Гасконец. Том 1. Фландрия (СИ). Страница 48

— И что, мы просто вернемся назад, обойдем половину города и швырнём бомбу в зданием?

— Нет, Шарль, не что ты, — усмехнулся де Порто. — Я обойду здание, а вы втроём выпрыгнете из люка и добьёте выживших.

— А что, если Лорка, или как там его, уже улизнёт? — почесал переносицу д’Атос.

— Я не думаю, что он решится бежать из города, — задумчиво произнес Анри д’Арамитц. — Это же форменное самоубийство. Для его чести и карьеры точно. Лучше в плен.

— Он хочет перегруппировать верные ему силы? — спросил я. Мушкетёры задумались. Первым кивнул д’Арамитц:

— Я бы сделал то же самое. Исаак, ты что, карту всего города вызубрил?

— Конечно, — де Порто самодовольно усмехнулся. — Вам бы тоже не помешало, щеглы.

— Не у всех такая голова, — хмыкнул д’Атос.

— Воистину, когда Господь раздавал добродетели, вам достались и сила и ум, — улыбка д’Арамитца была скорее насмешливой, и не слишком соответствовала его словам.

— Ха! А вам лихость и хладнокровие, одновременно, — де Порто всё-таки позволил себе тихий смешок. Затем он перевёл взгляд на д’Атоса:

— Чудны дела Господни. Всякая живая тварь соткана из противоречий. Малец получил буйный нрав и тишайший шаг.

— А что Шарль получил? — кажется, д’Атос не обиделся.

— Болт в плечо и письку до колена! Хватит уже друг дружку облизывать, у нас испанцы над головами, — отмахнулся я.

Мушкетёры не слишком то повеселели с моей шутки.

— И так, Исаак, — продолжал я. — Галантерея подходит для того, чтобы перегруппироваться там?

— Ага. Но что-то руки у меня уже начали уставать, к чему ты клонишь? — ответил де Порто.

— И как ты проберешься через толпу испанцев с бомбой?

— Двориками. Когда услышите взрыв, врывайтесь. Хорошей охоты, месье. Если кого не увижу живым, уши надеру, — усмехнулся мушкетёр.

Я хотел было сказать что-то в ответ, но видимо неправильно шевельнул рукой и смог только сжать зубы. Злой брат-близнец Арамиса и малолетний Атос стояли молча и смотрели вслед удаляющемуся гиганту. На сердце было неспокойно. Прошла минута, другая.

— Как думаете, месье… как он будет с бомбой, по приставной лестнице подниматься? — спросил вдруг д’Атос.

— Веревкой обвяжет? — предположил д’Арамитц. Я пожал плечами.

— В зубы возьмёт.

Снова последовали тихие и усталые смешки. Битва за Бапом, казалось, длилась уже целую вечность.

— Сколько у нас времени, как думаете? — спросил я.

— Минут пятнадцать. Из Исаака бегун не важный, — ответил д’Арамитц.

— Тогда, пожалуйста, Анри, — взмолился я. — Вырежьте чертов болт, пока я сам этого не сделал.

Оставшиеся мушкетёры переглянулись. Потом гугенот кивнул и я с облегчением осел на землю. Атос держал надо мной фонарь, так, что глаза слезились. В руках у д’Арамитца блеснул кинжал. Я хотел было попросить какую-нибудь деревяшку, чтобы как в кино, зажать между зубами. Но д’Атос уже поднес к моим губам флягу и пришлось пить. Это определённо было не вино. В лучшем случае, какой-то настолько ужасный вид голландского вина, что глаза у меня стали слезиться ещё сильнее. Хуже того, мне хватило глупости ещё и вдохнуть носом запах, отчего рана в плече вообще перестала казаться мне проблемой.

Когда я, откашлявшись, оглядел своих товарищей, д’Арамитц уже прижигал рану порохом.

— Что, уже? — успел сказать я, прежде чем д’Атос зажал мне рот. Я помнил, что испанцы наверху, так что сдержал крик боли. Арман убрал руку и я быстро задышал, приходя в себя. Сжал и разжал кулак. Штангу я, конечно, не подниму, но рука слушалась. Боль оставалась, но её можно было терпеть.

— Спасибо, Анри. Ты чудотворец.

— Я же говорю, — усмехнулся гугенот. — Господь явно тебя любит, Шарль.

Я кивнул, а потом кто-то наверху закричал. Через мгновение, земля содрогнулась, на нас посыпалась грязь. Звук дошёл до меня чуть позже. Уши заложило, пыль застилала глаза, и мы бросились к лестнице.

