Бои местного значения (СИ). Страница 40

— Гэть!.. Да ты поднимайся, тварюга жадная, поднимайся…

Брюхо приказчика от хорошего пинка подпрыгнуло вверх, потом ринулось обратно, да с такой силой, что коленки у болезного не выдержали и подкосились. А может и потому, что я куда-то там удачно попал…

— Чем его трогать, с…ка, лучше об меня кулаки почеши! — Слышится злой выкрик от лежащих. Кто-то из диверсов дёргается «прекратить недозволенные речи», но машу рукой, типа, — не надо. Пинаю груду мяса ещё пару раз и иду смотреть, кто ж там такой громкий нашёлся… Ага, Ванька-дебил оклемался.

— Думаешь, мне интересно будет тебя по косточкам разбирать?

— А ты спробуй!.. Понравится!..

Лежащий на земле зло сплёвывает на мой сапог, чтобы обратного пути мне уже не было. Наглый… В себе уверенный… Значит, чего-то там знает и умеет. Или думает так. Вот и повеселимся!..

Один из казаков разрезает верёвку на руках и детина поднимается, растирая запястья.

— А чё будет, ежели побью?

Нет, точно наглый. Не стоит вот так радостно бежать впереди паровоза.

— Отпустим всё ваше стадо, нахрен вы кому нужны. Только побей сначала…

Бугай отвечает мгновенно. Две размашистые плюхи, скручиваясь, принимаю на «кошачьи лапки», неожиданно последовавший лоу-кик смазываю, двигаясь к противнику, а не разрывая дистанцию, и с разворота правым крюком попадаю в солнечное сплетение. Стою, жду секунд десять, пока этот клоун очухается… Он уже в стойке… Плюха… Плюха… Ах ты ж, с…ка! «Вилкой» в глаза⁈.. Отдёргиваю голову, скручиваясь по часовой, правая подхватывает руку противника снизу, левая, заехав по пути локтем в висок, фиксирует запястье сверху, большие пальцы — на кентосы мизинца и безымянного, разворот обратно, руки по дуге от себя и вниз. Ой, кажись, там чё-то хрустнуло… Широко известный в узких кругах рычаг руки наружу. Судя по сдавленному стону, — удачный, противник даже не пытается подняться…

— Вань, посмотри его. Там, по-моему, лубки нужны. — Поворачиваюсь к нашему доку, затем говорю стоящему рядом диверсу. — Подстрахуй.

Пока наш «Айболит» занимается горе-богатырём, стою и думаю, что делать дальше. Тащить их обратно, предъявлять полиции по обвинению в контрабанде, попытке изнасилования и нанесении тяжких телесных?.. Потеряем время, засветимся перед местными властями, да и дело, скорее всего, потом рассыплется. Наверняка купца, его приказчиков и прочую челядь там знают и не упустят возможность сделать свой маленький гешефт… Перебить сначала бутылки, потом обозников?.. Отрихтовать им мордочки есть за что, кое-кому и по мужской гордости пройтись надо бы, но множить на ноль?.. Не-а… Оставить всё как есть?.. Ну-у, наверное — да, придётся… Только пару штрихов добавить…

— Так, мил человек, оставаться тебе тут, думаю, оченно неохота. — Присаживаюсь рядом с крестьянином, возле которого уже хлопочет отвязанная девица. — Мы сейчас пойдём до следующей полянки, это — полторы-две версты дальше по дороге. Хочешь — поехали с нами? Переночуете там, утром на какой-нибудь попутный обоз подсадим… Не боись, ни тебя, ни твою дочку никто и пальцем не тронет, слово даю… Да вот тебе крест святой!.. — Правильно истолковываю его хмурый взгляд и молчание. — Если согласен, собирай свои манатки и дуй к нам… Да, и деньгу за проезд у этого кабана забери… Отдаст он, всё отдаст, ещё и добавит за моральный ущерб. Сейчас с ним договоримся…

Возвращаюсь к приказчику, уже взгромоздившемуся с грехом пополам на своё брёвнышко в сильном душевном расстройстве.

— Значит так, свин помойный, мы сейчас уходим, ружьишки свои заберёте возле дороги. Как мы до неё доберёмся, можешь своих шестёрок развязывать. Деньги, что за проезд взял с мужика, вернёшь прямо сейчас, да сверху четвертной положишь… Ты со мной ещё спорить будешь⁈.. Я ж тебя, урода, прямо сейчас по частям на этой полянке и прикопаю! Что значит — «Не надоть»?

