Утилитарная дипломатия (СИ). Страница 11

Кристиан стянул ботинок с узкой ноги и начал аккуратно разминать стопу. Сверху раздался глухой стон. Судороги часто проходят снизу-вверх, и разминать их стоит также. Медленным, восходящим массажем.

– Потерпи, станет легче.

Герцог добавил силы в ладони, делая их теплее.

– Знаю…

Она отложила трость, уперлась локтем в рабочий столик и прикрыла лицо рукой, пытаясь спрятаться.

Последний раз они виделись на Перелом, когда в столице все немного успокоилось, и у него появилась возможность ненадолго сбежать, прихватив с собой проектор и новый фильм.

Тогда они сидели вдвоем в темном зале загородного поместья и смотрели сменяющие друг друга картинки на белом полотне. Почти не говорили, но голова ее лежала у него на плече, а щеку щекотали кудряшки, от которых пахло яблоками. Ульрике еще не могла долго ходить и быстро уставала, но уже хотя бы не билась в истерике от собственной беспомощности.

Восстановление шло тяжело. Пусть Ивон и забрала почти всю тьму, и продолжала забирать ее после, помогая лекарям, повреждения оказались чудовищными. Разрушенные позвонки и суставы, поражения внутренних органов, атрофия мышц и нервов.

В первую их встречу осенью Ульрике запустила в него подносом с едой, а потом упала на подушки и разрыдалась. Лекари вызвали его именно потому, что она отказывалась есть. А энергетическая подпитка не могла возместить отсутствие пищи. Для восстановления требовалось задействовать все ресурсы организма.

– Я тебя ненавижу! Все из-за тебя! Лучше бы я умерла!

Фройляйн Бистром не хотела жить так. Прикованной к постели. К сиделкам. Зависимой. Слабой.

И ему пришлось пообещать, что восстановление будет полным. Что она будет ходить. А если нет…

Кристиан вздохнул, подбираясь пальцами к колену и даже сквозь ткань чувствуя сведенную, натянутую мышцу. Ульрике скрежетала зубами от боли, но молчала. А растереть было необходимо, иначе ночью она не сможет уснуть, и завтра станет хуже.

Он накрыл ладонью бедро, ощущая почти исчезнувшее эхо чужой тьмы. Сила Ивон и того подонка, который скрылся, прихватив с собой изобретение Герхарда. Эту кость лекари собирали почти по песчинкам.

– Вы не понимаете! Проще отрезать ногу, чем собрать ее! У нас не хватит сил!

Знакомый лекарь потел и протирал лоб платком, пытаясь донести до него очевидное.

– Сколько нужно?

– Ваше Высочество, это невозможно!

– Не сможете вы, смогут другие.

Они смогли. Восемнадцать часов. Четыре опытных лекаря-водника. Хирург из Императорского госпиталя. Ивон. Шесть медсестер, сменяющих друг друга. И вся кафедра водных магов из Академии, стоявшая на подпитке по приказу императора.

– Чудо, что она выжила. Артефакты просто рассыпались от воздействия, но ее спасли.

Старый артефактор разглядывал все, что смогли опознать как останки драгоценностей и снять с Ульрике.

– Сможете восстановить комбинацию защиты? Нужно понять, насколько он силен.

– Я сделаю, что смогу, Ваше Высочество, но это… будет долго.

– Я подожду.

Кениг два месяца почти не спал, гоняя агентов, чьи ряды заметно поредели. Кто-то не выдержал повторной проверки, кто-то поспешил сбежать от столь ретивого руководителя.

На их место пришли другие. Те, кто потерял близких во время нападения на дворец или из-за беспорядков в столице.

– Мы не знаем, кто он. В гарнизон должен был прибыть выпускник Военной академии Божена. Судя по свидетельствам проводников, в поезд он сел, а вот кто вышел в столице…

– Что говорит Академия Шести Элементов?

– У них он не учился. Никого даже близко похожего по профилю силы.

– Значит, у нас неучтенный темный маг, укравший изобретение Герхарда, покинувший страну и еще никогда здесь не появлявшийся. И все, что мы знаем, только описание внешности, и что он силен…

Генрих-Иосиф кашлянул и отвел взгляд.

– А еще он знал о Сантамэль.

