Гасконец. Том 1. Фландрия (СИ). Страница 30

— Вам не кажется, мой друг, что испанец слишком жесток к этой женщине? — спросил я мнение Арамитца.

— Его друзья погибли.

— Его друзья солдаты, а она нет.

— Ох, узнаю школу софистики Исаака, — от ледяного смеха злого Арамиса у меня даже мурашки пошли. — Крестьяне должны сеять, солдаты должны умирать.

— Там, откуда я родом, считают, что солдаты должны защищать, — горделиво вскинув подбородок, ответил я. Признаюсь, мой голос прозвучал куда холоднее и грубее, чем следовало.

Злой Арамис не сразу ответил. Он осмотрел берег реки и трупы, что мы оставили на нём. Закусил на секунду губу, потом повернулся к плачущей женщине. Только потом кивнул.

— С этим я ещё готов согласиться, месье.

— Перед тем, как я попробую спасти жизнь этого несчастного, — я указал шпагой на связанного, — посредством бессовестного подкупа. Могу ли я задать вам вопрос, Анри?

— Мы с вами, как говорит в таких случаях Исаак, без пяти минут друзья.

— Он всем так говорит? — я почти обиделся.

— Только тем, в ком видит потенциал. Правда, прошлый его протеже умер неделю назад, вызвав на дуэль не того человека.

— И много у него протеже?

— Он ведь близок с моим дядей, и может быть, займёт его место рано или поздно, — пожал плечами мушкетёр. — Если проживет достаточно долго. К тому же, сам дядя скоро вернётся в Париж и ему нужны доверенные люди.

— Зачем?

— Париж полон грязи, Шарль. Полон заговоров. Без доверенных людей никак, а де Порто отлично подходит на роль человека, способного… выполнить пару деликатных поручений.

— Вернуть утерянные подвески королевы?

— Не понимаю, о чем вы, но звучит ужасно, — усмехнулся Арамитц. — На самом деле, я имел в виду что-то в духе спасения ценных пленников или похищения секретных вражеских писем.

Он замолчал, продолжая улыбаться. А я решил сменить тему:

— Анри, мне говорили, что вы отличный дуэлянт. Но пистолеты! Клянусь, такого мне еще никогда не приходилось видеть. Я тоже обожаю этих маленьких сорванцов, но ведь они же совершенно неприцельные! А вы положили три цели с трёх выстрелов!

— Простите? — мушкетёр меня кажется не понял.

— Как вы научились так с ними обращаться? Так хорошо стрелять.

Анри улыбнулся. Снова по-человечески, а не как маньяк из «Молчания ягнят». А потом даже тихо рассмеялся:

— Шарль, они стояли очень близко друг к другу. А я всё это время, понимаете, все три раза, целился в вашего пленника. Их главаря!

Я так и не понял, он шутил или говорил всерьез.

Арамитц ещё раз улыбнулся и направился, к моему удивлению, в сторону плачущей женщины. Присел рядом с ней на корточки, начал тихо успокаивать. Не гладить или как-то тянуть руки, а просто говорить что-то тихо и вкрадчиво. Я же отвёл в сторону блондина, убрав в ножны шпагу.

— Приятель, — усмехнулся я, усаживая испанца на землю. — Ты знал имена своих товарищей?

— Что за вопрос, конечно! — огрызнулся тот.

— И сможешь найти их семьи?

— Что? — испанец посмотрел на меня, как на умалишённого. — К чему ты вообще?

— Я дам тебе по дублону за каждого убитого, — спокойно ответил я. — Чтобы ты позаботился об их семьях. И отведу тебя к О’Нилу, если хочешь продолжить службу. Правда, я думаю, он точно уже устал от этой войны.

— Зачем?

— Ты же из Бапома, приятель.

— Просто убей меня.

— Бапом падёт, — продолжал я. — И тогда погибнет куда больше людей. Или ты покажешь нам ваш тайный ход в крепость, и мы сделаем все очень быстро и с минимальными жертвами.

— Пошёл к чёрту, — блондин закрыл глаза.

Я вздохнул, уже готовясь к следующему раунду переговоров, когда меня отвлёк Арамитц.

— Боюсь, Шарль, — сказал он, указывая на крепость. — Мы опоздали.

Глава 15

Я посмотрел на Бапом. Повернулся к д’Арамитцу — мушкетёр хищно улыбался, тоже обозревая крепость.

— Слышите горн, друг мой? — сказал он. — Его Величество проснулись.

