Предзимье. Осень+зима (СИ). Страница 39

— …ты говорил о следственном эксперименте. Он связан с Зимовским?

— Да, Тая. Проблемы? Ты не хочешь с ним видеться?

— Я как раз рядом с патологией магмодификаций. И я бы хотела увидеть Орлова, если это возможно. Ты получаешь свой эксперимент прямо сегодня, а я Орлова — хочу убедиться, что с ним все хорошо.

И выяснить пути доступа к нему, на всякий случай.

— Эм… Неожиданно, но иного я от тебя не ожидал. — Тая так и представила, как он при этом потирает подбородок. — Хорошо. Жди у входа в приемный покой — я сейчас приду за тобой. Я как раз заканчиваю допрос Зимовского.

Следственный эксперимент не особо удивил Таю — Метелица прогнал её через душ и дезинфекцию, словно она готовилась к операции, а потом выдал ей чистую, абсолютно новую обувь и одежду: белье, джинсы на размер больше, чем нужно, и черный, мягкий, огромный свитер.

— Это чтобы ты не мерзла, — пояснил Метелица, разглядывая её, но при этом не прикасаясь. Сам он тоже был после душа — у него были мокрые волосы и незнакомый, неприятный запах.

Гордей повел её через несколько шлюзов с охраной в патологию магмодификаций для особо опасных видов, а оттуда в диагностику. Чума, отсюда Тае Орлова не вытащить.

Метелица открыл дверь в палату, больше напоминающую тюремную, и пропустил Таю вперед.

Зимовский, одетый в больничную пижаму, бледный и несколько синюшный от недосыпа, воспитанно поднялся с койки, на которой перед этим сидел и читал какие-то бумаги.

— Я привел, как и обещал, ваше сиятельство. Только прошу — без мелодрамы и криков.

Зимовский принялся шумно принюхиваться, а потом он отрицательно качнул головой:

— Нет. Я ничего не чувствую.

В нем словно невидимая пружина расслабилась — он мягко улыбнулся Тае и из его глаз пропала вечная ненависть и настороженность.

— Все в порядке. Я же говорил, что все дело в запахе.

— Больше ни слова. — Метелица указательным пальцем ткнул в камеры.

Тая на миг прикрыла глаза.

«Сегодня меня на подвиги больше не тянет»

«Я чувствую себя пубертатным мальчишкой»

«У вас новые духи?»

Дело не в человеческой природе, как говорила Ника.

Зимовского поймали на его нечеловеческую половину. Удивительно не вовремя. Таин секрет никуда не утек, это тайны Зимовского аукнулись.

Глава третья, в которой выясняются проблемы Зимовского с самомнением, но не с самообладанием

— Феромоны, да? — прошептала Тая уже в больничном парке, куда Метелица её привел. Молча привел и посадил на скамью. Сам сел рядом и не удержался, накинул ей на плечи свою куртку. Она была новой и Метелицей совсем не пахла — перестраховывается, боясь, что частицы феромонов могли оказаться на нем и его вещах.

А какая теперь предстоит уборка дома! Тая бы застонала, но Гордей мог понять не так. И гардероб менять полностью. И вся косметика на выброс. Понять бы, где неведомая тварь так умудрилась подловить Таю? В её комнату, которую она снимала в доходном доме, имели доступ хозяйка, горничная, прачка и черт его знает кто еще. И ботинки она купила новые перед поездкой. И… Как там говорит Зимовский? Мр-р-рак!

Тая бросила косой взгляд на замершего Метелицу. Он явно собирался с мыслями. Ему сейчас тоже не сахар. Кто его знает, что решит с Зимовским император. Метелица и за излишнюю ретивость может получить. Кто Тая и кто Зимовский. А Метелица между ними.

— Гордей?

Он заставил себя улыбнуться и тут же озабоченно потер подбородок, внимательно оглядываясь — даже тут он боялся, что их могли подслушать. Парк был пуст, только ветер игриво гонял по асфальту золотые листья.

Тая знала — в больнице каждое слово фиксируется, там везде камеры: не запишут само слово — прочитают по губам те, кому это нужно или просто любопытно. Почему про феромоны тайна — Тая не задумывалась. Она же не тайный советник, Метелице виднее. Главное, что она увидела палату Орлова, убедилась, что с ним все относительно хорошо — он лежал в искусственной коме на вентиляции легких, но оклемается, никуда не денется. Магмоды живучи — в этом-то и проблема. У них может отмереть вся кора, но пока продолговатый мозг жив — они не умрут. Та самая дебильная ромбовидная ямка, чьи ядра заучивали наизусть во втором полугодии анатомии — Тая лишь с пятой попытки сдала тогда зачет, выучив только эту ямку: ночью спроси — до сих пор ответит.

