомандовала:

– Мыло!

Санблок не только исправно снабдил её мылом и мочалкой, но и по собственной инициативе предложил высушиться, уточнив, что если она желает полотенце – то можно получить и полотенце. Татьяна предпочла попробовать то, что она не без внутренней усмешки назвала про себя «камерная сушка»: потоки воздуха, тёплые и ласковые, действовали, казалось, целой командой.

Все ещё любуясь собой в зеркало, Татьяна пронаблюдала, как её тёмные волосы под действием этих самых струй аккуратно расчёсываются и укладываются по плечам мягкой волной. Через несколько минут в абсолютно сухом санблоке она получила точно такой же новый и чистый комбинезон с балетками и комплектом белья.

Тело, безусловно, чужое, молодое и гибкое, было совершенно новым, а вот привычки у этого тела оказались весьма старомодными. Вернувшись в каюту, Татьяна села у стола и задумчиво скомандовала:

– Чёрный кофе, одна ложка, и два сахара…

Глава 4

Кофе на Земле не употребляли уже несколько сотен лет...

– Побочный эффект от борьбы с сорняками. Кроме кофейных деревьев погибло около ста сортов различных окультуренных растений. Разумеется, всему этому легко нашли замену, так что люди не голодали.

– «Не голодать» и «получать от еды удовольствие» – это, всё-таки, разное, – печально сказала Татьяна. И со вздохом добавила: – Какой-то напиток на замену кофе все рано существовать должен.