Да, история о родовом символе, оказавшимся не просто закорючкой, начертанной Арминием на холсте, стала неприятным сюрпризом. Как и редкая возможность ее применения, приводящая к смертельным последствиям для добровольцев.

Всех магов, рискнувших напасть на дворец, опознали как слабых и зарегистрированных. В Академии они прошли укороченный теоретический курс и были пристроены на невысокие должности по конторам, отправлявшим запросы. Все как обычно. Никаких осложнений или нареканий. Вот только сами маги оказались недовольны таким положением и купились на сомнительное предложение увеличить свои силы. Судя по смутным описаниям от коллег и семей погибших, удалось понять, что предложения им делал все тот же неизвестный темный. Но откуда он мог знать?

Все ниточки вели в императорский архив, и Георг отдал указание перетрясти его сверху донизу, составить каталог, поднять книги учета и обозначить все документы, которые могли из него пропасть. И когда…

Работа была объемной, и к ней привлекли секретаря Герхарда…

– Спасибо, – облегченный выдох Ульрике вернул его в реальность.

Прошедшие месяцы были долгими. Слишком долгими.

– Я скучал, – признался Кристиан, продолжая поглаживать бедро. Без всякого подтекста, просто по инерции.

– Даже теперь? Я ведь была ужасна.

– Ты и раньше бывала ужасна. Это же не повод не скучать. Может быть, мне не хватает скандалов?

Шутка вышла неловкой, но раньше она обязательно бы ее поддержала, и они бы посмеялись. Сейчас же его рыжее счастье вздохнуло, а потом тонкие пальцы зарылись в его волосы, перебирая пряди. Кристиан повернул голову и боднул ее ладонь, ловя мимолетную ласку.

Ульрике молчала, и он тоже. Но становилось легче. И весь ужас прошедших месяцев медленно отступал.

– У тебя стало больше седины, – заметила она.

– Я вообще не молодею. Скоро стану стариком, и ты меня бросишь.

– И стану единственной женщиной, которой это удалось…

Все-таки пошутила. Пусть и невесело.

– Уже не единственной. Ивон хочет развод.

Бывшая воровка замерла, пальцы в волосах напряглись, а потом она потянула за пряди, заставляя его запрокинуть голову, и заглянула ему в глаза.

– Это шутка?

– Нет. Не шутка. Моя жена желает свободы.

Голубые глаза потемнели как грозовое небо, а зрачки превратились в точки. Брови сошлись на переносице, предвещая бурю.

– Она жалеет меня? Или это дурацкий акт благородства?!

Кристиан глухо рассмеялся, испытывая странное облегчение. Кричит, значит, выздоравливает.

Он неловко освободился и поднялся, опираясь на кресло и продолжая смеяться.

– Что смешного?! Кристиан!

– Прости. Нет, Ивон думает не о тебе, а о себе. По ее словам, она устала быть обузой и кандалами на моих руках. Хочет стать самостоятельной.

– Самостоятельной?! – Ульрике набрала воздух, но затем вместо крика медленно выпустила его сквозь зубы. Ее отношение к Ивон явно улучшилось. – Почему сейчас?

– Не хочет мешать новой императрице. Свадьба будет через месяц, документы на развод как раз подготовят. Все разъедутся на лето, Ивон тоже уедет, а когда начнется осень, все уже будут обсуждать что-то другое.

Бывшая воровка покачала головой, словно отказываясь верить. Вздохнула снова.

– Твоя жена умеет удивлять. Я начинаю думать, что ошибалась на ее счет.

В ее устах это звучало высшей похвалой.

– У тебя еще будет время все обдумать. А теперь идем. Тебе нужно отдохнуть.

Конечно, она собралась возразить. И даже вскинулась. Но усталость брала свое. И, покосившись на трость, Ульрике предпочла опереться на его руку. А на лестнице почти повисла на нем, преодолевая ступеньку за ступенькой. Медленно, но верно.

Герцог не стал заикаться о том, чтобы перенести спальню на первый этаж. Как и о том, чтобы взять ее на руки. Есть решения, которые нужно принимать самостоятельно. И смирение с новыми обстоятельствами жизни – одно из них.

В спальне он усадил ее на кровать. Ульрике тяжело дышала, а в свете ночника стала заметна испарина на лбу. Дорога утомила его счастье больше, чем казалось.