— Правильно, Тая. Феромоны.

— И как ты догадался?

Метелица удивленно посмотрел на неё:

— Ты же мне сама сказала.

— Я? Я только сейчас сообразила.

— Ты сказала, что Зимовский — бабуин в брачный период. Оставалось одно — убедиться, что он оборотень. Информация-то засекреченная.

Откинувшись на скамейку, Тая прикрыла глаза, нежась на вечернем, клонящемся к горизонту солнце. Сердце заполошно билось в груди. Это оно от переизбытка любви к осени и городу. Вот как можно любить городок до одури, до плача во сне, когда вспоминались его улочки, и его же бояться — тоже до одури. Завтра она уедет отсюда навсегда, но это солнце, эти золотые березы, этот свежий сосновый аромат из леса будут снова и снова приходить во снах, тревожа душу в чужой, забитой людьми, провонявшей бензином столице. Все могло быть иначе, если бы не жертвоприношение для Зимовского.

— Скунсик, ты меня слышишь?

Тае было слишком хорошо, чтобы ругаться. Она лишь прошептала:

— Ты обещал так меня не называть, Гордей.

Эх, еще бы дождь застать. Робкий, вечерний сентябрьский дождь, когда пахнет влагой и листьями, когда гуляешь по блестящему от воды асфальту, не боясь промочить ног, когда желтый свет фонарей отражается в лужах, а городок сияет в сумерках, как россыпь драгоценных камней, когда хочется кричать от счастья. Когда ждешь любовь. Когда от мира ограждает зонт и тихая завеса дождя.

— Но, согласись, как я угадал с твоим прозвищем. Зимовский сказал, что чувствовал тебя, даже когда ты была на свиноферме — это одиннадцать километров по прямой, Тая.

— Он просто самец павлиноглазки.

Метелица поправил её:

— Это ты оказалась такая ароматная.

Она приоткрыла глаз и скосила его на Метелицу:

— Вот дать бы тебе по шее за такое, ваше превосходительство…

— Дай, — покладисто согласился Гордей и даже шею подставил. Вот же… На Метелицу злиться не получалось. Тая лишь взъерошила его короткие, все еще мокрые волосы:

— Живи… И все равно… Чушь какая-то с феромонами… Ладно, подсунуть мне косметику с феромонами легко: мыло, шампунь, крем какой-нибудь. Ладно, обувь или одежду, обрызганную феромонами — я кое-что покупала перед поездкой, а нюх у меня не очень. Я не Зимовский… Ладно, отслеживая новости в Змеегорске, можно понять, что я рано или поздно приеду сюда: не в гости к деду, так на похороны, не на похороны, так на оформление наследства. Но… Тут же поселок магмодов! Откуда у кого-то была дикая уверенность, что за мной не будет гоняться полпоселка? Пусть один-два-три магмода, но всяко были бы совпадения со второй ипостасью Зимовского. Да меня бы с феромонами на части разорвали «ухажеры». Или Зимовского. Феромоны же не только инстинкт размножения подхлестывают, а еще и агрессию. Или…

Тая открыла глаза и выпрямилась, разглядывая задумчивого Метелицу — тот сверлил взглядом дырку в асфальте. Или он заметил иней, струящийся от Таи?

— Или на это и был расчет, Гордей? Смерть Зимовского в неравном бою за меня. Бр-р-р… Еще и магмодам бы жизнь подпортили, ломая их репутацию навсегда, а тут их и так не любят. Скандал бы был…

Метелица пояснил:

— У Зимовского крайне редкая ипостась. Тут наш феромонщик ничем не рисковал.

Она вновь откинулась назад — Метелица в этот раз успел подсунуть свою руку и притянул Таю к себе, согревая. Ей сейчас уже не хватало солнечного тепла, чтобы быть живой.

— Спасибо… — пробормотала она ему куда-то в шею. Гордей был теплый, как растопленная по утру печка.

— Грейся, Снегурочка. Надеюсь, этим прозвищем я тебя не обижаю? Или это обидно?