Предзимье. Осень+зима (СИ). Страница 15

Она в упор посмотрела на Зимовского:

— Вы сейчас на чьей стороне?

— Не поверите: все еще вашей. Повторяюсь, но… От той колыбельной, которую вы услышали в моей машине, заснули только вы. Никто из моих людей, которые её слышали не раз, не заснул. Таисия Саввовна, при всем моем к вам уважении, для возбуждения дела об убийстве ваших слов маловато. Тем более, что вы сами не уверены.

— То есть вы просто отмахнетесь от меня, потому что вам так проще?

Он задумчиво разглядывал её, словно решал, а стоит ли бросаться на подвиги:

— Я не отмахиваюсь от вас и ваших слов. Вас вызовут для дачи показаний. И не смотрите так обиженно. Я и без этого готов на подвиги ради вас… Владимир, будь так добр, подними все записи о колыбельной на полицейской волне, заодно сверь даты обнаружения «синяков» с датами колыбельной. И проверь на магоэнергетические всплески, если они были, конечно.

Владимир вскинулся, и Зимовский его осёк:

— Повторно проверь.

Тот кивнул, но довольным при этом не выглядел. Кому понравится пустая, ненужная работа, когда дел и так невпроворот из-за визита императрицы.

— Были и другие? — Тая с удивлением замерла.

— Возможно, — уклончиво ответил Зимовский.

Он, вытерев руки платком, подхватил Таю под локоток и потащил в сторону, чтобы не мешать санитарам убирать тело обратно.

— Спасибо, Илья Андреевич.

— Пустое. Я не гад. Я вполне вменяем. Так… Возвращаясь ко вчерашнему и Дарье Аристарховне. Вам не кажется, что все не так просто в её браке с князем Сумароковым? Забавное и гремучее сочетание: безалаберная жена и огромнейшее богатство. Вы Дарье Аристарховне намекнули бы про мужа и телефоны. Она советы городовых не воспринимает. Понимаю, что это до первой аварии, но где шанс, что её успеют спасти?

Тая закачала головой — нет, Зимовского отчаянно заносило:

— Илья Андреевич, князь Сумароков без ума от своей жены. Не надо стоить нелепые теории. Или вам нравится быть всезнайкой?

— Хотел бы я быть всезнайкой на самом деле, но, увы… Я даже догадаться, что вы сделали с тенью на этом поле, не могу. Как и то, зачем вы тут оказались.

Тая почему-то честно сказала:

— Вышла прогуляться. Дома тяжело находиться…

Зимовский понятливо наклонил голову:

— Семен Васильевич — невыносимый человек, неуживчивый. Что есть, то есть.

— Много вы понимаете!

Лес робко подался к Тае, но замер, испугавшись Зимовского. Тот прищурился, что-то видимо замечая или чувствуя:

— Видите, я совсем не всезнайка. А хочется, дико хочется. Что вас обидело в моих словах про Семена Васильевича?

— Вы ничего не знаете.

Он пожал плечами:

— Так поделитесь. Это самый простой способ решения проблем. Люди для чего-то речь и придумали. Я могу помочь.

— Вы…

Он криво улыбнулся:

— Грибочек, будете так смотреть на меня, я снова спровоцируюсь. На подвиги. Только не думаю, что эти подвиги вас устроят. Вы меня почему-то безумно боитесь, а ведь я хороший, смею заметить.

— Илья Андреевич… — Вот как и, главное, зачем, ему сказать о болезни деда, о её попытках его уговорить лечиться, о хлопании дверьми и обидах, об извинительном пироге.

Он сам все понял:

— Вы не ожидали, что Семен Васильевич так изменится? Ретушь на императорском канале и в газетах потрясает, конечно. В этом все дело?

Тая оглянулась на лес, на поле, на синее, бездонное небо. Говорить не хотелось, но Зимовский прав. Когда гордо молчишь: догадайтесь сами о моих проблемах! — то трудности не исчезнут.

— Он умирает. Рак. Терминальная стадия.

— Вы уверены?

Тая снова вскинулась:

— А вы настолько всезнайка, что даже в медицинскую тайну свой нос суете? По дедушке все видно же. И зря я с вами делюсь чем-то сокровенным.

— Не зря. — Он снова обдал её тем взглядом, в котором читалось его превосходство над этим миром и Таей конкретно. — Семен Васильевич так выглядит на моей памяти лет пять так, если не больше. Знаете, что в онкологии, если за пять лет нет рецидивов рака, то больной считается выздоровевшим?

— До чего вы… — Тая не нашла подходящее слово.

Зимовский пришел ей на помощь:

— Всезнаист? Раздражающ? Противен?

— Эгоистичен.

— Я думал — неэмпатичен. Это сейчас модно говорить, когда не льешь слезы, а говоришь правду. Таисия Саввовна, простите, если чем обидел. Я, действительно, неэмпатичен и строю теории заговоров там, где их нет. Знаю. Прошу заранее простить.