Я лез первым, черт его знает почему. Не то, чтобы мне прям горело геройствовать. Скорее, беспокоился за де Порто. Зажал шпагу в зубах — это помогло, к тому же, не скулить от боли, используя раненую руку.

Взлетел по деревянным перекладинам. Распахнув люк, обнаружил больше полудюжины испанцев и разгорающийся пожар. Здание было двухэтажным, балки горели, часть надломилась. Кажется, наш здоровяк смог швырнуть бомбу на второй этаж.

— Каналья! — вырвалось из моего рта и ближайший ко мне противник обернулся. Слишком поздно — я уже вонзил шпагу точно ему в сердце. Но эффект неожиданности был утерян.

Д’Арамитц выпрыгнул из люка, словно настоящий Сатана. На всякий случай уточню, что использовал правильный глагол — он не вылез, как только его шляпа показалась над полом, этот чёрт прыгнул прямо с лестницы, вверх!

Молитвы гугенота, видимо, были куда сильнее старой доброй физики. Глаза его сверкали недобрым огнём, в то время как на лице не было видно ни единого человеческого чувства. Холодный и пустой, словно сама смерть, д’Арамитц метнул кинжал в того испанца, что уже спешил ко мне. Бросок был красивым, как с картины. Кинжал, предсказуемо, чуть не вонзился мне в бедро и пролетел пару метров, до ближайшего кресла.

— Да Боже мой, Анри! — взвыл я, отражая выпад подбежавшего испанца. — Что у вас со зрением!

— Не произносите Его имя всуе, — пожал плечами д’Арамитц, нападая на двух противников сразу. Его шпага двигалась так быстро, что воздух звенел громче, чем сталь. Не успел один его враг отвести оружие для нового выпада, как гугенот уже заколол второго.

Мне везло чуть меньше. Мой единственный, пока что, испанец, наседал яростно и с умом. Он явно заметил кровавое пятно на моём плече и всё время целил именно туда. Я старался перемещаться, боком не открывая врагу ни грудь, ни раненой руки, но выходило скверно. К тому же, противники нас быстро окружали.

— Оставьте мне парочку, месье, — крикнул выбравшийся из люка д’Атос и поспешил мне на помощь.

Двое испанцев всё ещё были оглушены взрывом и быстро пали от рук моих товарищей. Я, к тому времени, успел лишь ранить своего — но ранить серьёзно, разодрав бедолаге живот. Оставалось ещё четверо, по одному на нас с д’Атосом и двое для д’Арамитца.

Кажется, гугенот наконец-то начал уставать. Или нашел достойного противника. Пара испанцев не просто кружила вокруг него, норовя любой ценой зайти за спину мушкетеру. Они ещё и не спешили открываться, не спешили бросаться в бездумную атаку. Только отражали его неистовые и молниеносные выпады, и всё танцевали и танцевали.

Атосу повезло меньше всего — хотя он сам виноват. Парень бросился на здоровенного, выше нашего де Порто, детину. Тот держал в каждой руке по шпаге, к тому же, и руки у него были куда длиннее, чем у Армана. Он носил чёрную форму, со множеством таких же черных парчовых узоров. В его двуугольной шляпе было столько ярких и экзотических перьев, что ясразу понял: это какая-то шишка. Я хотел было прийти Арману на помощь, но мой подранок ещё не был готов сдаваться.

Решив, видимо, что терять ему уже нечего, испанец бросился на меня, сокращая дистанцию и почти не защищаясь. Я отступил на шаг, принял выпад на шпагу, отвёл в сторону. Но всё равно подпустил врага слишком близко.

Испанец пнул меня ногой в колено и я с воплем опустился на него. Шпага поднялась над моей головой, один точный укол в шею должен был окончить мою жизнь. Но испанец пошатнулся и повалился в люк. Я приподнялся. В дверном проеме дома, уже объятого пламенем, стоял покрытый сажей и кровью де Порто. Оружия у него уже не было, зато в руках оставалось несколько увесистых булыжников.

— Их оказалось больше, чем я рассчитывал, — сказал здоровяк и метнул камень в испанца, что теснил бедолагу д’Атоса. Булыжник прилетел тому в затылок, но громадина даже не шелохнулась. Времени прохлаждаться не было и я набросился на него сбоку.

— Трусы, — зарычал тот, умело отражая наши удары. Он мастерски орудовал двумя шпагами, они словно жили своей жизнью. Никак нам не удавалось хотя бы поцарапать его, хотя сам д’Атос уже был в седьмом поту.