— Я ничего слышу! — ответил пленный так, будто бы Арамитц обращался к нему.

— Переговоры начались, — со вздохом сообщил Анри. — Через час или два крепость сдадут и нам не достанется славы, Шарль.

Он снова вздохнул и тогда я понял, что это фарс. Представление, которое Арамитц разыгрывал специально для пленника.

— Верно, — с притворной грустью в голосе сказал я. — Всё зря, сдаться Королю даже почётнее, чем…

— Вы с ума сошли, оба! — почти закричал блондин. — Я ничего не слышу!

— Бедняга почти потерял слух от выстрелов… — покачал головой Анри. — Но, Шарль… Боюсь, этот пленник нам больше не нужен…

— А ведь верно, — согласился я, поворачиваясь к испанцу. — Месье, вы достойно сражались. Поэтому я позволю вам похоронить ваших друзей, прежде чем вас убить. И, конечно же, вы можете прочитать молитву. Для меня было честью встретиться с вашим отрядом.

— Вы безумцы! — блондин бешено вращал глазами.

Я с невинным видом спросил:

— У вас есть лопата?

— Какая лопата⁈

— Чтобы похоронить этих сеньоров, — я указал рукой на шесть бездыханных тел. — У нас самих нет времени на это, а они заслужили погребения.

— Но ты… вы! Ты обещал каждому по дублону, и что я останусь жив!

Анри подошёл к нам. Его шпага уже покинула ножны. По лицу злого Арамиса блуждала улыбка чудовища: наполовину печальная, наполовину кровожадная.

— Ситуация изменилась, месье, — сказал он. — Но мой друг человек нового времени. Такой гуманный! Клянусь, будь я на его месте, то просто зарезал бы вас, безо всякой молитвы.

Я с уважением посмотрел на мушкетёра. Будучи хищником, он слишком хорошо знал, как работает сердце жертвы. Блондин хотел жить, мы все это понимали. Даже если суждено погибнуть, он надеялся умереть с честью за правое дело. Д’Арамитц же растоптал эту надежду, его ложь в одно мгновение превращала достойную смерть в бессмысленную. Бапом сдастся без боя, а герой похоронит своих товарищей, а потом сам ляжет рядом с ними.

— Ладно, чертово вы семя! Я покажу черный ход, я вас отведу… — скривился блондин, борясь с отвращением и к нам, и к самому себе.

Он еще добавил какое-то сложное испанское ругательство, обвиняющее не столько нас с Анри, сколько наших матерей и их любовь к конкретному органу Дьявола. Но на дословный перевод моих способностей в испанском явно не хватало.

— Зачем он нам сейчас? Что толку от хода, если крепость скоро откроет ворота… — безразлично пожал я плечами.

— Чтобы я мог помочь семьям Крус, и Саведра, и Пас, и…

— Мы поняли, сеньор, — сказал я. — Если так, то показывайте дорогу. И я даю вам слово чести, что после этого заплачу вам и…

— И мне, — вдруг влезла в наш разговор женщина. — Я похороню. Мы с мужем похороним тела. Раз уж крепость всё равно перейдёт французам. Месье…

Анри рассмеялся. Нехорошо так, с угрозой. Если честно, мне эта постоянно «переобувающаяся» женщина тоже становилась всё более противной. Но я покачал головой, достал из кошелька несколько серебряных монет. Молча отдал их жене фермера.

— Я позову мужа и сыновей, — изобразив гримасу благодарности, сказала она. — Мы всех достойно похороним, хорошие будут могилки. Вот увидите, месье.

Она сразу же устремилась к ферме, побежала со всех ног. Даже не оглянулась на нас. Испанец в сердцах сплюнул на землю.

— Обещаешь, что не прикончишь её, когда я тебя отпущу? — спросил я. Тот лишь крепко сжал бледные губы.

— Даже мне такое сложно пообещать, — усмехнулся Арамитц.

— Знаешь, мой батюшка, когда с войны вернулся, так сказал: иногда мирняк хочется придушить, но они мирняк. За них и воюем, какими бы они ни были.

На самом деле эти слова говорил мне старший брат, а не батюшка. Но их суть от того не менялась.

— Ваш отец был образованным человеком, — очень грустно и на этот раз вполне по-человечески улыбнулся Анри д’Арамитц. — Человек старой закалки скорее сказал бы, что воюет за свою честь и, может быть, за Короля.

— Вы не такой, Анри?