Он остановился у своей машины:

— Вас повезти до дома? Или в город?

— Спасибо, не надо. Я еще прогуляюсь.

Она замерла, не зная, говорить ли о втором сне?

Зимовский бросил на неё раздражающе-понимающий взгляд:

— Еще были какие-нибудь сны, Таисия Саввовна?

— Лис-мадмог… — осторожно сказала Тая.

Зимовский оперся спиной на машину, даже глаза прикрыл.

— Конкретнее?

— Это был короткий сон. Где-то в развалинах, видимо, у кирзавода, на спину магмоду упал железный лист, не давая сдвинуться. Он пытался выбраться из-под него, но колыбельная не давала.

— Когда вы засыпали, колыбельная звучала?

— Нет. Она была только во сне.

Зимовский непонятно кому кивнул, открыл глаза и позвал:

— Владимир!

Тот, видимо привычный к манерам своего начальства, уже держался поблизости.

— Слушаю, Илья Андреевич.

— Магмод лис среди наших перепивших был?

— Не помню. — Владимир нахмурился, достал из кармана небольшой электронный блокнот и принялся быстро просматривать записи.

Зимовский вздохнул:

— Вот и я не помню.

Владимир нажал кнопку отключения блокнота:

— Никак нет, не было, за этот год во всяком случае, ни несчастных случаев, ни заявлений о пропаже магов в модификации лис.

Мужчины выразительно замолчали. Тая ждала их решения: если не помогут с поисками, то она сама пойдет, только и всего. Зимовский сухо сказал:

— Нет тела — нет дела, Таисия Саввовна. Тут я бессилен. Направлять на поиски тела из сна людей, отрывая их от службы, я не буду. Да и сами знаете, что летом тела весьма запашисты — если бы в промзоне кто-то умер, там дико бы воняло. Магмоды точно учуяли бы — они любят добираться в поселок через промзону, сокращая путь до дома.

— То есть, ты… Вы закроете на это глаза, — резюмировала долгую речь Зимовского Тая. Он покосился на Владимира:

— Иди. Свободен, — и только потом он посмотрел на Таю: — И почему, грибочек, ты появилась именно сейчас? Не могла приехать после визита императрицы? Сейчас мне несколько не до поисков приснившегося тебе тела. Сон — не слишком весомый повод для поисков. Если ты прекратишь меня бояться или злиться на меня, то ты это поймешь. У нас нет даже заявления от родственников. Я бессилен, понимаешь? Повторюсь: нет тела…

Она мрачно закончила за него:

— …нет дела. Очень удобно.

— Давай ты мне статистику по убийствам будешь портить после визита императрицы? Она уедет — я тебе лично всю промзону носом изрою, а пока… Даже твои голубые, почему-то, глаза не спровоцируют меня на подвиги. Кстати, почему глаза голубые?

Тая солгала — вот уж не думала, что он помнит цвет её глаз:

— Это линзы.

Он подался к ней, всматриваясь в глаза:

— И в этих линзах летят снежинки.

Тая скрипнула зубами:

— Интерактивные линзы! — Она вернула разговор в прежнее русло статистики убийств: — то есть пока вы будете подделывать, да?

— Кого? — озадачился Зимовский, подаваясь назад.

— Статистику.

— Научишь?

Тая скривилась.

— Ладно, ладно. Пошутил неудачно, Таисия Саввовна. Вы, главное, еще чего во снах не увидьте, а то позора не оберусь перед императрицей.

Глава седьмая, в которой Тая узнает тайну Вероники

Тая понимала трусливо-осторожную позицию Зимовского. С одной стороны — он пошел ей навстречу и проверит на совпадения с колыбельной похожие несчастные случаи, с другой — искать магмода-лиса он не собирался, хотя у него есть для этого люди. У него визит императрицы на носу, сейчас самое время заметать пыль под коврик, а не выбивать его при всех, ища пропущенные убийства. То, что это были именно убийства, Тая не сомневалась. Понять бы, зачем эти смерти были нужны. Она никогда не слышала, чтобы убивали с помощью колыбельной. Хотя если человек пьян, еще и вхлам, то ему, чтобы заснуть смертельным сном, колыбельной за глаза хватит. При полной неподвижности и температуре ниже семнадцати градусов, а по ночам тут столько и бывает, легко можно умереть от переохлаждения. С Зимовским Тая была согласна: списывать все на ненависть к магмодам глупо. Тут что-то иное. Хотя случай с ОТК намекал, что все возможно. Его полиция скрутила и увезла прочь из клуба только за ту самую ненависть к магмодам. Может, ему тоже колыбельная предназначалась. Зимовскому точно такое нельзя говорить: его подчиненные могли быть замараны в деле с колыбельной — звучала-то она на полицейской волне, и этот случай с ОТК… Очень удобно — с полицией не спорят даже магмоды.