У мужика сын воевал, не чета тебе, таракану запечному, пузо на перинках отращивавшему. За то Великий князь Михаил ему и другим солдатам-окопникам землю дал и всё остальное. А ты, получается, супротив указа и воли Регента Империи пошёл, веселуху тут учинив. Вот и будет тебе «По Сеньке и шапка»… А то я ведь сейчас своим подмигну, они вам глотки на раз-два перехватят. А водяру мы и сами найдём кому сплавить… Усёк?.. И запомни, крепко запомни, — не приведи Господь тебе ещё раз мне на глаза попасться…

Глава 22.

«Спасёнышей» подсадили к Тимохе с Алёной, там им спокойней будет, — вроде, как коллеги в некотором смысле, вот и есть о чём потолковать. Так оно и получилось. На стоянке они скучковались своим кружком, что-то оживлённо обсуждая. Да и сам мужик повеселел, ему сверху тот боров аж полсотни отслюнявил, видимо, опасаясь, что он с моей подачи может к господам из ОКГБ сунуться. Ну, в принципе, — вполне достойная плата за среднюю отбитость организма и отшлёпанную задницу дочери.

Быстренько разбили лагерь, поужинали приготовленным нашими «кухарками» кулешом с копчёной свининкой и завалились спать. Естественно, кроме костровых-часовых. С летающей гадостью разобрались с помощью очередной фишки академика Павлова. Этой чуть маслянистой жидкостью по заверениям Ивана Петровича следовало смочить любой кусок ткани, и все кровососущее население облепляло его и наслаждалось своим вампирским счастьем до самого утра, не обращая внимания на какие-то там теплокровные организмы. Поэтому развешанный на колышках между телегами пяток отслуживших установленные сроки портянок отлично решил проблему. К тому же народ решил ночевать в палатках, которые и поставил с завидной поспешностью.

Но выспаться было не суждено. Меня тихонько хлопают по ноге, сажусь и выслушиваю доклад шёпотом от очередного бдящего:

— Командир, смотрят за нами.

— Кто? Где?

— От дороги. Человека два, может три.

— Буди Сашку, пусть он глянет.

Боец исчезает, а я вылезаю из-под полога, старательно делая вид, что очень нужно сбегать до ветру. Через минуту подползает «наш ПНВ», один из снайперов, светловолосый и голубоглазый крепыш Александр Суровцев. У человека врождённое ночное зрение, видит, как кошка. Ставлю ему задачу и вместе с другим диверсом он исчезает в темноте, а мне приходится изображать «дежурного по пепелищу».

Минут через десять они появляются и Сашка подтверждает, что шесть наглых и бесстыжих глазёнок смотрят, как мы почивать изволим.

— Саш, поднимай свою тройку, и спеленайте их. Только очень тихо. Мало ли кто ещё вокруг шарится…

Небо на востоке начало светлеть и наливаться сиренево-розовым, когда к костерку подтащили двух связанных мужичков, судя по одежке — охотников. Вроде бы чужие, не те, с кем вечером схлестнулись. Рядом кинули две охотничьи «тулки» и мосинский карабин.

— Одного кончить пришлось, иначе бы шумнули. — Отвечает на немой вопрос один из «призраков».

М-дя, не повезло бедняге. А с другой стороны — спал бы сейчас себе спокойненько у какого-нибудь костерка, глядишь, и жив бы остался. Разведгруппа в тылу свидетелей не оставляет. Особенно таких…

— Добро. Поупражняйтесь, ребятки, в полевых допросах. Очень уж интересно, что за гости к нам пожаловали. — Даю ценные указания, залезая в карман за портсигаром…

— В банде четырнадцать человек. В основном — беглые каторжане. Девять… Восемь винтовок, три охотничьих ружья. Обитают отсюда вёрст за двадцать где-то в тайге на заимках по пять-шесть человек. Атаманит какой-то Разгуляй, он с маузером хитрым шастает. К нему купчик один иногда подкатывает, на обозы наводит. В этот раз — так же. Нас заметили, когда сюда шли. Атаман эту троицу оставил на стрёме, чтобы последили. Накроют тех, потом к нам сунутся. — Суровцев кидает окурок в угли. — Что делать будем, Командир?

— Когда должны напасть?

— Сказали, чуть более рассветёт, — и начнут.

— Тихо поднимай наших, Бура — сюда…

Снайпер, понятливо ухмыльнувшись, исчезает в темноте, вскоре возвращается с Буртасовым.

— Ну, что, Илья Алексеевич, ты уже в курсе?

— Да, по дороге рассказали.